Завет Сургана - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 39
- Предыдущая
- 39/98
- Следующая
Именно увидев там, у туннеля, Раго, Онго решил изменить маршрут группы.
Это было сделано им тогда чисто интуитивно – хотя бы потому, что времени на обдумывание не было. Ну а если бы Раго не был тем, кто арестовал его после захвата туннеля? Как-никак, ОСС – свирская служба, следовательно, и группа Онго, и Раго решают одну и ту же задачу? Тогда – чего же бояться?
Мысли катились быстро. Отряд послан на помощь его группе для усиления?
Нет. Будь это так, его предупредили бы: ведь отряд не мог возникнуть вдруг из ничего, он наверняка был готов к выходу еще тогда, когда Онго со своей группой находился в своем расположении. Значит – не на помощь.
Может быть и другое объяснение: командование для большей вероятности успеха решило выслать не одну его группу, а сразу две – независимо друг от друга. Возможно такое? Безусловно. Даже то, что его об этом не предупредили, можно как-то оправдать: чтобы не надеялся, что работу сделает чужой дядя, чтобы полагался только на свои силы. В таком случае и этот второй отряд ничего не должен знать о них. Что же, тогда все в порядке?
Но в это не верилось. Ладно, решили послать два отряда – послали. Дело хозяйское. Однако второй отряд ведь продвигается по тому маршруту, который был назначен группе Онго и от которого они отказались в самый последний миг, никого об этом не поставив в известность. Значит, двум почти одновременно выступившим отрядам указан один и тот же маршрут движения? Но на такое не был способен даже самый глупый военный чиновник, потому что это никак не увеличивает вероятности успеха. Если дорога где-то контролируется улкасами, то придется вступить в бой тому, кто придет туда первым, но и второму не останется ничего другого – разве что повернуть назад и отходить, убедившись, что здесь не пройти. Отходить в поисках иной возможности прорваться в нужный район? Но если такая возможность вообще существует, то второй отряд и был бы сразу послан на ее поиски, иначе говоря, в другом направлении. А он оказался здесь. И если бы Онго повел свою группу по разработанной заранее схеме, то эти – вторые – сейчас продвигались бы в его . тылу. Зачем? Чтобы не дать отступить? Или?..
Возможно, Онго и еще рассуждал бы в поисках разумного объяснения обстановки. Но, рассуждая, он продолжал слушать – и именно это помогло ему сделать окончательный вывод. Потому что тот же голос, что уже был однажды услышан, прозвучал вновь, негромко, но ясно:
– Ни единого следа. Ясно: они тут не проходили. И другой – в ответ, так же приглушенно:
– Где же еще? Единственный путь.
– Ну, у него там – знатоки этих мест…
На это ответ последовал после небольшой паузы:
– Как бы ни шли – Ур-Обора им не миновать.
– Там их и встретим.
– Если они не впереди.
– Придут они первыми – мы издали услышим. Там их ждут не дождутся.
Короткий смешок. И снова: вдохи – выдохи, вдохи – выдохи. И тяжелая поступь по каменистой тропе.
Ну, что же, пожалуй, все понятно. Хотя и невесело.
Онго выключил динафон. Сказал одним дыханием – учитывая, что и в том отряде могли прослушивать окрестности:
– Сидим тихо-тихо. Выждем, пока не пройдут.
– Кто там? – Это Керо не удержался, задал вопрос начальнику.
– По нашу душу.
– Улки?
Онго лишь покачал головой. Глаза Керо стали еще уже: понял. И остальные тоже.
– Слушай, так, может, их…
Онго едва заметным движением дал понять: не годится.
– Нас здесь нет, понял? Ни для них, ни для кого другого. А сейчас – отдыхаем. Не шевелиться. Не говорить. Дышать тихо.
Так прошло еще больше дюжины минут. Онго снова слушал, снизив громкость до предела: топот раздавался теперь словно внутри его черепа, грозившего вот-вот разлететься на кусочки. Нито сверху по-птичьи чирикнул. Онго поднял глаза. Нито жестом показал: прошли по тропе. Не заметили, не учуяли. Уходят.
И в самом деле, звуки уже не рвали слух. Становились все глуше. И, выждав еще, Онго подал команду:
– Всем одеваться.
И сам нагнулся, расстегивая ранец.
В Сургане, столице Свиры, и тем более в Постоянной Резиденции Вершителя Мору жизнь была, конечно, полегче, чем в горах, – во всяком случае, по внешним ее признакам. И ходили там не по каменным осыпям, а по ковровым дорожкам, и обедали не всухомятку, а в удобной столовой, где не котелки с фляжками составляли сервировку, а столовая посуда из тончайшего, полупрозрачного куррона, расписанная золотом, кубки из кристалла с государственными гербами, серебряные приборы и все такое прочее. А главное – говорить тут вроде бы можно было в полный голос, не опасаясь, что тебя услышит кто-то из тех, кому слышать здешние разговоры никак не следует.
И все же на этот раз в обширном, со знаменами и портретами великих предшественников, кабинете Вершителя разговаривали едва уловимо – как будто самим собеседникам было неприятно слышать собственные слова. И то сказать, что тема разговора была не очень-то приятной. Хотя и вовсе не новой.
Разговаривали двое: сам Вершитель и верком Сидо. И разговор шел о том, о чем только и мог сейчас идти между этими людьми и в этом месте, – о войне.
А точнее, о том, что идет она не так, совсем не так, как ей следовало бы. Еще точнее: похоже было, что свиры начинают эту войну проигрывать, тогда как прежде все подобные войны, раньше или позже, кончались по нулям – обе стороны оставались при своих. Теперь же впечатление было такое, что улкасы о ничьей и не думают. Что война с самого начала задумана с их стороны как окончательная и победоносная, хотя теоретически до ее начала уже одно такое предположение любому сколько-нибудь грамотному аналитику показалось бы донельзя глупым и не правдоподобным. "Горцы победят в открытом бою могучую равнинную страну с ее мощной современной техникой и немалыми резервами – и техническими, и людскими? Смеху подобно!" – так ответил бы любой мыслящий. Сейчас же подобное предположение уже не казалось нелепым; даже более, оно перестало быть предположением и перешло в категорию большой вероятности.
Что, почему, каким образом? Вот о чем беседовали двое.
Тут надо оговориться: в главном кабинете Свиры происходили одновременно два разговора. Причем между одними и теми же людьми. И один диалог – для ясности назовем его первым – его участники вели, не понижая голоса, напротив, иногда повышая, как бы в некотором раздражении. Второй же разговор тех же двух человек развивался, как уже упомянуто, на самой малой звучности, почти исключительно шепотом.
Первый диалог был заранее записан, и сейчас всего лишь воспроизводился с кристалла. Второй тоже велся не без участия электроники, а именно генератора защитного поля, уже на расстоянии одного шага превращавшего тихие слова в белый шум. Подслушать второй разговор даже при современном уровне устройств перехвата было практически невозможно, в то время как первый был, по сути дела, открыт даже не очень технически вооруженному слухачу. Если, конечно, такие в Главной Резиденции существовали. Приходится предположить: и Вершитель, и его разведчик исходили из того, что любопытствующие такого рода могут найтись даже и в прекрасно охраняемом Дворце Сурганидов (таково было историческое и официальное название этого дома).
Первый, открытый разговор не заслуживает нашего внимания, поскольку оба высоких государственных деятеля на. всем его протяжении вели почти яростный спор о том, есть ли шансы у Юго-Западного спортивного альянса завоевать первенство в ежегодном розыгрыше Венка Равнин, высшего приза в "Двенадцати".
Такое название носила спортивная игра, самая любимая на равнинах, представляющая собой сложную смесь боевых единоборств с командной игрой в мяч, где можно использовать в борьбе ноги и кулаки, а мяча касаться и руками, и ногами. Несведущему зрителю это показалось бы сперва крайне сумбурной возней на обширном поле, где две команды, по двенадцать игроков в каждой, несколько минут дрались между собою под внимательным присмотром судей, которых на поле было шестеро, а мяч тем временем спокойно лежал в центральном кружке. – Затем раздавался свисток главного судьи, находившегося не на поле, а над ним, на высоте четырех двушагов, в прозрачной, удерживаемой антигравом кабине.
- Предыдущая
- 39/98
- Следующая
