Приказ обсуждению не подлежит - Нестеров Михаил Петрович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/65
• Следующая

Позади «раздавателя наказаний» стоял массивный стул с привязными ремнями. Фиксация головы, рук и ног. Как на электрическом стуле. Только не было проводов. Все напряжение проходило через руки Полковника. И если бы в свое время ему развязали руки, он бы выбил показания с безымянных диверсантов максимум за пару часов, а так… Но те по определению относились к «политическим», их судьбу решали власти страны, а защищать должны были власти другой. Так что пытать их с особым пристрастием Мур-алаю запретили.

Этот же арестованный – просто преступник, он совершил «наезд со смертельным исходом». Потому его (по документам – подданного Черногории), туриста, можно пытать «по-черному». При том у него фальшивые документы.

Мур-алай повернулся лишь тогда, когда Сергея Марковцева зафиксировали ремнями к креслу…

Вот если бы сейчас Михаил Артемов мог видеть Сергея Марковцева… Он бы нашел его глаза не просто усталыми, а безмерно изнеможенными. Ему бы снова припомнилось из любимой кинокомедии: «Он же расколется… Сдаст нас…»

Марка кололи два долгих, нескончаемых часа, но он держался. А вот сейчас – из последних сил. Вопросы чередовались с хлесткими ударами – в голову, в печень, отчего надолго перехватывало дыхание. Он едва мог различать вопросы, по наитию угадывал их смысл.

Откуда у тебя фальшивые документы?

Из какой страны ты прибыл?

С какой целью?

Он сбил на арендованной машине какого-то чиновника, «уважаемого человека». Он спрятал его тело, завладел его машиной, за это полагается…

По крайней мере хороший удар по печени. И еще один – открытой ладонью по уху.

Звенит в голове. Тянется нескончаемая симфония нескольких авторов: Макс Готфрид… Иваненко Сергей… Максим Мейер…

Михаил Артемов.

Маленький оркестр, прибывший в страну на гастроли со своими инструментами: штурмовые винтовки «грендел», сотворенные искусными руками, пистолеты немецкой фирмы…

Нет, нет, он этого не говорил.

Еще один удар, выбивающий из глаз слезы. А в них отражаются пацаны в голубых беретах, выполняющие расшвартовку и ныряющие в люки боевых машин.

– Заводи! Вперед!

Только что здесь был глубокий вражеский тыл, и вот уже бой ведет «крылатая» пехота…

Так сильно Марка не били давно. Последний раз двое вышибал с бритыми затылками в особняке генерала службы безопасности. Они били так, что подполковник долго харкал кровью и мочился сукровицей.

Тогда он выстоял и с лихвой вернул болезненные удары каждому. Тогда он, чувствуя на спине ритмичное сердцебиение вышибалы, резко согнул ногу в колене, ударяя того в пах. И тут же провел очередной удар затылком в лицо. Он не сомневался, что даже после двух очень болезненных ударов вышибала останется стоять как скала, потому, тотчас же опираясь на него, двинул ногами подступившего вплотную второго.

И еще одно резкое движение головой, после которого Марк, высвободив правую руку, обвил ею шею охранника, впился зубами в его щеку и вместе с ним, ускоряя темп, пробежал до печки в гостиной генеральского особняка. Хороший прием – охранник даже не сопротивлялся, он сам бежал за страшной болью в прокушенной щеке, как глупый осел бежит за привязанной впереди него морковкой. Мощнейший удар головой в край кирпичной кладки, и вышибала с раскроенной черепной коробкой обмяк окончательно. Но Сергей, шагнув ему за спину, опускался вместе с ним, избегая получить пулю от второго, вставшего на ноги. Опускался и высвобождал пистолет из наплечной кобуры охранника.

Выстрел.

Еще один.

Лишь с третьего раза ему удалось остановить живучего амбала…

Тогда он выстоял. Вернул болезненные удары с лихвой.

И сейчас нужно держаться.

А ему уже заглядывают в глаза, видят сплошную муть, словно по ним прошел кабаний выводок. И знают наверняка: этот человек скоро сломается.

«Он же расколется… На него и давить не надо, просто пригвоздить стальным взглядом, и все».

Марк едва не захлебнулся, когда на него опрокинули ведро воды. Бодрит водичка, взгляд просветлел, различает серые тюремные стены, лампу-одиночку на потолке; и другую лампу – на струбцине, яркую, как вспышка молнии. Стандарт.

Кто ты? С какой целью прибыл?

Да пошли бы вы, суки!

Они не умеют читать чужие мысли, они мастера читать по глазам. Получи в ответ.

Руки, пристегнутые к подлокотнику кресла, затекли и распухли. Маленький оркестр. Сволочи! Мне же играть через сутки. Развяжите!..

Полковник бил сильно, с коротким замахом, с приседом. Он походил на ветерана-боксера на тренировке. Как и его жертва, он привык работать «руками» и был нетерпим ко всякого рода спецсредствам. Приверженец старины дышал тяжело и прерывисто, но не устало. Когда бил в пах, в его глазах зажигалась и долго не гасла смесь ненависти и обиды, зародившаяся, казалось, с трудного детства. В такие моменты его взгляд копировал нездоровый, озабоченный блеск российских ментов, который был хорошо знаком Марку: «В камеру к пидорам хочешь? Мы даже знаем, кому из педерастов ты понравишься». Однако удивительной осведомленности о вкусах и пристрастиях последних в глазах Мур-алая не было. Он являл собой помесь обиженного и стража порядка. Это была его камера-отдушина, и он делал в ней все, что хотел.

Михаил Артемов не нервничал, он волновался и психовал одновременно. Уже в который раз пожалел, что заварил эту кашу. Собственно, сыпал то, что было под рукой. И как было не насыпать? Он не из той породы людей, которые предпочитают оставаться в стороне. С одной стороны, он делал работу, с другой – его об этом никто не просил. Хотя нет, потом оказалось, что просили: те два парня, которых бросили гнить в тюрьме.

Поймал себя на мысли, что больше переживает за Макса, Георга, а за Сергея Марковцева – в последнюю очередь. Почему? Ответов не было. Лишь отмазка-отговорка: «Взрослый мальчик». Но продолжения вроде «выкрутится» также не было. Почему? Потому что был завязан на боевиках «Ариадны». Выкручиваться бесполезно, нужно четко и грамотно работать.

Где он сейчас, что с ним?

Не волновался. Просто интересовался? Фигня…

Интересно, как там Марта?

У тебя есть новости, как Карл, как наша малышка?

Успокойся, Кэт, я знаю свое дело, скоро они будут дома.

Распечатка.

Свыше.

Дай-то бог…

Артемов уже докладывал наверх, что группа Марка прошла предварительный этап – это разведка местности и наблюдение, ознакомление с районом, контакты с агентами, обсуждение деталей. Это называлось влиться в предстоящие действия, почувствовать на себе их призрачное дыхание.

Также в донесении полковник упомянул, что для разведки местности Марковцев пользовался машиной. Именно тогда в голову влезло что-то вроде инструкции: «если фигурант быстро ездит, то угнаться за ним, не привлекая внимания дорожной полиции, очень трудно».

И еще из инструкций, что входили в число трудностей наблюдения: «транспортные пробки, светофоры (переключающиеся в неподходящий момент), несчастные случаи , пропущенные повороты…»

Светофор. Красный, желтый, зеленый. Как система классификации, принятая в разведке: максимальная секретность; контролируемый доступ; ознакомление посторонних лиц нежелательно.

Это сейчас кажется: почему не насторожился, имея такой солидный багаж инструкций по преодолению несчетного числа всякого рода трудностей?..

У Артемова соседка по даче – противная баба лет пятидесяти с небольшим. Знает, что жены нет сейчас на участке, но она все равно прется: «Наташа дома?» – «Нет». – «Она бахчи посадила?» – «Не знаю, ее нет». – «Я посадила, у меня ничего не взошло». – «Ее нет». – «Я хотела спросить, у нее проросло или нет». Полчаса доставала. Достала. Артемов не сдержался: «Плохо посадила!» И так хватил калиткой, что ползабора повалилось.

Вот и сейчас настроение такое, словно кто-то достает.

И еще преследуют всюду глаза Марка с отпечатком последствий работы монтажника-высотника.

• Предыдущая
• 37/65
• Следующая