Кузина королевы - Бишоп Шейла - Страница 2

• Предыдущая
• 2/43
• Следующая

Филипп, казалось, был сбит с толку, но лишь на мгновение.

– Так вот в чем дело! А я гадал, почему вы такая молчаливая. Не нужно волноваться, милая Пенелопа, вы еще слишком молоды для замужества. К тому же ваш отец никогда не выдаст вас замуж, если вы этого не захотите.

– Но я хочу замуж только за вас.

Он взглянул на нее сверху вниз и рассмеялся:

– Как трогательно! Никто еще не говорил мне ничего подобного.

Он взял ее за руку, затем отпустил. Пенелопа сначала пришел в восторг, потом испытала разочарование. Она надеялась, что он скажет, будто она хорошенькая, и, может быть, даже поцелует. Она еще ни разу не целовалась, но была уверена, что с Филиппом ей это понравится. Ведь в тринадцать лет уже можно начать учиться? А вдруг Филипп не захочет ее поцеловать? Пенелопа вопросительно смотрела на молодого человека.

– Вы передумаете, когда больше узнаете о мире вокруг... – сказал Филипп.

Над их головами раздался резкий короткий свист. Они одновременно посмотрели вверх и увидели Робина в темно-рыжем камзоле. Устроившийся, словно ангел на иконе, изображающей Рождество Христово, он возвышался между двумя каминными трубами на высоте восьми футов над крышей.

– Робин! Что вы там делаете?

– Я хотел проверить, удастся ли мне забраться на самый верх дома. Я смог. Но теперь я не знаю, как спуститься вниз.

– Неудивительно, – произнес Филипп. – Удивительно то, как вы туда забрались.

Он подошел ближе, прикидывая высоту. Пространство между трубами было таким узким, что туда мог протиснуться только кот или мальчишка.

– Я не смогу подняться, чтобы снять вас оттуда, – сказал Филипп. – Вообще-то нужно сходить за лестницей, но... Робин, вы не побоитесь прыгнуть? Я вас поймаю.

Филипп предложил это только как возможность, но Робин уже решил.

– Не побоюсь, – небрежно сказал он и без колебаний бросился вниз, в руки Филиппа.

От неожиданного удара. Филипп пошатнулся и едва не потерял равновесие. Кто-либо менее ловкий, чем он, мог бы свалиться с крыши. Пенелопа вскрикнула. Филипп поставил Робина на ноги и сильно его встряхнул. Он был и изумлен, и рассержен.

– Идиот несчастный, вы что, с ума сошли? Можете ломать себе шею, но при чем здесь я?

– Вы же сказали, что мне можно прыгнуть, – заметил Робин.

Пенелопа опустилась на парапет, Сидни устроился рядом. Они смотрели на Робина, стоящего перед ними.

– Мистер Сидни, можно вас спросить?

– Да, спрашивайте.

– Ваш дедушка был герцогом Нортумберлендским?

– Да, – сказал Филипп. – Вы хотели спросить именно это?

– Нет, это я знал. Ему ведь отрубили голову за государственную измену?

– Робин! – воскликнула Пенелопа, потрясенная столь явным нарушением правил приличия.

Филиппа это, казалось, нисколько не задело.

– Моего деда обвинили в том, что он пытался возвести на престол леди Джейн Грейн. Она была замужем за одним из его сыновей – моим дядей Гилфордом.

– Вы ходили на казнь? Было много крови?

– Робин! – снова воскликнула Пенелопа.

– Шестнадцатилетнюю леди Джейн Грейн, ставшую королевой Британии всего на девять дней, казнили в 1554 году на лужайке Тауэра по приказу Марии I. А моего деда несколькими днями позже. Меня тогда еще и на свете не было, – произнес Филипп вполголоса. – И еще, Робин, у нас не принято присутствовать на казни родственника.

– Да? – Робин, похоже, был разочарован. Немного подумав, он задал еще один вопрос: – Сэр, вы когда-нибудь участвовали в битве?

– Нет, пока нет.

Робин вздохнул, затем с надеждой сказал:

– Но вы же были свидетелем Варфоломеевской резни? Расскажите, как там было.

Четырьмя годами ранее Филипп Сидни был в Париже, где стал свидетелем массового убийства католиками протестантов, которым обещали безопасность во время их пребывания в городе. Филипп смотрел на Темзу, вспоминая былое.

– Это очень неприятное воспоминание, – сказал он погодя. – И заверяю вас, я не совершал там подвигов. Я вместе с еще несколькими сотнями людей укрылся в английском посольстве и оставался там, пока резня не закончилась.

– А с кем вы укрылись?

– С англичанами, находившимися в то время в Париже, и еще с французами. Там был посол с женой и дочерью. Я сидел на полу и рассказывал девочке разные истории, пытаясь ее развеселить.

– Сколько ей было лет? – спросила Пенелопа.

Неожиданно для самой себя она почувствовала укол ревности.

– Франческе Уолсингем? Ей тогда было всего лишь пять.

– А на улицах шла битва? – настаивал Робин. – Вы не могли бы рассказать еще и об этом? Не обращайте внимания на Пенелопу – она не из пугливых. Хотелось бы знать...

– Догадываюсь, что вас интересует больше всего, – прервал его Филипп Сидни. – Кровь лилась рекой...

Господи, какой надоедливый этот Робин, пока не добьется своего, ни за что не отвяжется, подумала Пенелопа. Она очень любила младшего брата, но иногда он ее весьма раздражал. Вот ведь какой настырный! Ей так хочется остаться с Филиппом наедине, а Робин этого, конечно, не понимает! Впрочем, впереди у нее и Филиппа – целая жизнь, долгая и счастливая.

Пенелопа вспомнила этот момент три года спустя. Она сидела на груде разноцветных подушек на диване в галерее дома в Уонстеде и делала вид, что читает, но перед глазами у нее стоял особняк в Дареме, главном городе графства Дарем. Краем уха она слушала мать, которая говорила:

– Хорошо, что мы не стали настаивать на твоем браке с Филиппом. Пора нам, Пенелопа, искать тебе другого жениха.

– Да, мама, – рассеянно ответила Пенелопа и перевернула страницу.

Ее больше не интересовали грандиозные матримониальные планы матери. Каким надежным казался ей мир в 1576 году и как скоро он перестал быть таковым! В сентябре в Дублине скончался отец. Ходили, слухи, будто его отравили по приказу Лейстера. Это было неудивительно – молва обвиняла Лейстера в смерти любого важного государственного деятеля Англии, но в случае с графом Эссекским фаворит королевы сам дал повод подозрениям, женившись на его вдове. Потеря отца и повторный брак матери выбили детей из колеи. Пенелопа не верила в историю об отравлении, но, вспомнив кое-какие свои наблюдении, поняла, что ее мать долгие годы была любовнице Лейстера, «Как она могла?» – недоумевала Пенелопа, наблюдая за матерью и отчимом, играющими в шахматы. Между ходами леди Лейстер составляла список возможных претендентов на руку Пенелопы.

Между тем из-за страха Лейстера перед гневом королевы их брак, длившийся уже восемь месяцев, все еще считался строжайшим секретом. Никто посторонний не знал, что у него есть новая жена, тайно навещавшая его с дочерью в загородном доме. Дороти, Робин – теперь граф Эссекский – и Уолтер после смерти отца жили у родственников и опекунов.

– Оставь свой список, любовь моя, и защищай своего слона, – сказал Лейстер, передвинув фигуру и изловчившись при этом погладить жену по руке.

«Любовь моя!» Какой же болван этот старый распутник! Впрочем, мать любит лесть. В свои тридцать пять чувственная и уверенная в себе, она еще способна рожать и может создать новую семью. Если у нее это получится, Филипп Сидни перестанет быть наследником своего дяди – отсюда удовлетворение матери по поводу расстроившегося брака ее и Филиппа.

Открылась дверь, и вошел один из слуг Лейстера, высокий темноволосый молодой камердинер. Он прошел через узкую галерею, неся в руках массивный кожаный пакет. Его походка отличалась элегантностью и достоинством, что нечасто можно встретить в таком юном возрасте.

– А, Чарльз! – Лейстер откинулся на спинку стула. – Уже вернулся? Дождь еще идет?

– Моросит немного, милорд. Но в Лондоне солнечно. Мистер Маркхем велел мне срочно доставить вашей светлости эти письма.

– Благодарю. – Лейстер взял пакет и кивком отпустил камердинера.

Проходя мимо Пенелопы, тот остановился и, нагнувшись, поднял что-то с пола.

– Ваша милость уронили брошь.

– Положите ее на стол, – равнодушно ответила Пенелопа, даже не оторвав глаз от книги.

• Предыдущая
• 2/43
• Следующая