Сад для бегонии - Сазанович Елена Ивановна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/27
- Следующая
При виде дорогих ему мест Локарева охватило возбуждение. Он даже потирал руки от удовольствия. И его светлые глаза лихорадочно блестели.
Он не солгал. Озеро действительно выглядело фантастично. Бирюзовая вода, в которой отражались солнечные блики. Белые лилии. Кругом шумит сосновый лес. И раздается звонкое пение птиц. И одинокая лодка слегка качается посередине озера. И целующаяся парочка в ней. Хрупкая девушка в ажурном купальнике. И здоровый мускулистый парень. Идиллия. Летнее утро. Запах сосны и лилий. Любовь.
– Красиво, – выдохнула я, не скрывая своего восхищения. – Неужели так бывает, Локарев? Ты только взгляни на них. Им нет ни до чего дела. Им не нужно скрываться, им нечего бояться. Им не нужно никого предавать и никого обманывать. Они существуют одни в этом вашем озерном мире. Наверно, как и вы когда-то с Мартой. И как это красиво! Ты только взгляни…
Локарев, казалось, окаменел. Его глаза неподвижно уставились через стекло в озерную даль на едва заметные силуэты. Его губы были плотно сжаты. Лицо побледнело. И он едва слышно прошептал.
– Этого не может быть… Нет, этого не может быть, – и он сжал кулаки.
Я не поняла. Почему сейчас. Этим летним солнечным утром не может быть любви.
– О, Боже! – он закрыл лицо руками. И покачнулся. – О, Боже, это она…
– Кто? – на всякий случай переспросила я. Хотя неприятное предчувствие кольнуло в моей груди.
– Это она… Моя Марта… Я не могу поверить…
Он оторвал руки от лица. Оно было мокро от слез. Я прикоснулась ладонью к его щеке.
– Не надо, Локарев… Прошу тебя, не надо, – я не знала слов утешений для плачущего мужчины.
– Она сказала, что едет в круиз… Она мне лгала. Но зачем? За что? Что я ей сделал? Я готов был ради нее… Нет. Это невозможно… Это просто невозможно, – он бормотал бессвязные слова. И слезы по-прежнему текли по его щекам.
Он выглядел жалким. Потерянным. В помятом грязном пиджаке. На котором застыли капли крови. Небритые щеки, синяки под глазами от бессонной ночи. Спутанные волосы. Потухший взгляд. От прежнего эстета и красавчика Локарева уже мало что осталось.
– Ну, прошу тебя, не надо, – я по-прежнему пыталась его успокоить. И довольно безуспешно.
– Что ты понимаешь! – выкрикнул он. Сверкая на меня озлобленным взглядом.
Ему непременно было нужно обозлиться на кого-то за свои неудачи. Под рукой как всегда за последнее время оказалась я. – Что ты понимаешь, соплячка! Подворотняя девка! Ничтожество! Что ты можешь знать о любви!
– Ничего, – честно призналась я. – Но я видела любовь других. И поэтому понимаю… Давай уедем, Локарев. Лучшее. Что мы сейчас можем сделать. Разбираться теперь – это глупо.
– Именно, глупо! Поэтому я не собираюсь бежать! Ты меня поняла! Я должен… Я должен все узнать! Понимаешь! Может, это ошибка! Я не знаю… Может, ну, недоразумение! Я не верю, что так можно поступать с людьми! Это наверняка какая-то ошибка.
Да уж. Ошибка. Я про себя усмехнулась. И подумала. Что это довольно трудно представить недоразумением. Горячо целующаяся парочка посреди белых лилий.
– Ну, может… – я пожала плечами, – может, она споткнулась нечаянно. А он ее подхватил. И силой поцеловал…
– Ты что – издеваешься! Мой лучший друг ее силой поцеловал!
Ах, вот оно что! Это еще и его честный, прямодушный дружок. У которого он пытался укрыться. Забавная картина. Благородная Марта. Читающая Сартра. И верный друг. Готовый в любую минуту протянуть руку помощи. Мне было жаль Локарева. Хоть он и был круглым идиотом. Он такого не заслужил.
– Мы сейчас пойдем туда, к нему. И подождем у него дома. Я должен все выяснить. До конца.
Пожалуй, он был прав. Во-первых, нам некуда было ехать. И во-вторых, лучше знать все. Иначе такие красотки как Марта. У которых к тому же здорово подвешен язык. Потом всегда найдут способ выкрутиться.
Мы оставили машину недалеко от озера. И прямиком направились в дом. Локарев уже не упражнялся в своих восторгах по поводу великолепия особняка. Ему уже было глубоко плевать на это великолепие. Впрочем, как и мне. Хотя я не могла не заметить, что дом превзошел все мои ожидания. Бежевый, с узорчатой дубовой дверью и шатровым крыльцом, огромные окна. Возле дома декоративный водоем с камышами – прекрасное дополнение к цветущему саду. И розарию. И запах от роз – такой нежный и сочный. Что я невольно потянулась к цветам. Чтобы вдохнуть их аромат. Но Локарев резко дернул меня за руку и поволок в дом.
Мы быстренько поднялись по парадной лестнице на второй этаж, по-видимому, в кабинет. Поскольку там было все. Что полагалось этому месту. Бюро из красного дерева для бумаг, кожаный диван, напольные часы, письменный стол. И главное – уйма книг в книжном шкафу. На книжных полках. Даже на старомодной этажерке. Много книг было небрежно разбросано на столе и полу, некоторые из них заложены. Хозяин явно рисовался. Желая показать, какой он умный и начитанный человек. Хотя я в этом глубоко сомневалась. Мои сомнения подтвердил Локарев. Хотя чуть раньше он бы это никогда бы не сделал. Но неприятности, как правило, учат соображать и рассуждать более трезво.
Локарев взял со стола заложенную в середине толстую книжку.
– Кант, – он скривился. – Да он в жизни не читал Канта. Перед Мартой пытается показаться умным и глубоко начитанным.
– Кстати, Даль объяснял слово кабинет – как тайник, потайное место, где следует предаваться одиноким размышлениям.
– Даль? – Локарев с любопытством посмотрел на меня. Но тут же решил. Что я случайно вычитала какую-то фразу из Даля.
– Твой друг, что – частенько предается одиноким размышлениям?
– Никогда, – уверенно заключил Локарев. – Он пьяница, бабник. И в одиночестве вообще редко пребывает. Обожает светские рауты и престижные тусовки. Плевать он хотел на философские размышления.
– А я слышала про него совсем другое…
– Мало ли что ты когда-то слышала! Я тоже верил в другое… Во всяком случае хотел верить. Я только видел перед собой мускулистого красавца с голубыми глазами. Меняющего каждый день пиджаки, как перчатки.
– А на самом деле он ничем не отличается от Кольки Мохнатого, – продолжила я мысль. – Только, напиваясь, как свинья, жрет не водку, а мартини. Закусывает не огурцом. А лягушкой. И не в подвале. А в модном клубе. Среди длинноногих девиц. Но хрюкает так же, как и все. Когда напьется. Только платит за это бешеные бабки. Пожалуй, Мохнатый получше. Он то уж точно частенько предается философским размышлениям. В отличие от твоего дружка, который и понятия не имеет кто такой Кант…
Локарев улыбнулся моему экспрессивному монологу. Его улыбка была теплой и дружественной. Он даже на секунду забыл о своей трагедии.
– Он еще и пустослов, – завершил Локарев характеристику своему дружку. И тут же нахмурился. – Пожалуй, он этим и взял Марту. Она очень чистая. Наивная. Она поверила. Что он знает Канта. В отличие от меня. И предается глубоким размышлениям в кабинете. В отличие от меня. У меня же нет такого кабинета.
– И слава Богу, – выдохнула я. – Гораздо лучше предаваться размышлениям на природе. Она многое может подсказать.
– Я прощу Марту, – вздохнул Локарев. – Я убежден, что она заблуждается. Я открою ей глаза на этого проходимца, лицемера. Который делал вид, что он мой лучший друг. А сам… За моей спиной…
На его глазах вновь появились слезы. И я вновь не знала, чем его успокоить. И как можно бодрее сказала.
– А не раскрутить ли нам твоего закадычного дружка на бутылочку хорошенького мартини? Думаю, у него должно это водиться. Философским размышлениям под глубокомысленное изучение Канта предаются, как правило, под бокал хорошего винца. Разве не так? Без бутылки с Кантом не разберешься.
И я подмигнула Локареву. И он вновь оживился.
– А почему бы и нет? Открой нижний ящик вот этого секретера. Там, думаю, еще найдешь и шоколад, и пиво, и сушеных кальмаров…
Я не заставила себя долго ждать. И сунула нос в нижний ящик. Став живо вытаскивать оттуда всякие вкусности. И невзначай покосилась на аккуратно сложенную стопочку писем. Не от благочестивой ли Марты? Стоп. Стоп, Александра.
- Предыдущая
- 16/27
- Следующая