Некромагия - Новак Илья - Страница 4
- Предыдущая
- 4/93
- Следующая
Хозяин полулежал на застланной постели, гости расположились в креслах поодаль.
– Сядьте ближе, – произнес Октон, – я хочу видеть вас всех.
Снаружи не доносилось ни звука – окон в помещении не имелось, со всех сторон его окружала толща пирамиды. Гости придвинули кресла. Теперь Владыка мог разглядеть рыжую шевелюру Сола и круглое розовощекое лицо Доктуса. Маджигасси сощурился, переводя взгляд с одного чара на другого. Каждый из пришедших был аркмастером, главой магического цеха.
Некрос произнес:
– Что же, вы позвали, и мы пришли. Теперь мы слушаем вас.
Владыка откинулся на подушках. Спальню ярко освещали огни множества литых свечей из нежно-розового пчелиного воска. Октон приказал расставить и зажечь их перед приходом гостей, он желал видеть выражение лиц и жесты.
Их четверо. Первый – друг, второй – враг. И еще двое, которые в этот вечер, скорее всего, станут врагами. Каждый надеялся, что Мир достанется ему.
Каждый, кроме Доктуса Савара. Основатель цеха вещественной магии не интересовался властью над Универсалом – лишь своими мастерскими, плавильными печами и перегонными кубами. Единственный из присутствующих, искренне преданный Октону. Сын бедного ремесленника не смог бы достичь столь многого без высокого покровительства. В свое время Октон, разглядев талант молодого ученика, поддержал его. До сих пор Доктус не напоминал чара – плотный мужчина среднего роста с красным от жара плавильных печей лицом. Крупные руки и толстые короткие пальцы, широкие плечи и сильная шея… Внешне аркмастер цеха вещественной магии так и остался ремесленником из пригорода. Но магия всегда накладывает отпечаток на того, кто занимается ею, и иногда Октону казалось, что в глазах Доктуса видны медленно вращающиеся шестерни и надувающиеся мехи печей.
Доктус Савар был другом. Безразличным ко всему, что не относится к его работе. Не глупым – но и не слишком прозорливым. Доктусу не было дела до политики Универсала, главное, чтобы ему не мешали заниматься его механикой.
Октон Маджигасси знал: Савар предан и слаб. Когда Октон сделает то, ради чего собрал здесь чаров, лишь верность Владыке заставит Доктуса, преодолевая нежелание вмешиваться, оказать помощь.
– Мы ждем, – напомнил Некрос.
Октон посмотрел на него. Младший из присутствующих, Некрос Чермор был и самым нетерпеливым. Высокий и хрупкий. Изящные длинные руки, узкие ладони, тонкие черты лица. Его отец, покойный Орв Чермор, хозяин Острога-На-Костях, никогда не был женат. По городу ходили слухи, что мать Некроса – одна из ведьм, узниц Острога. Теперь тюрьмой управлял младший брат, во всем преданный Некросу. Горожане перешептывались о потайных лабораториях, оборудованных в сырых тюремных подвалах. Надо же было Некросу где-то проводить опыты? А трупы казненных преступников – вполне подходящий материал. В Форе никто не говорил «цех мертвой магии», «цех теплой магии» – говорили просто «холодный цех», «мертвый цех», будто про объединения мясников или кожевников. Мертвый цех – самый малочисленный. Другие отправляли своих чаров в селения вокруг, между аркмастерами был договор на этот счет. Но невежественные крестьяне страшились мертвой магии, а потому у Некроса почти не было последователей. Зато у братьев Черморов имелась большая сеть соглядатаев, постоянно докладывавших о том, что происходило в Форе.
Темно-зеленые глаза Некроса были словно присыпаны прахом. Странный, противоречивый тип, подумал Владыка. И все же – пока не враг, ведь Чермор искренне полагает, что Мир может достаться ему.
А вот и третий.
Прозрачные глаза Гело Бесона смотрели куда-то вдаль, сквозь гранитные стены Горы Мира. Бесон был ненамного младше Октона, но гораздо крупнее и крепче. Годы не подточили его. Гело напоминал не чара, а воина: сын богатого землевладельца из Бриты, самой северной части Аквадора, гордый, уверенный в себе. Скорее прямолинейный, чем хитрый, аркмастер холодного цеха пока не проявил себя ни другом, ни врагом. К Октону он был равнодушен.
Зато Бесон ненавидел Сола Атлеко.
Подслеповато щурясь, Владыка перевел взгляд на последнего гостя. А вот это – враг. Главный соперник Гело Бесона в борьбе за власть над Универсалом.
Аркмастер цеха теплой магии, Сол Атлеко был могущественным чаром – во всем Аквадоре он уступал лишь Октону. Неприязнь между Солом и Гело Бесоном возникла с первых же дней их знакомства и быстро переросла в ненависть, слишком уж разными они были. Гело – суровый и немногословный, Сол – подвижный, порывистый, говорливый. Хотя недавно до Октона дошли слухи, что глава теплого цеха предпринимает шаги к примирению с Бесоном. Много лет отдавший изучению древних знаний, Атлеко желал стать хозяином Универсала еще и потому, что в пирамиде находился архив, библиотека, к которой с недавних пор по приказу Октона ему закрыли доступ. А еще под Универсалом хранилось то, ради чего Сол Атлеко, как подозревал Октон, был готов отдать что угодно.
Его отец – богатый столичный клирик, но всю юность Сол провел на юге, в одной из академий пустыни. Низкорослый, как и Доктус, огненно-рыжие волосы, порывистые движения…
В глубине глаз Сола Атлеко горел жадный, злой огонь.
Все пятеро знали, что Октон Маджигасси умирает. Кто-то из четверых гостей должен был стать новым Владыкой Универсала. Трое мечтали об этом, двое были нейтральны, один – врагом. Но никто из пришедших пока не понимал, что задумал старик.
– Все вы, кроме Доктуса, уже несколько раз смотрели туда… – дрожащая рука Владыки указала в сторону небольшого сундука, что стоял на низком столике возле кровати. – Когда в последний раз вы видели Мир?
Они молчали, пытаясь сообразить, к чему он клонит.
– На празднике Тентры, – откликнулся наконец Некрос. – Ведь так? – он посмотрел на остальных, ища поддержки. – Вы надевали его много лет назад на празднике Тентры.
– Да. С тех пор прошло семь лет. Кажется, настала пора вновь достать его.
Не отрывая взгляда от гостей, Октон протянул руку к сундуку и поднял легкую крышку. Он заметил, как выпрямился Некрос, как блеснули желтые глаза Сола. Гело лишь слегка повернул голову, а Доктус наморщил лоб, наблюдая за Владыкой. Старик опустил руку в сундук и нарочито медленно достал то, что лежало там.
Мир. Узкая золотая корона, напоминающая обруч с гладкой поверхностью. Никаких узоров, никаких украшений, кроме креста с четырьмя гнездами на концах. В них крепились парангоны разных цветов. Октон поднял Мир, медленно поворачивая, чтобы жемчужины замерцали в огне свечей.
Их называли Слезы Мира. Поднеся корону к глазам, старик увидел наполняющее жемчужины марево: у границ сфер полупрозрачное, дальше оно становилось все плотнее, сгущалось. Каждая Слеза заключала в себе отдельный мир. Одна – зелено-коричневая, мертвенная, вторая – наполненная голубым льдом, который искрился мириадами колющих глаза снежинок. В бесконечном пространстве третьей Слезы что-то полускрытое серебристым маревом перемещалось, кружилось и двигалось из стороны в сторону в медленном механическом ритме. Четвертый парангон заполнял огонь.
Слезы Мира объединяло одно – в глубине их притаилась неясная тень. Октон заметил ее несколько дней назад. Что-то еще очень неопределенное… Хотя ему казалось, что тень постепенно густеет.
– Теперь слушайте внимательно. Нечто движется к границам нашего пространства и нашего времени. Пока неизвестно, что оно собой представляет, откуда взялось и когда точно достигнет цели. Но когда оно окажется здесь, привычной жизни придет конец. Тот мир, который мы знаем, изменится безвозвратно, и я уверен, что в нем не станет для нас места.
Воцарилась тишина. Октон прикрыл глаза, чувствуя, что даже этот короткий монолог утомил его.
– О чем вы говорите? – произнес наконец Некрос Чермор. – Все как обычно, я не вижу никаких изменений…
– Изменения начнутся, хоть и не скоро.
– Но это… какая-то враждебная сила? – подал голос Доктус. – И что мы можем сделать?
– Прекратить вражду, – сказал Октон, открывая глаза. – Гело, Сол, Некрос – каждый ждет, что я отдам Мир ему. Мы все знаем, что произойдет после этого, не так ли? Вы не желаете понять друг друга. Я могу сделать Владыкой Доктуса Савара, он единственный, кто не станет использовать власть для уничтожения других цехов. Но ему не добиться дружбы никого из вас. И когда то, что приближается к нам, окажется здесь, Универсалу придет конец.
- Предыдущая
- 4/93
- Следующая
