Если враг не сдается - Нестеров Михаил Петрович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая

Словесную эстафету у капитана принял, как ни странно, водитель. Едва они проехали охраняемый шлагбаум и миновали неприступные железные створки ворот, за которыми выстроились в ряд казармы учебного центра, человек с тонкими усиками, покинув свое водительское место, вплотную шагнул к курсанту. Он был одет в бушлат и ботинки с высокими берцами, носил погоны старшего сержанта и занимал должность инструктора. Помимо всего прочего, он был латышом по фамилии Пиебалгс. Звали его чуть мягче – Рудгер, кличка соответствующая – Рудгер Хауэр. Такие же, как у американского киноактера, беспредельные глаза, короткие желтоватые волосы, крепкий подбородок, сломанные уши – видимо, частенько его возили вниз головой по борцовскому ковру.

– Теперь слушай меня отдельно, раз не довелось постоять вместе с разбитой командой на плацу, – жестко выговорил инструктор. – Мне плевать, кто ты и чего натворил – хорошего или доброго, в этой жизни или в той, в которой я намерен покопаться. Мне плевать, сколько «соплей» на твоих погонах, какую учебку ты закончил, из Москвы ты или из Междужопья. Если я тебе скажу нырять, ты будешь спрашивать «на какую глубину». На первых порах просто потому, что не нравишься ты мне, что попал в команду по щучьему веленью. Совсем скоро я узнаю, посчастливилось ли тебе попасть в самое элитное подразделение, которое я только знаю, или же фортуна повернулась к тебе задницей.

Наверное, этот инструктор имел дар внушения. Он даже не повернул голову, когда рядом по стойке смирно вытянулся незнакомый курсант.

– Покажешь этому воину все, что ему понадобится на это утро, – бросил он подчиненному. – Потом поведешь его в столовую. Скажешь поварам, чтобы дали ему пожрать. Начнут кривить губы – стукнешь мне. А теперь оба бегом в роту! Чего хлебальник разинул? Исполнять!

– Злой какой-то, – на ходу бросил Литвинов новому товарищу. – Меня Сашкой зовут. А тебя?

– Михаилом, – отозвался раскосый курсант Рахманов по кличке Батый: коренастый, широкоплечий, с длинными сильными руками.

– Слушай, Михаил, мне позвонить надо. Матери. Откуда здесь можно позвонить?

– Вечером что-нибудь придумаем, – обнадежил Батый. – Посмотрим, кто заступит дежурным по части. Если повезет, из штаба позвонишь. Нет – в тренажерный класс проберемся, там у нас компьютеры, даже факс есть. Если он подключен, то звякнешь.

Батый сдержал слово. Когда дежурный по части старший лейтенант Сулейманов пошел ужинать, он проводил Литвинова в штаб. Подмигнув знакомому сержанту, сидевшему в дежурке, кивнул на телефон: «Можно?» – «Валяй», – разрешил тот.

– Мне по междугородке, – на всякий случай предупредил Литвинов, сняв трубку.

– Блин, ну на хера ты мне это рассказываешь? Ты или звони, или топай отсюда.

Один длинный гудок, второй, третий…

Вряд ли сержант был тактичным человеком. Он скривился, видя, как новенький прижимает трубку к уху и заслоняет ее ладонью. Он вышел в коридор, где стоял Батый, оставив Литвинова один на один с телефонным аппаратом, наедине со своими переживаниями…

– …Да, мам, со мной все в порядке, – продолжал он разговор. – Если кто-то будет спрашивать меня, ты меня не видела, поняла? Так надо… Да, скажи, что я не приезжал…

Нажав на клавишу, он набрал еще один номер. Перед глазами маячил образ его попутчика, не мог не маячить.

«Выпьешь?» – «Не, не буду». – «Десять градусов. Сок. Стаканчик не повредит».

– Привет, это я. Все получилось. Да, как мы и планировали. При случае позвоню. Все, отбой.

Они одновременно положили трубки: и курсант учебного центра, и самарский абонент.

Игорь Мельников проснулся в начале четвертого утра. Провел языком по пересохшим и слегка припухшим губам, мотнул коротко стриженной головой, ощутив в затылке тупую похмельную боль. Она родила очередное раскаяние, которое имело привычку исчезать вместе с похмельем: «С бухаловом надо завязывать». Он с громким выдохом потянулся, далеко вытягивая за головой мускулистые руки и выгибая сильную спину. Молодая симпатичная брюнетка, лежащая рядом, даже не пошевелилась, спала как убитая и наверняка проснется с такой же бодягой в голове.

Миротворец сел в кровати, натужно зевнул, почистил глаза пальцами, сжал в ладонях щеки и опустил руки, соединив их на груди, как при молитве. Из колонок дешевой магнитолы продолжал звучать в режиме повтора дудук Дивана Гаспаряна. «Реально, хитовый расколбас для разогрева телки», – рассудил Игорь. Дальше, конечно, ни она, ни он в такт не попадали – слишком медленно и нудно выводил звуки армянский музыкант.

Он глянул на подругу, с которой познакомился накануне вечером. Ее обнаженные плечи и часть груди, не скрытая под одеялом, смотрелись весьма сексуально, но очередного желания у партнера не вызвали. Все вроде бы при ней, но вот чего-то явно не хватало. Может, в одежде, то есть в нижнем белье? Может быть. Например, топ бандо из эластика, который бы удачно поддерживал ее высокую грудь. Впрочем, грудь у этой деревенской подруги не высокая, а просто большая. Это у городских высокая. Интересно, продолжал рассуждать Миротворец, подошел бы ей купальник, выдержанный в тонах южного моря, – алый, желтый или изумрудный?

Вот прическа у нее – класс. Словно она всю ночь неистово работала феном.

Как там сказал отец: томительное состояние, вызванное сменой режима? Точно, лучше не скажешь. «Доставшая», словами отца, война отпустила, мысли из горного ущелья Чечни скакнули в учебный центр спецназа и готовятся к новому прыжку – на родину. «Ты начнешь штурмовать утерянные позиции уже более сильным и с прежним опытом распутной жизни». И как он угадал? – дивился Игорь.

Он перешагнул через пустую бутылку и чайные бокалы, стоящие на полу, прошел на кухню, налил в стакан явно паленого «Алазани», купленного в местном киоске, и медленно, морщась, как от водки, выпил.

Брр!..

Гадость.

Такую же бурдомагу ему однажды впарили в Хатуни, когда его разведрасчет перебрасывали из Ведено. Отвратительное пойло с солоноватым привкусом, словно на виноградники в Кахетинском районе Грузии помочилось бандформирование Руслана Гелаева.

Гадость гадостью, а другого тогда ничего не было. Как и сейчас. Надевая униформу, Мельников решил, что допьет остатки на подходе к части. Выбросит бутылку в снег, перемахнет через забор и на предупредительный выкрик часового (ежели, конечно, он не знаком с ночными моционами старшего сержанта) «Стой, кто идет!» привычно ответит: «Это Фрол Курганов возвращается из самовольной отлучки». Часовой опустит автомат и даже не посмотрит на Миротворца, который не знал, что такое ворота на КПП.

Игорь даже не помнил, как зовут подругу, из дома которой он выходил, на ходу застегивая бушлат. Плохо она вчера протопила печку, заметил он, к утру в избе начался колотун. Зябко поводя плечами и не обращая внимания на беснующегося на цепи громадного рыжеватого кобеля, сержант потренировался на заборе безымянной подруги: оттолкнувшись и едва касаясь его рукой, он перебросил свое крепкое тело на противоположную сторону. Не сдержавшись от шалой мысли, пришедшей в его хмельную голову, Мельников подогнул ноги, перекатился через себя и стал на одно колено, держа бутылку за горлышко, как если бы сжимал в руках рукоятку «калашникова». «Пиф-паф!» – дурашливо выкрикнул разыгравшийся спецназовец и «опустошил магазин», в несколько мощных глотков допив содержимое бутылки. Тут же, с колена, забросил ее через забор, намереваясь на слух попасть в злобную псину. Собака во дворе взвизгнула и на некоторое время умолкла. «Шиза номер пять», – подвел итог своим действиям Мельников и бодрым шагом направился в расположение части.

По пути просветлевшие мозги вспомнили, как зовут подругу: Лизой. Неплохое имя для городской девчонки, а для деревенской… «Лиза, ты откуда родом?» – «Куропатовские мы».

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая