Эвтанатор - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/18
- Следующая
– Совершенно верно. Я эвтанатор, доктор Орлен Кордо.
– Да, разумеется. Я очень рад, то есть… Я хотел сказать…
Совсем запутался, бедняга.
– Отлично вас понимаю. Скажите, как мне вас называть?
– О, простите. Доктор Лавре Пинет, младший администратор Клиники. Рад приветствовать вас на почве Эвана.
– Клиники?..
– Я понял ваш вопрос, доктор Кордо. Конечно, другие учреждения такого профиля имеют какие-то названия. По месту расположения, или в честь основателя, или наших виднейших медиков… Все, кроме нашего. Мы – просто Клиника. С заглавной буквы. Пояснения никому в нашем мире не требуются. Однако что же мы стоим? Прошу в машину. Я вижу, ваш багаж крайне невелик? Впрочем, у нас есть всё, что может вам понадобиться в вашей… деятельности.
– Хорошая машина. Я бы даже сказал – шикарная. Чувствую себя польщённым.
– Ну что вы, доктор, что вы. Мы ждали вас, откровенно говоря, с таким нетерпением… даже были готовы выслать за вами специальный корабль. К счастью, у вас вошли, так сказать, в наше положение. А уж потом мы предоставим в ваше распоряжение…
– Благодарю, доктор Пинет, но этого делать не придётся. Корабль будет ждать меня столько, сколько понадобится. Нет-нет, я сяду сзади.
– Как вам будет угодно. Секунду – кресло подстроится под вас. Итак, вы полагаете, что сумеете сделать всё быстро?
– Опыт подсказывает, что клиентура в таких случаях не склонна к промедлениям. Я ведь выполняю её волю, не более. Конечно, если у клиента возникают сомнения или его состояние вдруг изменяется к лучшему… Но в таком случае я просто прекращаю работу, а вы снимаете заказ. Таков закон. Если же всё пойдёт нормально, то срок определён Всеобщей конвенцией об эвтаназии: мне предоставляется максимум недельный срок для того, чтобы поставить самостоятельный диагноз, а также использовать средства убеждения, дабы побудить больного отказаться от замысла. И наконец – прийти к соглашению с больным при выборе способа… исполнения его пожелания. После этого составляется протокол…
– Я понимаю. К счастью, заказы такого рода не проходят через меня, и в подготовке всей документации я также не участвую… Обратите внимание, сейчас мы проезжаем очень интересные места, в полном смысле слова – исторические. Пятьсот восемьдесят шесть лет тому назад – условных лет, разумеется – здесь, то есть, если быть точным, в пяти эванских стадиях отсюда… Вам, может быть, неизвестно, что наш стадий вдесятеро больше древнего, классического… то есть в десяти километрах опустился корабль с первыми насельниками, основателями нашего мира. Там находится интереснейший музей, а также эванистский кафедральный собор, главный храм нашего мира. Вам будет очень интересно посетить эти места.
– Не сомневаюсь, если, конечно, найдётся время для этого.
– Я уверен, доктор, вы найдёте его, как только ознакомитесь с основами нашего вероучения. Вам просто захочется побывать там. Да, чуть не забыл. Посмотрите – видите впереди, справа от нашей ленты…
«Господи, он не врач, а гид, ему бы возить экскурсии. И явно страдает недержанием речи. Похоже, боится, что если умолкнет он, то стану говорить я и, может быть, задавать вопросы, на которые ему почему-то не хочется отвечать. Но это можно проверить».
– Простите, доктор Пинет, я вас перебью. Мне хотелось бы узнать что-нибудь о клиенте – как о личности и как о пациенте. Потому что…
– К моему великому сожалению, доктор Кордо, я лишён права беседовать с вами на подобные темы. Я лишь младший администратор, подчёркиваю – младший. Вы же будете общаться по профессиональным вопросам с людьми, возглавляющими Клинику. Но если вы хотите услышать что-либо о бытовой стороне вашего пребывания у нас – жильё, питание, времяпрепровождение и тому подобное, – то это как раз находится в моём ведении, и я с большим удовольствием…
– Спасибо. Скажите, нам ещё далеко?
– Ну… я бы не сказал. Нам осталось не более пяти минут до агра-станции, а оттуда, воздухом, порядка сорока минут до Клиники.
– Почему же мы не могли уже на космодроме погрузиться на агрик и лететь прямо оттуда?
– Очень возможно, доктор, что по причине некоторой, так сказать, закрытости вашего визита. Он не рекламируется. И крайне нежелательно, чтобы хоть что-то появилось в средствах массовой информации. Агрик на космодроме неизбежно вызвал бы любопытство снимающей и пишущей братии, которая там всегда околачивается в поисках сенсаций.
– Вы полагаете, что моё появление здесь сенсационно?
– Боюсь, что да.
– Что сенсационного в моей скромной персоне?
– В персоне – ничего.
– Тогда – в моей работе?
– Извините, доктор: вот мы и на месте. Пора пересесть на другой транспорт. Наша машина – второй справа агрик. Позвольте, я понесу хоть что-нибудь. Благодарю. Ага, смотрите – нас увидели, уже открывают люк.
«Чего-то я не понимаю. И как-то не по себе. Будь внимателен и осторожен, Орлен. Пока этого достаточно. Внимателен и осторожен. Но, чёрт побери, что же такого они нашли в этой моей специальности? Уже сотни лет во всех мирах… Или не во всех? Специальность, конечно, не самая прекрасная, и в детстве ни один мальчик не мечтает, а, обучаясь медицине, ни один студент не собирается стать эвтанатором. Но кому-то приходится – поскольку без них не обойтись. А у меня просто не было иного выхода: выбирать не пришлось – взял, что давали. И был рад. Это ненадолго, конечно. Надеюсь, что осталось не так уж много: конечный пункт становится всё ближе. Сильно рассчитываю, что нужная информация дойдёт до меня совсем скоро. Или… Ладно. Кончай нюнить. Работай. Вернёшься на Середину – там найдёшь время расслабиться».
– Доктор Кордо, у вас всё в порядке? Плохо себя почувствовали?
– Что вы, доктор, ничего похожего. Просто я не люблю летать. Но приходится. Пусть это вас не беспокоит.
«Что же всё-таки такого они находят в эвтаназии?»
И в самом деле, что?
В далёком прошлом остались времена, когда об этом спорили. Если человек испытывает сильнейшие страдания, в первую очередь физические, и никто не в состоянии избавить его от них, а существующий уровень науки не даёт такой возможности, то человек нередко обращается к врачам, даже шире – к обществу, с последней просьбой: избавить его от страданий единственным остающимся способом – помочь ему прекратить биологическое существование. Помочь умереть. Разумеется, самым, так сказать, мягким способом. Или хотя бы создать возможность для того, чтобы он мог сделать это сам. Человек – в сознании, свою волю выражает ясно, близкие ему люди, пусть не все и не сразу, поддерживают его выбор. Человек всегда обладает свободой воли, у него есть право выбора. Казалось бы, о чём тут спорить? Право на эвтаназию давно уже узаконено во всех цивилизованных мирах Галактического Союза.
Но что-то всё-таки не так.
Узаконено не значит принято обществом. Везде и всегда законы издавала и продолжает издавать небольшая группа людей. Эти люди, как правило, не представляют общества во всей его многогранности; так должно было бы быть в идеале, но идеал, как известно, недостижим, это – вечно убегающий горизонт.
Смертная казнь в своё время была узаконена повсеместно. Однако общество так и не приняло её до конца, и духовный прогресс, хоть медленно и с осечками, но всё же существующий, смог в конце концов заставить и законодателей, и правителей отказаться от применения узаконенного убийства. И ремесло палача, «исполнителя», ушло в прошлое, можно надеяться – невозвратное.
Но не так уж мало людей считало, что эвтаназия – это тоже всего лишь узаконенное убийство. Пусть и с согласия жертвы. И эвтанатор – тот же заплечных дел мастер, только в белом халате.
Поэтому даже и в те времена, о которых мы ведём своё повествование, к этой специальности люди относились – ну, не сказать враждебно, но во всяком случае с ощутимым предубеждением. Не палач и не киллер вроде бы, однако… немало общего с ними. Пусть законный, пусть с согласия и по просьбе, но убийца.
- Предыдущая
- 5/18
- Следующая
