Мужская работа - Нестеров Михаил Петрович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая

Холстов отправился с докладом к шефу, генерал-полковнику Олегу Михайлову, который занимал пост первого заместителя начальника ГРУ и в подчинении которого находились все добывающие органы, занимающиеся сбором информации. Оперативное совещание, как и предвиделось, затянулось. Мало того, второй и третий час прошли с участием Ухорской. Она бросала недвусмысленные взгляды на товарища: «Ну и подложил ты мне свинью». Она же произнесла в этом кабинете точную фразу, которая могла прийти на ум только женщине: «Душат приемного ребенка». То касалось Альбаца, бывшего работника Генштаба, которого позже приютила Федеральная служба безопасности.

– Ищи причину, – напутствовал генерал-полковник Михайлов своего подчиненного. – Даже если тебе придется предотвращать покушение на этого негодяя. Торговля гранатами, танками и истребителями – все это дерьмо собачье, железки. Основание этого дела, мне кажется, в человеческом факторе. Бери в помощники Ухорскую. Вопрос с твоим шефом, – Михайлов перевел взгляд на женщину, – я согласую.

– Спасибо вам, – ответила Ухорская генералу. Когда они с Холстовым вышли из кабинета первого зама, Ухорская намеренно подставила плечо адъютанту, несшему шефу служебную почту: – Смотри, куда прешь!

Она еще не знала, что ей предстоит командировка в Данию. К вечеру ее настроение круто изменилось.

Ухорская развелась с мужем, средней руки бизнесменом, два года назад. Последние ее слова, адресованные супругу, были анекдотического содержания: «У меня для тебя хорошая новость: на твоем «Вольво» подушки безопасности работают отлично!» Ухорская вдребезги уделала новую машину. Однако причина развода крылась в другом: оба регулярно ходили на сторону. Плюс крутой норов Полины.

Она положила в дорожную сумку джинсы в обтяжку, свободные брюки с простроченными стрелками, брючный же костюм, пару кофточек, блузку. «Сука, собираюсь, как на полгода», – ругнулась Ухорская. Даже на месяц не рассчитывала. Хорошо, думала она, если командировка в Данию продлится пару недель. Пригодится заначка, которую она уже упаковала в полиэтиленовый пакет: четыре тысячи долларов. А что, решила экс-истребитель, гулять так гулять; пошляться по датским кабакам, прошвырнуться по магазинам Копенгагена.

Она сделала совсем не обязательный звонок Холстову. Поддерживая телефонную трубку плечом и придирчиво разглядывая в вытянутой руке платье, которое вполне могло сойти за вечернее, философски содрала китайскую мудрость:

– В каждом плохом есть что-то хорошее.

– Все? – спросил подполковник, интуитивно угадывая, что продолжения разговора не будет. Они еще никуда не уехали, а он уже устал от нее, от ее откровенных шуток, подчас бесстыдных подковырок. Бесстыдных – это для Ухорской определение, но не для него. С одной стороны, конечно, неплохо находиться в компании с откровенно раскованной, не связанной комплексами женщиной. Не быть обязанным предложить ей лечь в постель; на это Ухорская открыто и заливисто рассмеется своим чарующим, хрипловатым, слегка гортанным и немножечко порочным смехом. И не ляжет с ним ни поверх одеяла, ни поверх простыни, ни поверх клеенки на кухонном столе. Но однажды утром он увидит ее немного усталое лицо, припухшие губы. И в груди родится глупая неоправданная ревность: когда и с кем она успела переспать? Анатолий видел себя со стороны – обманутого по-честному, слышал свой голос: «Я понял, чем пахнут твои духи. Они пахнут свободой». И он добавляет про себя: раскованностью, волей, независимостью.

Она счастлива по-своему, размышлял об Ухорской тридцатипятилетний подполковник так, как если бы на его плечах сияли по меньшей мере три генеральских звезды. Но все равно было бы неплохо положить в медленном танце руки на ее талию, чувствовать ее бедра, грудь – даже если потом ничего не произойдет.

– Фантазия, – по слогам произнес Холстов. И еще раз чуть громче: – Фантазия.

– Что? – спросила жена, появляясь из комнаты.

– Фантазия это все, говорю. Сколько ни говори «халва», все равно во рту слаще не станет.

В самолете, угостившись дармовым шампанским, Ухорская спросила:

– Чего нос повесил?

– Да так…

– Не хочешь говорить?

– Язык я подзабыл, – неожиданно сообщил Холстов, конечно, лукавя. Дания и Германия – это его сектора ответственности. Полина на немецком говорила без акцента, а датский входил в германскую группу языков.

– Хочешь, я тебя обучу? – спросила Ухорская. – Методом гестапо. – Она, насколько позволяло кресло, отстранилась и с прищуром оглядела попутчика. – Об Альбаце думаешь?

– Да пошел он! – внезапно взорвался подполковник.

И все. До приземления в аэропорту Копенгагена они не проронили ни слова. Вряд ли Ухорская думала о своем попутчике. Может, о платьях в багажной сумке, о духах, пахнущих свободой и независимостью? Или о том, что давно хотела написать рапорт и перевестись в «институт» информации, где без особой головной боли можно изучать открытые источники: прессу, радио, телевидение. Или о предстоящей работе? Да, работа как-то незаметно отошла на второй план. Наверное, потому, что вот сейчас не виделась такой интересной. Поначалу проявилось любопытство, которое вызвало восклицание «Ух ты!» у Ухорской и изумленный присвист у Антона Лекарева. А сейчас все укладывалось в лаконичную несдержанность Холстова: «Да пошел он!»

Лопата наткнулась на что-то твердое. Доска, определил Вадим…

Щитомордник приехал к месту закладки тайника в половине второго, считая это время оптимальным: машин в послеобеденное время на дороге немного. В бюро по найму машин он выбрал незаметный и надежный «Форд-Сиерру» серого цвета. До Нестведе доехал не спеша за пару часов, свернул на дорогу, ведущую в Престе, проехал несколько километров, проверяясь, и повернул обратно. Перейдя дорогу в двухстах метрах от указателя «8», он словно потренировался, с расстояния в несколько шагов поставив «Форд» на сигнализацию. Фары и габаритные огни вспыхнули на миг, озвученные коротким звуковым сигналом, и машина, как показалось Вадиму, насторожилась.

Ему не пришлось пользоваться компасом, он легко ориентировался по сторонам света. Взобравшись на холм, увидел сосну, обломанную ветку, валявшуюся рядом. Начал считать шаги.

Дорога проходила по неровной местности, под ногами шуршали пожухшая трава и мелкие сучья, слева и справа разросся кустарник, раскидистый орешник, начавший сбрасывать листву, взметнувшиеся к небу сосны в вечнозеленом наряде.

Валун, до которого оказалось ровно восемьдесят шагов, действительно переворачивали: мшистой стороной он смотрел на запад, а не на север и словно подсказывал дальнейшее направление.

Сделав пару десятков шагов, Вадим увидел следующий ориентир: возвышающуюся на восемь-десять метров известняковую скалу. Обойдя ее справа, нашел под ногами более желтоватый прямоугольник травы. Именно нашел, ибо дерн, который вынимали очень аккуратно, точно положили на место. Просто он знал, что искать, а постороннему взгляду эта незначительная деталь в глаза не бросалась.

…Доска.

Вынутая земля небольшим холмиком высилась справа от закладки, и Вадим только сейчас понял, что неизвестный ему оперативник действовал грамотно: вынутую землю складывал на расстеленный полиэтилен или тряпку, лишнее унес собой; нигде поблизости не было видно следов песчаного грунта.

Мешок. Вынув его и отряхнув от земли, Вадим довольно точно определил его вес: восемь-девять килограммов. Прислушавшись к звуку проехавшей по дороге грузовой машины (не остановилась ли?), вынул из мешка первую вещь, потом вторую…

Автомат «галил» был со сложенным прикладом, а снайперская винтовка находилась в состоянии неполной разборки. Вслед за ней Салнынь, не без дрожи в руках, положил в багажную сумку сверток, весивший не меньше пятисот граммов, продолговатую коробочку, в которой вкупе с пластитом угадал инициатор взрыва, небольшой пульт дистанционного управления, четыре круглые батарейки. Машинально открыл заднюю панель пульта: батареек там не было.

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая