Война нервов - Нестеров Михаил Петрович - Страница 1

• 1/63
• Следующая

Старый епископ умирал…

Он уносил с собой в могилу тайну, отчетливо осознавая, что молчание не украсит его смерть.

Неожиданно улыбнулся, вспомнив поговорку: «На смерть и на солнце во все глаза не взглянешь». Даже если зрение твое острое, как у сокола, и ты умрешь с открытыми глазами, все равно они запечатлеют лишь этот мир. В них не отразится даже черта, разделяющая жизнь на земле и вечную жизнь на небесах, называемая смертью.

Епископ Рейтер лежал на жесткой кровати, укрытый до груди тонким белым одеялом. У изголовья умирающего сидел Петр Юсупов. Он склонился над священником, повинуясь жесту его иссохшей за восемь с половиной десятков лет руки, и против воли не мог представить его молодым, хотя бы тридцатилетним…

Епископ прошептал на ухо единственному в этой комнате человеку:

– Quo vadis?

Две тысячи лет тому назад на этот вопрос апостола Петра, бежавшего из Рима от легионеров Нерона, Христос с крестом на плечах ответил: «Иду в Рим, чтобы снова быть им распятым». И стал невидим. Апостол, страдая за Иисуса, возвратился в «город без границ» и был заточен в Мамертинскую тюрьму.

Юсупов принял слова епископа за бред умирающего, покачал головой и снова выпрямился.

– Пойдешь ли ты за мной? – прозвучал более четкий, но в то же время пугающий вопрос священника.

«Пойти за ним? – Юсупов непроизвольно дернул плечами. – Умереть, что ли?»

Он не стал скрывать улыбки – несмотря на то что Рейтер, казалось, смотрел на него в упор. Старик был страшен: тонкие седые волосы рассыпались по плечам, кожа на руках и шее пугала рубцами от глубоких ожогов; а там, где не было шрамов, кожа высохла и истончилась до состояния пергамента.

Епископ поднял тонкий и длинный палец, призывая слушателя к вниманию. Юсупов услышал лишь одно слово на родном языке священника:

– Mysterium.

Оно означало тайну, таинство. У древних греков и римлян – тайный религиозный обряд с участием в нем только посвященных.

Епископ заговорил неожиданно окрепшим голосом:

– Тайны – это оплот всех орденов. И нашего ордена тоже. Что делает нас могущественными? Отвечай, сын мой, – потребовал он.

– Хранение тайны, монсеньор, – ответил Юсупов.

– Во все времена, – продолжил священник, – в тайны любого христианского ордена посвящали не всех, и по принципу, который ты знаешь и скажешь его сейчас для меня. Ну же, – поторопил он Юсупова, – у меня мало времени.

Тот снова повиновался:

– Если ты достаточно умен, чтобы вникнуть в суть тайны, значит, тебе разрешено знать, что она собой представляет.

И здесь речь шла об избранных, мысленно добавил Юсупов. И едва не вздрогнул, когда епископ повторил то, о чем он подумал.

– Речь идет об избранных… Меня скоро не станет. Пока у меня есть силы, пока я могу четко изъясняться, послушай меня не как священника, а как дипломата. Испания и Португалия получили значительное количество нацистского золота, которое поступило в начале сороковых годов в эти страны из Швейцарии.

Как ни странно, Юсупов тоже слышал недавно об этом золоте. В одном из новостных блоков об этом объявил в Вашингтоне один из сенаторов-республиканцев. Он возглавлял расследование о судьбе золота, конфискованного нацистами у евреев в оккупированных Германией странах, а затем помещенного в швейцарские банки.

Сенатор вел переписку с испанским и португальским послом в Соединенных Штатах, делал запросы относительно судьбы золота. Он хотел узнать, был ли драгоценный металл переправлен в Латинскую Америку, где после капитуляции Третьего рейха нашли убежище многие нацистские военные преступники. Сенатор ознакомился с одним из рассекреченных в 1991 году документов, находящихся в Национальном архиве США. В нем указывается, что Швейцария направила в Испанию сорок пять грузовиков с золотом и восемьдесят девять – в Португалию. В документе приведены номера машин, которые пересекли несколько государственных границ. С января 1942 года по май 1944 года было перевезено сто восемьдесят восемь тонн золота. На сегодняшний день удалось восстановить пути следования золота из Швейцарии в Мадрид. Испания купила около трех тысяч слитков. Но до сих пор нет ответа на вопрос о двух тоннах золота, которое немцы хранили в своем посольстве в Мадриде. Оно бесследно исчезло к концу войны[1].

Припоминая заключительные слова сенатора, Юсупов подумал: «Выходит, существует и продолжение».

Он не сводил заинтересованных глаз с епископа. Старик говорил с трудом, но пока еще внятно, даже акцентированно:

– Я перенес золотые слитки сюда, в этот дом, и сейчас они подо мной. Потому что в посольстве хранить их было опасно. С каждым днем все труднее и труднее. Но и здесь угроза была слишком велика. Я подумывал о том, чтобы переправить золото в Барселону. Навел справки в коммерческой компании грузоперевозок. Практически весь путь груз провел бы в товарном вагоне – через Сарагосу и Таррагону. А в Барселоне рассчитывал воспользоваться паспортом прикрытия. На имя Карла фон Фрикке я хотел приобрести судно, одно из немногих, что можно было купить в то время. А потом отправиться на нем туда, где никогда не было и не будет войны…

Епископ перевел дух, облизнув потрескавшиеся губы. Отказался от глотка воды, предложенного гостем.

– Я грезил о райских кущах, сын мой. Но еще за год до этого мне на пути повстречался основатель католического ордена «Опус Деи». Я послушал одну его проповедь, другую… Уже не помню, какой у него был взгляд, но голос обладал магнетизмом. Много позже понял, что райские кущи не имеют ничего общего с моими представлениями о них. На самом деле они в голове, в сердце, в вере. И неважно, нищ ты или сказочно богат.

«Неважно, кто ты и как тебя зовут, – в тон Рейтеру мысленно продолжил Юсупов. – Бывший советник германского посольства в Мадриде Вильгельм Рейтер или Карл фон Фрикке».

Он примерил дворянский титул на епископа и покачал головой: «Нет, ему на роду написано быть священником. Голубая кровь для него смертельна». Однако это имя – Карл фон Фрикке – не вызывало дисбаланса и подходило старику.

Епископ снова передохнул и продолжил:

– Ты вправе сказать: «Епископ, ты украл золото». Ну и что? На мне нет вины перед орденом, потому что я в то время не помышлял о вступлении в орден. Но именно орден в лице простой монахини, назвавшей меня по имени в госпитале, подсказал мне, что делать и как поступить. Я ждал подходящего момента. С другой стороны, надеялся, что во главе ордена не станет толстосумов. Так и не дождался…

Юсупова пронизала острая мысль: сейчас старик предложит ему дождаться той долгожданной поры, свободной от богатых дельцов в сутанах. Не выйдет. Просто не выйдет.

И только после этого едва не хохотнул: он поверил в тайну нацистского золота! Глядя на священника по-новому, он едва не потребовал от него доказательств его существования. Поймал себя на сумасшествии: епископ откладывает запланированную на сегодня кончину, оставляет одр и манит гостя за собой. Ведет его в подвал и показывает на груду продолговатых ящиков. Нереально.

• 1/63
• Следующая