Нечаянная мелодия ночи - Сазанович Елена Ивановна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/30
• Следующая

– Зачем вам Денис? – я спросила как невинная, маленькая девочка. Чтобы узнать правду.

– А я его люблю. И он мне нужен, – очень просто и очень искренне ответила Рита.

– Зачем вам Игнат? – почти повторила я свой вопрос.

– Игнат… – похоже она задумалась. Но тут же, как всегда, победила свои сомнения. – Игната я любила… Но не настолько, насколько теперь люблю Дениса… Твой брат хотел защищать меня. Я же люблю тех, кого могу защитить. И потом, Игнат. О, я просто не могу его обидеть. Мне его жаль. Не хватало, чтобы он что-нибудь еще сотворил. Я не люблю неприятных сюрпризов под Новый год.

А я подумала, что неприятных сюрпризов не будет. И она плохо знает моего брата. Он никогда не придавал значения любви. И мне так захотелось, чтобы он это доказал ей.

Время неутомимо текло. И я ненавидела время. Не хватало, чтобы Новый год я справила в ее компании. С той, кого я больше всего в жизни не любила. С той, кто отняла у меня, возможно, первую, и, возможно, последнюю любовь. Только благодаря своей власти.

Они пришли вместе. Денис и мой брат. Они пришли не пьяные, но подвыпившие. Не влюбленные. Но любящие жизнь такой, какова она есть.

Рита организовала стол. Богатый и в тоже время без лишнего шика. Словно боялась времени, которое к шику не располагало.

И вновь нам стало неуютно. До Нового года оставалось пятнадцать минут. И за эти пятнадцать минут я вдруг поняла: новый год изменит свой вечный путь…

Я уже знала, что Рита любит Дениса. Я уже знала, что Игнат простил Риту. Я уже знала, что никогда не прощу Дениса. И я не могла знать, как он ко мне относится. После монолога Риты мне стало это уже безразлично. Я все равно не собиралась умирать ради любви.

До Нового года оставалось пятнадцать минут. Это было очень много. Пятнадцать минут в любое время – ничто. Но только не накануне Нового года. Это было слишком много.

Денис смотрел на меня, словно искал ответ.

Я отвечала ему презрительным взглядом.

Игнат смотрел на Риту.

Она отвечала ему ничем.

И вдруг… Не помню кто предложил… Вспомнил этот дурацкий обычай. Или просто его выдумал. Вдруг кто-то (возможно, это была я) сказал, что на Новой год под зажженный бенгальский огонек все говорят правду. Только правду. О тех, кого любят. Мы зажгли этот огонек. Хотя никто не хотел правды. Просто каждый надеялся, что огонек потухнет в его руках и ничего говорить не придется.

– Я люблю больше всего на свете свою сестру, – заявил Игнат. И я заплакала.

– А я люблю своего брата. И еще, наверное, Дениса.

Он не заплакал. Он взял огонек из моих рук… Он протянул его Рите. И тихо ответил.

– А я люблю только одну девочку… Прости меня, Рита, но я тебя любить не могу…

Она тоже не заплакала. Она просто побледнела. Встряхнула гордо поднятой головой. В своем строгом черном платье она по-прежнему выглядела прекрасно. Поставила огонек в наполненный бокал. Встала и направилась к выходу. Просто ушла. И разве не этого я ждала все это время? Разве не этого? Только, чтобы ушла она.

На пороге она оглянулась. Набросила свой песцовый полушубок и почти на ходу закурила сигарету.

– Это правда, Денис?

Этот парень всегда умел говорить только правду. Как и мой милый брат.

– Да, Рита, извини. Я ни в чем не раскаиваюсь. Лишь жалею об прошедшей ночи. Но, возможно, в эту новогоднюю ночь моя девушка меня простит.

– Возможно, – сухо ответила она и растворилась в ночи.

Игнат не отрываясь наблюдал за нами.

Он был прежним Игнатом. Милым, недоуменным и любопытным. Во всяком случае при свете новогодних огней мне так показалось. И только когда он вдруг сорвался с места и бросился за ней в ночь, я опомнилась. Мне это не понравилось.

До Нового года оставалось всего лишь пять минут. Пять минут до Нового года. Мы переглянулись с Денисом. И он меня понял. Мы выскочили из дома.

Мы бежали по ночной дороге. Мы бежали во всю силу. Мы все время пытались кого-то догнать. У меня даже открылось второе дыхание. И мне казалось, что я пытаюсь догнать год, который уже никогда не наступит. Ни для меня, ни для Риты, ни для Игната и ни для Дениса. И ни для всего человечества. Год, который я так ждала. И который должен был быть счастливей ушедшего.

Я бежала. Я сбросила на ходу шапку, расстегнула куртку. Ноги не слушались и утопали в мокром снегу. И мне так не нравилось, что он тает. Разве может быть тающий Новый год?

Снег таял. Падал с елок на дорогу, и она скользила под ногоми. А еще я чувствовала лопающиеся под ногами ягоды спелой рябины. И слышала за собой топот шагов. За мной бежал Денис. Он меня догонял. Но мне вдруг показалось, что это уже бессмысленно.

Это было бессмысленно. Бессмысленно было все. Тающий снег. Красные кровавые пятна рябины. Падающие охапки снега. Все было уже бессмысленно.

Рита лежала на снегу. Мокрая, беспомощная, задыхающаяся. Возле нее топтались какие-то люди. Но меня они уже не интересовали. Я услышала. Словно издалека, словно не ко мне относящееся, словно далекое и никчемное. Это же не про меня. Это про кого-то другого!

– Нам сказали, что это ваш брат?

– Брат? – я слегка удивилась. Да, у меня есть брат, но он никогда ни к какой трагедии не может иметь отношение. Это мной брат. И я его знаю уже тысячу лет…

– Это ваш брат? Нам сказали… Он молодец. Он спас эту девушку. Он хороший парень… Если вас это утешит…

Если вас это утешит. Какое ужасное словосочетание. И разве можно найти утешение. Я стояла на мокром снегу. Меня под руки подвели к недвижимому телу. И так же безжалостно спросили.

– Это ваш брат?

Эта дурацкая строчка из моих детских стихов вдруг поселилась в моей голове. Когда я смотрела на недвижимое тело. Тело, которое называли моим братом. Я не плакала. Потому что это было очень глупо. Мой брат был совсем другим. Он был очень жизнелюбивым, он был очень живым. Он радовался каждому лучу солнца и каждому падению звезды. Он улыбался каждой девушке и в каждую был бесконечно влюблен. А еще он очень любил меня… Он очень, очень, очень любил меня. И только поэтому не мог так просто умереть.

– Девушка не знала, что сейчас оттепель, и поэтому побежала по льду, – послышался издалека чей-то голос.

– Она же ведь не собака, – почему-то вспомнила я.

Она не собака. И все равно бросилась на этот хрупкий лед. И какое мне дело почему. Она осталась жива. Железные леди всегда выживают. Я тоже когда-то осталась живой. Думая о смерти ради любви, но не пытаясь ее осуществить до конца.

Мой брат всегда мечтал совершить подвиг. Но почему это не та собака? И разве она была бы хуже, чем женщина, которая его предала? Но разве чья-то жизнь бывает лучше или хуже, если это просто жизнь? Так, наверное, думал мой брат.

Я же думала совсем иначе. Я смотрела на недвижимое тело. И не узнавала Игната. Потому что так не должно было быть. По всем законам правды и неправды. По всем законам Бога и черта. По всем законам жизни. Этого случиться не должно.

– Это ваш брат? Вы его опознаете? – вновь этот официальный, сухой, безразличный голос.

Это мой брат? Господи, кто угодно, но только не он. Мой брат, голубоглазый, лохматый, всегда улыбающийся. У него самая обаятельная улыбка на свете. И он всегда есть и будет, в отличие от вас. Вас же нет, в отличие от него.

И мой голос. Я его не узнала. Это был чужой голос. Очень низкий. Предвещающий беду

– Это не мой брат. Я его не узнаю. Это кто угодно. Только не мой брат…

Я приблизилась к этому незнакомому чужому телу. Прикоснулась к нему. И ничего не почувствовала. И успокоилась. Я сказала правду. Это был не мой старший брат. Я взяла его ладонь и крепко пожала. И вдруг, очень громко, неожиданно для всех, для тех, кого я не знала и кому была безразлична судьба моего брата, тихо сказала.

• Предыдущая
• 29/30
• Следующая