Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/93
• Следующая

В оправдание обоих можно сказать лишь одно: с вечера подобных намерений ни у кого из них не было, планов никто не строил и занимали и его, и ее совсем другие мысли – правда, отнюдь не одинаковые, что легко понять. Иными словами, все получилось непроизвольно и естественно – и, значит, наилучшим из всех возможных образом. Но при всем этом каждый из них предпочел сделать вид, что ничего не было, а если и было, то забылось сразу же и навсегда.

Но и время вставать тоже пришло в конце концов.

Вот тогда-то рассудок и принялся за свою пакостную работу. Нет, вовсе не стал упрекать за уже сделанное, отлично понимая, что прошлого не вернуть и не изменить. Но стал хитренько представлять дело так, что ничего, собственно, такого не произошло – ну мало ли, с кем не бывает, тут все взрослые, никому и ничем не обязанные… Даже хорошо, получена важная информация: оказывается, техналь в этой области совершенно ничем не рознится от обычной женщины, но, в отличие от многих женщин, вовсе не является фригидной, напротив. Итак, все произошло к лучшему, но поскольку это никак не лучший из миров, то и нет никакой причины расслабляться, погружаться в лирику, предаваться романтическим мыслям и вообще отвлекаться от главного; наоборот, надо еще строже следить за собой и за нею и не допускать более никаких осечек до самого конца, до мгновения, когда он покинет этот дом, чтобы отправиться на встречу к фонтану – туда, где уже был вчера и где, надо надеяться, сегодня ему повезет больше. Да, именно так надо было сейчас вести себя – однако и не переусердствуя в прохладной невозмутимости: если встреча не состоится и сегодня – придется где-то переждать еще три дня, до следующего срока, а другого места, кроме этой вот комнатенки с ее хозяйкой, Милов не знал. Значит, надо было сохранять спокойствие во всем – как, скорее всего, делал бы настоящий технет; похоже, что другого отношения Леста и не ждет – во всяком случае, сама она ведет себя именно так. Может быть, все это – действительно лишь стечение случайностей, однако возможен и другой вариант…

Пока Милов умывался над раковиной в углу, эти и подобные мысли быстренько прошуршали в голове, оставляя извилистый, как змея на пыльной дороге, след. Леста тем временем накрывала на стол. Завтрак оказался весьма умеренным – чтобы не сказать скудным: какие-то хрусткие кусочки (синтетика, что ли? Нет, кажется… но дома есть такое не приходилось никогда. Что-то эта жратва напоминает, никак не сообразить только – что именно; да ладно – выбирать не из чего, остается надеяться, что это не отрава для нежного человеческого организма). Сомнения Милова, впрочем, никак не отразились ни на лице его, ни на поведении – он хрустел себе и хрустел, пока посуда не опустела. Запили кипятком, подкрашенным слабой заваркой, вместо сахара была вроде бы карбоксилаза – ее Милов брать не стал, помнил, что от нее болит голова, а у него и так хватало причин для головной боли.

Поев – начали собираться, ни о чем не разговаривая, стараясь даже не встречаться взглядами – не из смущения, но как раз для того, чтобы не начинать никакого обмена мнениями: никто не стремился раскрывать свои планы и намерения на предстоящий день. Сборы, собственно, заключались только в том, что Леста убрала со стола посуду и надела куртку; технетский гардероб разнообразием не отличался. Милов стоял уже у двери.

– Мне пора, – объявил он кратко.

Леста кивнула:

– Я тоже иду.

– Лучше выйдем порознь. Я первым.

– Хорошо. Мне все равно нужно еще позвонить по делу. А телефон на втором этаже. Ты успеешь отойти достаточно далеко.

– В случае чего – ты меня не знаешь, я у тебя не был.

Он ожидал, что она улыбнется, но она ответила серьезно:

– Да, конечно.

– Наверное, не вернусь.

Она только кивнула, лицо не выразило ничего.

Надо было уже идти; он бессознательно медлил.

– Спасибо тебе, – сказал он. – За все.

Вот тут она неожиданно улыбнулась. Но лишь мгновенной улыбкой. И повернулась спиной – наверное, чтобы он ушел, наконец.

Милов осторожно приотворил дверь. Войти и выйти – это как летчику взлететь и приземлиться: самые опасные мгновения. Но за дверью все оказалось спокойно: пустынный коридор, и в конце его – выход на тихую улицу.

Он перешагнул через порог и пошел, не оборачиваясь.

Путь до фонтана, до городского центра занял, как он и предполагал, сорок с небольшим минут. За это время, шагая в ритме, никого не обгоняя и не отставая, Милов успел совсем прийти в себя и настроиться на предстоящие, возможно, дела.

Он старался заметить признаки какого-то беспокойства, неблагополучия в городе, что было бы естественно после вчерашней информационной передачи; все, однако, представлялось спокойным, обычным, народу на улицах было не меньше и не больше, чем вчера, трамваи, автобусы, машины двигались с прежней плотностью. Все прекрасно, словом. И все же что-то происходило в стране – пусть и не в столице, а на востоке, но что-то происходило. Если сейчас встреча не состоится, то на предстоящие три дня выжидания надо будет, пожалуй, направиться именно туда – понять, что и почему происходит и обогатить свои запасы информации: ее, как правило, больше всего бывает именно там, где что-то происходит, потому что события и происходят вследствие возникновения какой-то новой информации. Как пробраться, если дороги перекрыты? Ну, это уже, как говорится, дело техники…

Обдумывание способов проникнуть на закрытую территорию и заняло почти все время; он занимался этой работой, заранее зная, что на местности все получится не так и придется принимать другие решения. Однако сам процесс размышления действовал успокаивающе.

Перед тем как приблизиться к фонтану, он сделал широкий круг, исподволь приглядываясь. Ничего, что могло бы его встревожить, он не заметил, да и интуиция подсказывала, что никакой угрозы сейчас не было. И даже места на скамейках есть. В том числе и на той, на которой он должен был усесться и ждать.

Милов подошел к скамейке, повернулся спиной, чтобы непринужденно опуститься на нее. И замер на миг.

К скамейке приближалась с противоположной стороны – от бульвара – Леста. Она смотрела прямо на него, и этот ее взгляд даже оптимист не назвал бы добрым.

Но и его нимало не обрадовало появление технали; уже утихомирившиеся было подозрения вспыхнули газовым факелом. Сам того не сознавая, он стиснул кулаки. Но вовремя спохватился: технеты не проявляют эмоций! – и лишь отвернулся, понимая, что не в его силах помешать ей подойти и сесть на ту же скамейку. К счастью, она опустилась на жесткое сиденье не рядом с ним, а поодаль, насколько это было возможно – уселась на противоположном конце достаточно длинного сиденья. Она тоже не смотрела в его сторону, даже головы не повернула, и тем не менее он продолжал ощущать ту ненависть, что ясно прочиталась в ее глазах, когда их взгляды на мгновение встретились только что.

Сколько-то времени протекло в безмолвной взаимной ненависти, прежде чем Милов глянул на часы – небрежно, вскользь. Уже совсем мало минут осталось до истечения условленного срока; все ясней становилось, что и сегодня встреча не состоится. Но теперь Милов начал уже догадываться, почему: вероятно, Леста была известна тем, с кем ему предстояло встретиться, и они не хотели – или не должны были – устанавливать контакт в ее присутствии. Она пасла его, вероятнее всего; все было театром, начиная со вчерашнего уличного происшествия, после которого представители власти так быстро его потеряли. На самом же деле (соображал он) они издалека вели его до того самого момента, пока он не заговорил с нею здесь, на этом самом месте; после этого им не о чем больше было беспокоиться. Постой, а как они могли знать, что именно здесь надо ждать его? Выходит, место рандеву им известно, они не знают только, кто придет на свидание; это-то и хотят установить. Все очень просто, никаких загадок, ничего сверхъестественного…

• Предыдущая
• 20/93
• Следующая