Святой Грааль - Никитин Юрий Александрович - Страница 27

Олег кашлянул, спросил негромко:

– Что в шкатулках?

Она, как лесной хищник, мгновенно развернулась к нему, глаза дико сузились.

– Вчера еще были фамильные драгоценности!.. Мои, ведь я – урожденная княгиня Бодрическая! Это я принесла ему, нищему рыцарю с длинным мечом, бриллианты, золотые серьги, цепочки с изумрудными подвесками, массу золота…

Томас проговорил потрясенно, его рука уже нервно щупала рукоять меча:

– Кто-то из слуг?

– Сэр Томас, вы не в состоянии поверить, что рыцарь может быть не благороднее слуги?.. Никто в покои не заходил. Правда, ночью был странный гость. Они с мужем долго говорили, но… когда он уехал, в шкатулках все было на месте!

– Вы его заподозрили? – спросил Олег быстро.

Она надменно покачала головой:

– Нет, конечно. У него было лицо человека, привыкшего повелевать. Такие не унизятся до воровства. Отнять – да, но украсть – нет… Просто у меня появилась привычка перед сном перебирать свои драгоценности. Надеть в этой глуши некуда, так я просто держу в руках, трогаю, перекладываю…

Олег обвел быстрым взглядом комнату, заметил свободный крюк, где раньше висел меч Горвеля. Спросил внезапно:

– Сэр Томас, а как наша сума с золотыми монетами?

Томас побледнел от негодования:

– Ты осмеливаешься помыслить такое? На благородного рыцаря?

– Разве не он обокрал собственную жену?

Томас метнул, как дротик, острый взгляд, выбежал из покоев. Часто прогремели железные шаги по каменным ступеням. Леди Ровега зло сжимала кулачки, костяшки на сгибах побелели. Она сказала вдруг:

– Ты, как я поняла, нечто вроде языческого духовника сэра Томаса?

– Не совсем точно…

– Подробности не важны, – отмахнулась она все еще рассерженно. – Будучи жрецом, ты должен знать своих людей лучше, чем их оружие. Скажи, согласится сэр Томас, если я предложу ему остаться хозяином замка?

Олег отшатнулся:

– Но как же ленные владения…

– Король эти земли пожаловал могучему рыцарю, а не именно Горвелю. Тому, кто сумеет построить замок, удержать земли под властью христовых воинов. Королю все едино! Лишь бы хозяин замка был христианин, имел реальную власть, держал сарацин в страхе!

Олег помялся, предложил осторожно:

– Он сейчас вернется, лучше узнать у него самого.

– А кто эта Чачар? – спросила она резко. Ее прекрасные глаза стали узкими, как две щелочки.

– М-м-м… женщина. Отбили у разбойников. Просила довезти ее до любого крупного города.

– Можно ее оставить и здесь, при кухне. Впрочем, если сэр Томас останется, то ей придется уехать. Она ведет себя чересчур откровенно.

– Я увезу ее, увезу, – пообещал Олег торопливо. – Просто ей нравятся красивые мужчины.

– Всем женщинам нравятся рыцари вроде сэра Томаса. Но я же не держусь так натурально?

За дверью послышались торопливые шаги, Томас ворвался как ураган, еще с порога заорал трубным голосом:

– Сэр калика, ты очернил благороднейшего воина! Мы с ним спина к спине на стенах Иерусалима… Честнейший человек…

Олег медленно бледнел, холод охватил члены. Томас умолк на полуслове, брови удивленно поднялись.

– Что еще?

– Сэр Томас… Никому не говорил о чаше?

Томаса словно ветром сдуло. По лестнице будто кто рассыпал железные шары: прогремел частый стук, и сразу все затихло. Олег не двигался, чувствуя себя глубоко несчастным и дивясь этому, ведь дело его не касается, Святой Грааль – святыня враждебного ему христианства, служители Христа повинны в попрании его древней веры родян, уничтожении служителей великого Рода, бога всего сущего…

Леди Ровега замерла, переводя непонимающий взгляд с бледного калики на раскрытую дверь и обратно. Ее пальцы машинально двигались по крышке шкатулки, следуя замысловатым узорам.

Томас ворвался уже не как ураган, а как горная лавина. Он был страшен, губы посинели, а глаза вылезли из орбит.

– Чаша… исчезла!

– Горвель, – прошептал Олег тяжело, словно ему на грудь навалили камни, – что его заставило?.. Неужели они сами…

Томас прохрипел в муке большей, чем испытывали самые страшные грешники в аду:

– Горвель – честнейший человек… Мы с ним спина к спине! Одной шкурой укрывались, последним ломтем хлеба делились…

Олег бросил осторожный взгляд на застывшую хозяйку замка, ее лицо было непонимающим, осторожно взял рыцаря за железное плечо.

– Если бы ему такое приказал король, Горвель отказался бы, верю. Но есть владыки, я тебе о них говорил, чьи приказы выполняются всегда.

Томас, шатаясь, добрел до стола, рухнул на лавку. Голова упала на стол, громко звякнул шлем.

– Ты общался с богами, помоги!.. Скажи, что делать?

Леди Ровега подошла с участливым видом:

– Бедный сэр Томас… Может быть, мой духовник что-то посоветует?

Она незаметно от рыцаря сделала Олегу выразительный знак, будто вышвыривала из окна таракана. Ее нежные руки уже опустились на железные плечи Томаса, в глазах заблистали желтые огоньки.

Олег кашлянул, сказал хрипло:

– Мне приходилось схлестываться с этими Тайными. Как видишь, цел… Я пойду седлать коней. А тебе, благородному рыцарю, есть о чем поговорить с благородной леди.

Он быстро вышел, пинком захлопнул дверь. Страж вскочил, лапнул меч, Олег показал пустые руки, побежал вниз по лестнице.

Чачар все еще сушила сапожки, весело напевала тонким, писклявым голоском. Камин полыхал так, словно женщина задумала сжечь замок. Олег быстрыми шагами прошел через зал, бросил коротко:

– Собирайся немедленно!

– Как? Но…

– Опоздаешь – уедем без тебя!

Она закусила губу, но, не споря, как испуганная коза, метнулась в свою комнату. Калика был неузнаваем, лицо перекосилось, он словно весь сжался в тугой ком, торчали лишь когти, шипы и острые клыки.

В конюшне старый конюх поведал, что под утро исчез любимый жеребец Горвеля. Хозяин его холил, берег – жеребец в сражении под башней Давида вынес израненного Горвеля, бил копытами сарацин, что пытались перехватить, прорвался через их цепи и принес потерявшего сознание рыцаря в ряды европейских войск. С того времени жеребец стоял в особом стойле, к нему был приставлен особый конюх. Горвель на нем выезжал только в самых торжественных случаях. Сейчас же стойло жеребца пусто, а никого, кроме хозяина, этот зверь с роскошной гривой к себе не подпускал!

Олег вывел своего жеребца без спешки, седлал неторопливо, мешки сложил на запасных коней. Чачар уже извертелась на гнедой лошадке, когда Олег так же угрюмо набросил сбрую на коня Томаса, затянул подпруги. Проверил крюки на седле, словно чувствовал, когда, в какой момент рыцарь вырвется из цепких рук прекрасной хозяйки замка.

Чачар потемнела как туча, насупилась, в больших испуганных глазах блестели слезы. Олег вскочил в седло, и в это время двери замка распахнулись как от удара тараном. Томас почти скатился по каменным ступенькам, словно за ним гнались призраки.

На последней ступеньке он резко опустил забрало, тяжело взгромоздился в седло, первым понесся к воротам – молча. Олег пустил коня следом, за рыцарем тянулся невидимый шлейф женских духов. Он покосился на Чачар: ее нижняя губа была закушена, а запруда слез уже прорвалась, на щеках блестели мокрые дорожки. Если он уловил запах, то она, женщина до кончиков ногтей, могла различить в этом аромате любые оттенки…

Ворота замка распахнулись, конские копыта прогрохотали по дощатому настилу моста. Дорога повела от замка прямо на запад, но Олег остановил маленький отряд, указал на отпечатки копыт:

– Направился к востоку. Впрочем, так и должно быть!

Он повернул коня, Томас и Чачар послушно поехали следом. Томас, явно избегая соседства зареванной Чачар, торопливо догнал Олега, сказал обвиняюще, все еще не поднимая забрала:

– Святой калика, ты же знал!

– Что?

– Что надо леди Ровеге! Мог бы помочь другу… э-э… избежать тягостного разговора.

– Чтобы распяла меня на воротах? Я не рыцарь благородного происхождения, а простой паломник, что ищет свою дорогу к богам… Впрочем, в этих краях и рыцарей распинают. Или бросают в каменоломни.