Куколка - Олди Генри Лайон - Страница 49
- Предыдущая
- 49/106
- Следующая
– Канал защищен? – спросил он.
– Да, – подтвердил Шармаль-младший.
– Надежно?
– Да.
– Капсула с модифицированной плесенью скоро будет у меня. Период распада – двадцать четыре часа. Вы уверены, что ваши теоретические выкладки сработают на практике? Куим-сё – материал нервный, непредсказуемый…
– Да, – в третий раз сказал Айзек Шармаль. – Я уверен.
– Хорошо. Ваша теория, ваша ответственность. Я связался с Юниусом, с лабораторией Юлии Руф. Она обеспечила тестовое пси-сканирование роботов. И дала обещание помочь мне сделать необходимую запись. Дальнейшую акцию я беру на себя.
Сегодня лже-сон снимал с гвоздиков одну знакомую марионетку за другой. Гематр Шармаль-младший, вехден Фаруд Сагзи, теперь вот – помпилианка Юлия Руф. Значит, ее фамилия – Руф? Хорошо…
Что здесь хорошего, Лючано не понял.
Он вообще не понимал ничего, кроме известных лиц и имен.
– Вы знаете, чем рискуете? – с холодным интересом осведомился Айзек. Так задал бы вопрос автопилот, уведомляя о смене курса. – И я, и госпожа Руф в случае чего спишем все на научные изыскания. Вам же уйти от ответственности не удастся. Вы – не теоретик. Вы – боевик. На вашем месте любой бы кипел от волнения. В случае провала вы станете для соотечественников символом измены. На века. Символ – тяжелое будущее, господин Сагзи. Невыносимое.
Красивое лицо Фаруда изуродовала болезненная гримаса. Казалось, вернулись времена, когда он сидел в кресле для экзекуций, а скучающий агент задавал ему дурацкие вопросы. С повязкой, закрывающей рот, вехден напоминал еще и хирурга за миг до начала судьбоносной операции.
– Я все знаю. Все! Я не знаю лишь, почему это интересует вас!
– Я слежу за вашими реакциями, – сохраняя ледяное спокойствие, ответил молодой гематр. Медно-красные волосы обрамляли лицо Шармаля-младшего красивыми локонами, будто резная рама – портрет. – Влияние эмоций на поступки. Динамика мимических реакций. Внешние признаки потрясения. Это ценный материал. Не сомневайтесь, он будет оплачен по соответствующим расценкам. И риск, и действия, и ответы на мои вопросы.
– Деньги не являются мерилом чести, – Фаруд колоссальным усилием вернул себе хладнокровие. – Вы правы: в случае успеха я стану предателем. Инициатором страшных потрясений социума. Даже если о моем участии в заговоре не узнает никто и никогда. Но что значит судьба одного человека – сотни! тысячи! миллиона людей! – когда речь идет о судьбе державы? Если измена – жертвовать любимым ради великого, тогда я изменник…
– Меня вызывают по второму каналу, – оборвал речь вехдена Айзек. – Желаю удачи. Я выйду на связь с госпожой Руф, когда известная нам обоим запись куим-сё состоится.
Лицо Фаруда заколебалось. Миг, и вместо него в рамочке проявилась сперва заставка с изображением знакомой спирали со звездой, а следом – кабинет Луки Шармаля-старшего. Банкир сидел в кресле, спиной к окну.
– Прибытие по расписанию? – спросил отец.
– Да, – ответил сын.
– Тебя встретят. Ты делаешь комплексы профессора Мваунгве?
– Редко.
– Это может скверно кончиться.
– Может. Но комплексы меня отвлекают.
– В Галактике есть мало людей, кого я не смог бы заставить. Ты – один из них. Иногда я об этом жалею.
– Напрасно.
Было странно и чуточку страшно подслушивать разговор двух гематров, отца и сына. Лючано вспомнил слова банкира, что его дочь Эмилия родилась со слабым гематрическим потенциалом. Должно быть, это взаимосвязано: Эмилия совсем иначе разговаривала хоть с отцом, хоть с профессором Штильнером. Здесь же в душу заползало чувство нереальности происходящего. Воображение буксовало, пытаясь наполнить речь интонациями, достроить, раскрасить, выяснить, что, наконец, происходит между двумя людьми – беседа, ссора, скандал, обсуждение…
– Я познакомлю тебя с племянниками, – сказал Шармаль-старший. – Давид очень похож на тебя. А Джессика – на мать. Ты долго не был дома, Айзек…
Что ответил Айзек, осталось загадкой. Каюта смялась, скомкалась – клочок бумаги в кулаке; чернота космоса сомкнулась вокруг, и миг спустя Лючано ощутил себя солнцем. Не пылинкой, сгорающей в бешеном пламени светила, а звездой во плоти. Сложные взаимодействия плазмы с магнитными полями венчали его на царство короной протуберанцев. Зубцы короны вздымались на десятки тысяч километров, извиваясь над хромосферой. Конвективное ядро вскипало энергией, перемешивая материю, как повариха шумовкой – суп. Водород, сгорая, превращался в гелий, гелий – в углерод; сердце сжималось, генерируя процессы на кварковом уровне, будто разящий кулак, грозя ударить, вспыхнуть и стать огненной чумой, прожорливым хаосом…
Солнце по имени Лючано уродилось непоседой.
Оно шло по космосу, разбрызгивая сияние, как оросительная установка – воду на полях. Шарахались прочь испуганные флуктуации, визжа в диапазоне, доступном лишь исчадиям континуума. А планеты, цепями прикованные к орбитам, с завистью глядели вслед.
– Ты должен знать, – сказал Шармаль-старший, словно ничего не случилось: ни солнца, ни чуда, ни перерыва в беседе отца и сына. – Ты – мой наследник, тебе надо знать. Дети Эми лишь наполовину гематры.
– Профессор оказался удачливей, чем думали все?
– Да.
– Он нашел рецепт?
– Да.
– Ты в курсе рецепта?
– Нет.
– Кто-то, кроме Штильнера, в курсе рецепта?
– Нет.
– Это точно?
– Вероятность до 96%.
Никакой каюты, корабля, системы связи – Шармали сидели в старомодных креслах-качалках у ступеней, ведущих ко входу в здание их виллы на Китте. Неподалеку, на скамьях амфитеатра, окружавшего эстраду с фонтаном, близнецы под присмотром голема Эдама с увлечением крутили на игровом «вертуне» какую-то стратегичку.
– Кто отец? – спросил Шармаль-младший. – Штильнер?
– Да.
– Эми всегда отличалась неразборчивостью.
Если можно представить брезгливость, упакованную в рефрижератор с охладительным слоем толщиной в парсек, так это была она. Эпитафия, оставленная братом на могиле сестры.
– Я не хочу обсуждать с тобой мою дочь.
– Хорошо, не будем. Почему ты не сказал мне раньше?
- Предыдущая
- 49/106
- Следующая