Занимательная механика - Панов Вадим Юрьевич - Страница 7

– И на нем можно было ездить?

– Разумеется, можно. – Стрекалов провел рукой по цепи и задумчиво добавил: – Дети катались.

– Игрушка.

– Уникальная игрушка, – уточнил Илья.

Внешне Стрекалов и Корзинкин были и похожи и не похожи друг на друга. Оба невысокие, оба, несмотря на относительную молодость – даже сороковник не разменяли, разве это возраст? – растеряли почти всю шевелюру. Вот только Лева оставшиеся на висках и затылке волосы отращивал и вязал в игривый хвост, а Илья брил голову почти под «ноль». Оба не отличались худобой, но Корзинкина можно было свободно назвать «несколько полным» (злопыхатели и вовсе предпочитали термин «расплывшийся»), а вот при взгляде на плотного Стрекалова люди понимали, что он не забывает посещать спортивный зал. Лицами же друзья были абсолютно не похожи. У Левы – античной лепки, глаза чуть навыкате, нос чеканного профиля, у Ильи – круглое, непримечательное, с носом картошкой и сохранившимися с самого детства толстыми щеками. «Рожа рязанская», смеялась Оксана, однако во взгляде маленьких серо-стальных глаз Стрекалова читались глубокий ум и неукротимая решительность. Предки Ильи были деревенскими, но не деревенщиной.

– Так что же ты задумал?

– Секрет.

Они вернулись в кресла, удобно развалились на мягких подушках, пару мгновений молча смотрели друг на друга, а затем Петрович потянулся и взял со стола деревянную шкатулку:

– Будешь?

– А как же! – с энтузиазмом отозвался Корзинкин. – Побывать в гостях у олигарха и не выкурить сигару? Меня же засмеют.

– Теперь не засмеют.

Илья обрезал две длинные «Гаваны», и спустя несколько секунд к потолку устремились клубы ароматного дыма.

– Хорошо… – протянул Корзинкин. Помолчал и, внимательно глядя на Стрекалова, негромко закончил: – Жаль, что Яшка не приехал.

– Жаль, – спокойно отозвался Петрович.

В его тоне не было ни раздражения, ни досады, Илья понимал, что рано или поздно они упомянут в разговоре четвертого друга.

– Звонил?

– Я ему, – уточнил Стрекалов. – Когда приглашал.

– А он не перезвонил.

– Угу.

Лева повертел в руке тлеющую сигару.

– Мама Валя говорила, ты ему работу предлагал?

– Угу. – Илья пустил колечко дыма и разглядывал его с таким вниманием, словно именно в этой призрачной конструкции заключался Божий промысел. – В очередной раз.

– Он снова отказался?

– Сказал, что у него все в порядке.

А сейчас в голосе промелькнула обида.

Из четверки неразлучных друзей Стрекалов добился больше остальных: владелец крупной финансовой компании, миллионер, известный в стране человек, он мог очень и очень много, но… но его друзья, самые настоящие, «родом из детства», не спешили обращаться за помощью. Яшка, которому хронически не везло в жизни, уверял, что у него «все в порядке», Корзинкин, попавший когда-то в широкую черную полосу, категорически отказался от предложения Ильи пойти работать на его фирму.

«Деньги приходят и уходят, – философски заметил тогда Лева. – Сегодня я бедствую, завтра поднимусь. А рисковать нашей дружбой не хочу. Сейчас ты для меня не господин Стрекалов, президент и благодетель, а просто Петрович, и я могу в любой момент дать тебе в глаз или обругать так, как сочту нужным. И ни за какие деньги от этого не откажусь».

Стрекалов не обиделся, помог другу другим способом, поддержал. Лева пережил полосу, нашел отличную работу, затем открыл свое дело и вот уже много лет чувствовал себя весьма и весьма уверенно. И не отказывал себе в удовольствии ругать Петровича так, как считал нужным.

А вот Яша преодолеть затянувшийся кризис не мог. Но Илье в нежелании друга получать помощь виделись совсем иные, нежели у Корзинкина, причины.

– Мне кажется, он нас обвиняет, – вздохнул Стрекалов.

– В чем?

– В том, что у нас все нормально.

– В таком случае у него началась последняя стадия деградации, – проворчал Лева. – Обвинять других в собственных проблемах – это пик лузерства.

Корзинкину не понравился ход разговора, но и спорить со Стрекаловым Лева не стал: Петрович умный, Петрович в людях разбирается, и Петрович Яшку любит.

– Он считает, что мы стали людьми другого круга, – закончил Корзинкин.

– Угу, – согласился Илья.

И оба подумали об одном: настоящая дружба «кругов» не замечает.

И еще подумали: тему надо сворачивать.

– Кстати, пора бы Очкарику появиться. – Лева бросил хищный взгляд на бутылку необыкновенного хереса. – Долго мы его ждать будем?

– Не будем, – решил Петрович. – Кто знает, чего он на пруду застрял? Может, утонул.

– Разливай, – улыбнулся Корзинкин и потянулся за бокалами.

Пруд располагался к югу от дома Стрекаловых, метрах в ста, а ведущая к нему дорожка проходила через небольшую рощицу, среди деревьев которой пряталась уютная беседка с резными деревянными колоннами и зеленой восьмиугольной крышей. Идущий быстрым шагом Волков почти проскочил мимо нее, но, услышав негромкий окрик: «Федя!», немедленно остановился, развернулся и подошел к сидящей в беседке женщине:

– Да, Валентина Сергеевна?

– Торопишься?

Мама Петровича жила отдельно. Шутила, что «дом двух хозяек не терпит», и обосновалась неподалеку, в собственном коттедже. Но выходные, разумеется, проводила у сына.

Утром она занималась с детьми, руководила играми на поляне, но к пруду, сославшись на усталость, не пошла, предпочла чтение в беседке. Теперь же, судя по всему, книга ей надоела и захотелось поговорить. Волков, несмотря на то что его ждали друзья, отказываться от предложения поболтать не стал, вошел внутрь, присел на соседнюю лавку и покачал головой:

– Нет, не тороплюсь.

– Врешь.

– Никогда!

Мама Валя улыбнулась. Невысокая, полная, с морщинистым лицом и длинными, собранными в пучок на затылке, совершенно седыми волосами, она, несмотря на итальянский брючный костюм, выглядела стопроцентной русской бабушкой. Каковой, в сущности, и была. Детвора ее обожала.

– Ты редко здесь появляешься, – посетовала Мама Валя. – Я соскучилась.

– Дела, – пожал плечами Федор.

А что он еще мог сказать?

– У Левы тоже дела, но он бывает у Илюши не реже двух раз в месяц, – заметила старушка.

– Ему детей нужно развлекать.

– А тебе не нужно?

– У меня один Степан, а у Левы… – Очкарик махнул рукой: – Лева сам уже со счета сбился.

– Это верно, – улыбнулась Мама Валя. Она положила книгу на столик, внимательно посмотрела на Волкова и спросила: – Как там у тебя?

– Рутина.

– Ой ли? – недоверчиво прищурилась старушка.

– По-прежнему ловлю жуликов, – вздохнул Федор. – Но меньше их не становится.

– Тебя это беспокоит?

– Ни в коем случае! – честно ответил Очкарик. – Если все станут честными, я останусь без работы.

– Которая тебе нравится, – уточнила Валентина Сергеевна.

В свое время решение Волкова надеть погоны вызвало у друзей непонимание. Во-первых, ни в счастливом детстве, ни в романтической юности Очкарик не проявлял никакого желания стать сыщиком. Во-вторых, Федор считался прекрасным инженером, ему предлагали пойти в аспирантуру, заняться научной работой, но… Но после защиты диплома Волков пошел на службу в МВД. Причем не в техническую часть, а в розыск, и одновременно поступил в Академию. Друзья, с трудом принявшие его выбор, тем не менее ни на мгновение не усомнились в том, что замысел Федора осуществится, и не ошиблись: карьера у Волкова складывалась успешно. Тридцать шесть лет, а уже полковник, высокая должность в министерстве, а самое главное – занятие приносит удовлетворение.

– Да, работа мне нравится, – помолчав, признал Очкарик. – И вы об этом знаете.

– Хотела убедиться, что ты не изменился.

Старушка откинулась на спинку скамьи и рассмеялась.

Волков понял, что она хочет продолжить разговор, но не знает о чем. О работе? Мама Валя знала, что Очкарик не станет откровенничать, не будет рассказывать о делах, которыми занимается. О Степане? Она и так все знала. О личной жизни? Эту тему в разговоре с Волковым старались не поднимать. Тогда о чем? Взгляд Федора упал на книгу: