Как стать писателем - Никитин Юрий Александрович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/95
• Следующая

Читающий проливал слезы – вот главное! Он сам был готов со связкой гранат броситься под вражеский танк, только бы жила Россия, – вот задача, которую я, кстати сказать, выполнил! А «как правильно» – это для справочника.

Как правильно – это уже не литература.

Правильно – у вас, а не в жизни.

Вам будут постоянно писать и говорить, что в ваших книгах слишком много жестокости… или слишком мало, что хорошо бы губы Василия Петровича приставить к лицу Семена Моисеевича, а вот подбородок Автандила Гундаревича лучше бы Васе Пупыркину…

Это почему-то считается основой литературного анализа и вообще вдумчивой литературоведческой критикой: что добавить, что убрать или что исправить, дабы весчь стала исчо лучше. Честно, в детстве я сам так полагал, а на черном рынке среди таких же фанатов глубокомысленно доказывал, что если бы автор П. образ такого-то героя малость смягчил, а такого-то героя ужесточил, а мавзолей к тому же покрасил в зеленый цвет, то роман был бы намного лучше…

А в самом ли деле стал бы лучше? Если подумать? В самом ли деле пьеса «Ромео и Джульетта» стала бы лучше, если бы герои не погибли, а счастливо поженились, как в многочисленных дамских романах? Если бы Отелло не удавил блондинку, а занялся бы с нею безопасным сексом?.. То есть вы в самом деле уверены, что советуете правильно?

Конечно же, уверены. По крайней мере, девяносто девять процентов человечества уверены неколебимо и твердо. Но я обращаюсь к тому одному проценту, что сейчас заколебался. Это, конечно, нечестно – отбирать у литературных критиков кусок хлеба с маслом, нередко еще и с икрой, но все-таки скажу, что единственным верным критерием литературного произведения является его экспрессия. То есть подействовало на вас или нет. Захотелось ли вам хоть на минутку после прочтения этого романа сделать мир лучше?

А иначе получается невероятнейшая глупость: проливают слезы над одним романом, а затем в угоду услышанному мнению в своей тусовке расхваливают язык, стиль и прочие детали какого-то неработающего, но объявленного модным или авангардным механизма!

Удался роман или нет, можно судить только по одному признаку: подействовал или нет?

Все жанры хороши, кроме скучного. В самом деле, надо ли уходить в экспериментирование с формой? В науке говорят: даже отрицательный результат полезен. Он показывает, что в том направлении ловить нечего. То же самое и в литературе.

Так вот, давайте все же признаемся, что все эти акмеисты, постмодернисты, имажинисты, киберпанки, джетчуки и все прочие нынешние новые, что экспериментируют со словом и формой, что они – экспериментаторы. Результат пока что всех этих поисков – нулевой.

Но спасибо им за то, что искали. Другие, как стадо баранов, перли по пути реализма, потом – соцреализма, а теперь просто разбежались по сочному лугу вседозволенности, чтобы понятнее массовому читателю, ибо лучше получить по рублю с десяти миллионов, чем по сотне с тысячи интеллектуалов. Это, конечно, не значит, что в литературе ничего больше придумать не возможно. На самом деле где-то еще есть золотая жила…

Но, старый крокодил, понимаю, что на ее поиски можно убить не одну сотню лет, а жизнь намного короче. А что-то сказать хочется вот прямо сегодня, а не через сто лет. Так что вот вам карты, решайте сами.

Трудно искать там, где до вас искали тысячи человек. Но кто знает…

Может показаться, что вместо того, чтобы поощрять к экспериментированию в литературе, я сразу же загоняю молодых авторов в довольно узкий коридор. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, и все такое.

Однако давайте признаемся, что есть тропки, по которым уже прошли другие, намного раньше. И уперлись в тупик. Но есть тропки, куда никто не ходил… Понятно, что лучше искать на неизведанных. Но насчет загоняния в узкий коридор… гм… Я в очень непростой ситуации, честно! Когда начинающий приносит свою первую рукопись маститому автору – это я о себе, но потом коснется и вас, так что слушайте внимательно, – то ждет, ессно, только похвалы. Как бы ни уверял, что примет любое заключение!

Вот тут и возникает та самая щекотливость. Я снова сравниваю ситуацию со спортом, где все так просто, так ясно. Вот начинающий приходит к мастеру и говорит, что он, к примеру, великий прыгун. Или силач. Мастер молча указывает на планку на высоте два метра или на штангу. Сам он, как уже известно, берет высоту в два с половиной метра или поднимает штангу в полтонны. Начинающий прыгает, прыгает, снова прыгает, но выше, чем на полтора метра, прыгнуть не может. Или не в состоянии поднять штангу в двести килограммов. Всем все ясно, в том числе и начинающему. Он точно знает, на сколько именно он отстает от мастера…

Не та ситуация в литературе. Щекотливость в том, что мастер точно видит, на сколько именно начинающий недопрыгивает, в то время как начинающий непоколебимо уверен, что он прыгает даже выше этого занюханного мастера! Ибо к тем разбросанным по бумаге буковкам у него все время подключено собственное воображение, что дает другую картину, не ту, которую видят другие читающие.

Потому мастеру приходится особенно туго. Такой же начинающий у другого начинающего заметит одну-две ошибки, а в остальном все о'кей, но мастер заметит в с е. Потому не может сказать всей правды, это будет слишком… да-да, слишком. Это будет кувалдой меж ушей, если говорить очень мягко!

Чем выше мастер, тем более жестоким может быть его приговор… если не слукавит, не пожалеет новичка, не скажет лишь четверть правды, а то и вовсе смолчит про ошибки. Да и не в доброте дело. Новичок просто не поймет. Заявит, что мастер к нему придирается. А раз так, то какой он мастер? И вообще – пишет плохо, слог корявый. Сюжеты краденые, анекдоты чужие, герои – серые…

Тот, кто на малой высоте, о высоком судит по его под­ножью.

Может показаться, что я всячески подчеркиваю право сдавать в печать… невычищенные тексты. Не говоря уже о том, что у многих это вообще вызывает сильнейшие подозрения, мол, а умеет ли такой автор вообще писать… и вообще различает ли он текст вычищенный и невычищенный, но возьмем глобальнее – не входит ли это в противоречие с принципами культуры языка и литературы вообще?

Во-первых, как это ни звучит кощунственно, но культура языка и литература – это две большие разницы, как говорят в Думе. Культуру языка я оставляю специалистам по культуре языка, а я говорю только о литературе. Делает ли сильное произведение, над которым вы плакали и волновались, слабым неудачная фраза, невычищенный кусок текста? И связанный с ним другой вопрос: делает ли слабое произведение сильным безукоризненный язык, идеально вычищенные от сорняков фразы?.. Нет, не надо это гоголевское: вот если бы нос такого-то приставить к лицу вот того, а затем еще добавить брови вот этого господина!

Мы берем то, что есть.

Итак, что считать литературой вообще? То, что волнует, задевает, заставляет спорить и менять взгляды, или же ровное милое произведение, в котором ни сучка ни задоринки, все тихо и гладко. Ну, знаете ли, как вот если вы сидите на кухне с милым интеллигентным человеком за хорошо сваренным интеллигентным кофе, ведете интеллигентные беседы о культуре, о низком уровне масс, о быдле, над которым так приятно чувствовать полное превосходство и пинать его, а потом расходитесь очень довольные беседой и общением.

Правда, говорили как будто с самим собой, ничего не добавилось, не убавилось, но время провели приятно… Даже приятно во всех отношениях, если вы достаточно продвинутые в общечеловеческих ценностях. Да, это тоже считается литературой. На самом деле именно эти произведения и составляют основную массу литературы, а их авторы очень хорошо устраиваются в жизни, получают премии, позируют перед телекамерами, их называют Лучшими, Лицом Культуры, Совестью Нации и так далее.

• Предыдущая
• 38/95
• Следующая