Тени Королевской впадины - Михановский Владимир Наумович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/80
• Следующая

– Погоди-ка, ты что же, за авантюры? – удивился Гуимарро.

– Я авантюризм понимаю в широком смысле, вижу в нем азарт, риск, – пояснил Новак. – Вот, например, война – это, по-моему, тоже своего рода авантюризм.

Орландо спросил:

– Выходит, ты за войну?

В комнате воцарилась пауза. Все ждали, что ответит Гульельмо.

– Честно говоря, я за войну, – сказал он.

Тишину взорвали негодующие реплики.

– Да ты соображаешь, что говоришь! – воскликнул Гуимарро, которому изменило обычное спокойствие. – Ведь ты же рабочий, Гульельмо!

– Война создает обстановку, благоприятную для революции, – Новак разрубил рукой воздух.

– А если в войне погибнет половина людей? – поинтересовался Орландо.

– Зато другая половина построит свое счастье! – парировал Гульельмо.

– У тебя мозги набекрень, дружище, – сказал Орландо. – Выберешь время, займись политграмотой. Только боюсь, свободного-то времени у нас с тобой не будет… Очень меня беспокоит порт, друзья. Он похож на котел с перегретым паром: вот-вот взорвется.

– Вся Оливия похожа на котел с перегретым паром, – вставил Гульельмо.

– Короче говоря, я боюсь, что сегодняшние события в порту кем-то подогреваются. Докеры могут начать забастовку, не дожидаясь команды стачечного комитета, – заключил Орландо.

Люди зашумели.

– Что же ты предлагаешь, Орландо? – спросил Гуимарро, когда каждый высказался.

– Провести среди докеров разъяснительную работу. Начать ее завтра же, с утра. Направить наших людей в воинские части…

– А если все-таки котел взорвется?..

– Если порт забастует, мы возглавим забастовку! – ответил твердо Орландо.

– Браво! – захлопал Гульельмо.

– Радоваться нечему, – строго посмотрел на него Орландо. – Прольется кровь рабочих. Пострадают их семьи. «Кровавый генерал» своего не упустит.

– Но ведь есть закон, разрешающий забастовки! – воскликнул Гульельмо.

– Твоя наивность меня умиляет, – усмехнулся Гуимарро. – Четопиндо найдет тысячу способов обойти закон.

– А! – махнул рукой Гульельмо. – В конце концов, и Четопиндо не так уж всесилен. Настало, я думаю, время сразиться с ним в открытом бою…

– Как ты это себе представляешь? – хитровато прищурился Гуимарро.

– Ну, прежде всего нужно усилить наш стачечный комитет, сделать его более боевым…

– А вот это правильно, – поддержал Новака Орландо Либеро. – Для этого я предлагаю ввести в его состав еще одного товарища.

– Ядро, когда разбухает, перестает быть ядром, – поморщился Новак.

– А другие что думают? – спросил Орландо.

Мнения разделились: одни соглашались с Гульельмо, другие оспаривали его точку зрения.

Гуимарро, невозмутимо попыхивая дешевой сигаретой, внимательно выслушивал каждого.

– А ты что скажешь? – обратился к нему Орландо, когда высказались почти все.

Гуимарро вынул сигарету.

– Дело серьезное, Орландо, – сказал он. – Наш комитет – боевой штаб, и мы должны абсолютно доверять друг другу. Я, например, готов головой поручиться за каждого, кто находится в этой комнате. Даже за эту горячую голову, – кивнул он на Новака, – хотя Гульельмо и болтает иногда черт знает что. Думаю, он это делает, чтобы просто раззадорить нас. Ну, а что касается расширения комитета… Ты кого имеешь в виду?

– Рамиро.

Кто-то заметил:

– Молод больно…

– Этот недостаток со временем исправится, – улыбнулся Орландо. – Есть еще какие-нибудь возражения?

– Я против, – сказал Гуимарро.

– Почему? – посмотрел на него Орландо.

– Пусть сочиняет и поет свои песни. Забастовки – дело серьезное.

– Песни – тоже серьезное дело, Франсиско, – возразил Орландо.

– Вот пусть Рамиро Рамирес ими и занимается. Наше дело требует всего человека, без остатка. А он способен на это? Кто за него поручится? – оглядел всех Гуимарро.

– Я поручусь за Рамиро, – сказал Орландо.

– И я, – неожиданно присоединился к нему Гульельмо.

После дебатов комитетчики проголосовали за то, чтобы ввести Рамиро Рамиреса в свои ряды. Поднял руку за кандидатуру гитариста и Гуимарро, хотя при этом и пробурчал что-то под нос.

Потом обсудили исчезновение Гарсиа. Было решено всеми средствами добиться истины.

Росита принесла нехитрый ужин. Быстро поели. Расходиться не хотелось. Кто знает, быть может, это последние спокойные часы перед бурей…

Когда она убрала посуду, Гуимарро поставил локти на стол и негромко затянул:

Грозы громами грозятся,

Выше знамена, друзья!..

Песню подхватили. Она звучала тихо, но грозно, напоминая тлеющий костер, который вот-вот готов вспыхнуть. Казалось, мелодии тесно в этой бедной фавеле, и она просачивается сквозь щели в окнах, чтобы улететь далеко-далеко, промчаться над Оливией, над всем континентом…

Когда пение смолкло, Орландо, лукаво улыбнувшись, спросил:

– Выходит, ты, Франсиско, поклонник песен Рамиреса?

– Это почему?

– Да потому, что ты только что затянул его песню.

– «Грозы грозятся» – народная песня, – возразил Франсиско.

– Это песня Рамиреса, которая стала народной, – уточнил Орландо.

Близилось утро. Небо за окошком посерело. Пора было расходиться.

Орландо Либеро, прощаясь, каждому давал задание на ближайшее время.

Последним из гостей покидал дом Гульельмо. Он долго поглядывал на Роситу. Наконец, решившись, подошел к ней и, взяв за руку, горячо и сбивчиво заговорил:

– Рос, прошу тебя, не отчаивайся… Все будет хорошо, вот увидишь…

Росита тихонько отняла свою руку:

– С чего ты взял, что я отчаиваюсь?

– Я не слепой… Рос, мы обязательно отыщем Гарсиа, – продолжал Гульельмо. – Рос, ты такая красивая… Ты обязательно будешь счастливой, вот увидишь.

В течение нескольких дней газетные сообщения, посвященные исчезновению Гарсиа, были скупы и подозрительно похожи одно на другое. В них говорилось, что государственные границы перекрыты, поиски преступника продолжаются, однако до сих пор они не дали, к сожалению, никаких результатов.

Левая газета «Ротана баннера», которая после конфискации тиража начала выходить снова, поместила редакционную статью, в которой сообщалось, что газетой предпринята попытка провести собственное расследование случившегося. Ход расследования будет освещаться в ближайших номерах.

Расследование, предпринятое газетой «Ротана баннера» на свой страх и риск, имело невеселые последствия: газету оштрафовали. После этого главный редактор был вызван к министру внутренних дел, где ему сделали строгое внушение и пригрозили вообще прикрыть газету, если подобный случай «безответственной инициативы», как выразился министр, повторится.

– Мы хотим только одного: помочь выяснению истины, – заявил редактор.

– А вместо этого только способствуете ее запутыванию, – одернул его министр. – Выяснением истины занимаются компетентные органы. А когда в их дела влезают дилетанты, ничего путного не получается.

– Но наша газета никогда не делала ничего, что противоречило бы конституционным правам, предоставляемым прессе, – заметил редактор.

Министр усмехнулся:

– Эти сказочки оставьте для других. Вас за одни только стихи Рамиро Рамиреса, которые вы опубликовали две недели назад, можно закрыть. Как видите, наше ведомство внимательно следит за вашей газетой.

– Спасибо за внимание, – слегка поклонился редактор. – Вы-то сами читали эти стихи?

– Пришлось.

– В таком случае, вы должны согласиться, что стихи самые обычные: о природе, о человеческих чувствах… Об этом писали все поэты, начиная с Гомера…

– Плевать на Гомера! – начал горячиться министр. – По-вашему, неукротимый шторм, разрушающий стены темницы, это невинная картинка природы? Так, что ли?

– Мир человеческих чувств… Автор имеет право на аллегорию…

– Темница! Ничего себе аллегория! Уж не думаете ли вы, что все ваши читатели дураки?

– Если бы я так думал, то не выпускал бы газету.

• Предыдущая
• 37/80
• Следующая