Куколка - Олди Генри Лайон - Страница 37
- Предыдущая
- 37/106
- Следующая
«Нет, дружок. Ты уж будь добр – сам. Зря я, что ли, тратил время на такого болвана?»
«Думаешь, поможет? А, Гишер?»
«Ученику бокора помогло, – пожал плечами старик-экзекутор. – Королева Боль милосердна. В конце концов, что ты теряешь?»
Один из двух альтер-эго Тартальи не ошибался. Голова наполнялась болью, как шприц эвтанатора – ядом. Если он сейчас же не разорвет контакт… Но яд иногда служит лекарством. Вновь ухватив пучок моторика, Лючано замедлил, как мог, «бой с тенью», который вел Пульчинелло. И едва движения подопечного обрели текучесть кипящей смолы, боль хлынула наружу, извергаясь в «овоща».
Нити-струны вспыхнули ярче сверхновой.
К дальнейшему Лючано оказался совершенно не готов. Он дернулся, уверенный, что сейчас его накроет, как вчера. Но басовый рокот оборвался. «Струны» начали тускнеть и съеживаться, уползая в темную глубину. Там расцветали, быстро увядая и сливаясь с окружающим мраком, «тюльпаны» – похожие на те, что возникают в разрывах континуума, когда звездолет после РПТ-маневра выходит из гипера.
У Пульчинелло «тюльпаны» гасли намного быстрее. Да и выглядели они естественней своих космических родственников. Мерцающие нити по большей части исчезали вместе с «тюльпанами», но некоторые оставались – лишившись ворса, они делались тонкими и блестящими.
Пульчинелло прекратил «бой». Словно потайная дверца, выпустившая наружу неистового бойца, наконец захлопнулась, лязгнув засовами. «Овощ» стал прежним. Он стоял, опустив руки, и глядел на кормильца пустыми глазами.
– Дилафруз, – тихо сказал Пульчинелло. – Остовар, вехд-марзбан. Азастор…
После чего сел на койку и умолк.
– Что? Что ты сказал?!
«Овощ» не ответил.
«Малыш! Он говорил с тобой, малыш!»
«Да, маэстро. Он говорил. Только не со мной. И по-вехденски.»
Лючано узнал два слова. Он слышал их от Фаруда Сагзи, работая экзекутором в Мей-Гиле. Что значит «марзбан», он забыл. Что-то, связанное с границами государства. А вот что такое «азастор» – помнил хорошо.
Опасность.
«Requies curarum» пустовал. За стойкой бармен протирал бокалы, внимательно пялясь в визор. Изображение фокусировалось над музыкальным автоматом. Общий звук бармен, заткнув левое ухо акустик-«пробкой», свел к нулю, не желая тревожить гипотетических посетителей.
По каналу для помпилианцев крутили какие-то «бои без правил». Двое бандюг с увлечением мутузили друг дружку. Лючано втайне порадовался, что ничего не слышит. Вопли и рычание – самое то, чего нам сейчас не хватает…
– Доброе утро! – ранняя пташка привела бармена в восторг. – Присаживайтесь!
Кивнув в ответ, Лючано оккупировал столик поближе к выходу. Если придется уносить ноги, так чтоб недалеко. Он опомниться не успел, как бармен возник рядом, держа в руке кружку с шапкой белой пены.
– «Колосок»! Я помню ваши вкусы!
– Спасибо. Если честно, я не планировал заказывать пиво…
– За счет заведения! – обиделся бармен. – От меня лично!
Он тут же сменил гнев на милость:
– Вы не торопитесь. Отдохните, обдумайте заказ. А пиво обождет. Вдруг душа востребует? Я здесь не первый день, знаю, что ваши по утрам спрашивают…
Оставив кружку на столе, он вернулся за стойку. Недоумевая, с чего бы это бармену так нежно любить причину недавнего погрома, Тарталья отхлебнул глоток – и опомниться не успел, как кружка опустела наполовину. Пиво шло, будто с жесточайшего похмелья. С трудом оторвавшись от ядреного, с горчинкой «Колоска», он встал, желая развернуть стул спиной к визору. И окаменел, прикипев взглядом к изображению, словно решил посостязаться в этом деле с приветливым барменом.
На его глазах голый по пояс Пульчинелло присел, ухватил меднокожего варвара-атлета под коленки, с натугой бросил через себя и упал сверху, колотя атлета локтями.
Казалось, Лючано силой вернули в камеру – досматривать кошмар.
– Высший класс! – сообщил бармен. – У нас всегда свежак крутят. Не знали?
«Овощи» дрались. Теперь уже атлет образовался сверху, норовя вцепиться противнику в горло и задушить. Ногти атлета располосовали правое предплечье блондина. Пульчинелло ушел в глухую защиту, скорчившись на манер зародыша. Улучив момент, он сбросил меднокожего, вскочил и принял боевую стойку.
– А вы у нас «звезда»! – бармен категорически не желал угомониться. Его распирало от желания попросить автограф, но он стеснялся. – Прима! Я жене так сразу и сказал, после той смены… Ну, помните? Когда патруль? Говорю ей: «Этот новенький – парень хоть куда!» Бабы, они без разъяснений не соображают…
В левом нижнем углу визора возник добавочный сегмент изображения. Общим планом шел многократный повтор броска Пульчинелло, в разных ракурсах, с увеличением и без. А в микро-сегменте образовался уютный кабинет: диванчик в стиле «экзот», журнальный столик с закусками… Содрогаясь от внезапного озноба, Лючано смотрел на себя самого. Микро-Лючано шевелил губами, с азартом размахивал крошечными ручонками, и не требовалось включать общий звук, чтобы прочесть, услышать, вспомнить:
«Это ты, братец, по тюрьмам не квасился. Брокер-шмокер, шулер-шмулер… Детский лепет! Посидел бы с мое, хлебнул бы лиха…»
Лючано в кадре жаловался на жизнь.
Пульчинелло избивал варвара-атлета.
В одно и то же время – часы визора исключали ошибку.
– Демонстрационная версия, – пожаловался бармен. – Для полного просмотра надо купить регистрационную карточку. Или лицензионку, в записи. Я куплю, вы не думайте! Уж больно здорово оно у вас вышло… О, Никки! Тебе как всегда?
– Да, Катулл.
– Вы преследуете меня? – спросил Лючано, когда Николетта Швармс, опять в новом кимоно, плюхнулась за столик рядом с ним.
– Нужны вы мне, – отмахнулась женщина. – Герой-любовник! Катулл, я умираю от жажды!
Бармен принес банку сока гуавы и шприц с ароматическим спиртом.
– Что-то еще? – спросил он.
– Омлет, – велел Лючано, усаживаясь спиной к визору. – С грибами. Гренки с сыром. И стакан простокваши.
«Ты рехнулся, малыш? – спросил издалека маэстро Карл. – Когда ты в последний раз пил простоквашу? У тетушки Фелиции, в сопливом детстве? Откуда в «Requies curarum» возьмется простокваша?»
- Предыдущая
- 37/106
- Следующая
