Приют ветеранов - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/82
• Следующая

– А до него дошло, что в случае чего…

– Он вовсе не дурак. Все понимает.

– Тогда кончай с ним. И подготовь парочку контейнеров – из тех, в которых мы раньше отправляли.

– Попозже. Когда будут отходы, с ними вместе и упрячем. Только надо будет и его… разделать. Сами займетесь?

– Еще этого только не хватало… – поморщившись, пробормотал Урбс. Вздохнул.

– Ладно. У меня две операции, после них подашь его.

– Слушаюсь. Мы что, по-старому будем работать? Не засветимся?

– Не должны. Иди. Пока все, – сказал Урбс и кивнул.

Ему еще предстояло вымыться и переодеться для операции. Конечно, с этими пациентами можно было бы обойтись и без таких тонкостей. Но Урбс привык выполнять правила. В отличие от законов, соблюдать которые не собирался.

Билеты на борт, вылетавший в Карачи, уже начали регистрировать. Ева крепко держала Милова за руку, словно боялась потерять его – на сей раз навсегда. Он обнял ее за плечи, но в этом движении она ощутила какую-то рассеянность, что ли. Это было обидно.

– Все по-мужски, да? – сказала она, и в ее голосе Милов почувствовал холодок.

– О чем ты, прекрасная женщина?

– О тебе. Весь пыл твой остался там… в машине. И я тебе уже безразлична.

– Господи, глупости какие, – сказал он и поцеловал ее. Ева мотнула головой:

– Из милости – не надо.

– При чем тут «из милости»… Просто задумался. Прости. Больше не буду.

Она не стала уточнять, чего именно он больше не будет. Знала, что человека в таком возрасте уже не переделаешь: надо или брать его таким, каков есть, или не брать вообще. Может быть, не брать? Она решила подумать об этом позже.

– Все в порядке, – сказала она, – не обращай внимания. Знаешь же, что мне всегда не по себе в такие минуты… Ладно. А твой самолет когда?

– М-м… Еще не знаю.

– Ты же взял билет на моих глазах!

– Right. Но боюсь, что сейчас придется его сдать.

– Ага! Вот почему ты так любезничал с кассиршей…

– Ева, господи! Что только тебе приходит в голову.

– Найди более правдоподобное объяснение.

– Этот циркач. Дрессировщик.

– Вероятнее всего, он уже мертв. Да и какое тебе дело? Ты не из этой полиции.

– Что-то там было не так. Слишком этот его разбитый талисман напоминал электронную схему. Сейчас я точно припоминаю: плоские обломки с блестящими точками… Словно расколотая плата.

– Да тебе-то что?

– Откровенно говоря, сам не знаю. Но если удастся, попытаюсь найти его квартиру. Вероятнее всего он, как и все подобные артисты, живет в своем трейлере, а в других перевозит носорогов.

– Не живет. Жил. И перевозил.

– Ты права, конечно.

– Но где бы он ни жил, что тебе до него? Не терпится заняться расследованием убийства в стране, где ты не имеешь на это никакого права?

– Нет, убийством пусть занимаются власти, не собираюсь отнимать у них хлеб. Но что-то заставляет меня поинтересоваться…

– Твоя хваленая интуиция?

– Я к ней отношусь достаточно серьезно.

– Знаю. Извини. Все равно, мне тебя не переубедить – бесполезно… Но прошу тебя: не забывай, что мне очень хочется увидеть тебя еще раз, и еще, и еще – живым и здоровым. А тебе уже не двадцать лет…

– Есть очень много лет, которых мне «уже не». Но что-то делать я еще не разучился. Успокойся: лезть на рожон я не собираюсь.

Эти слова он произнес по-русски, и она не очень поняла.

– Куда ты не собираешься лезть?

– Не собираюсь нарываться на неприятности.

– Обещай!

– Я имею в виду – излишние. Послушай, а ведь посадка уже заканчивается. Боюсь, что тебе надо поторопиться.

– Поцелуй меня.

Милов не заставил ее повторять.

Он подождал еще – до той поры, когда далеко за громадными стеклами второго этажа пронесся, все ускоряясь, 737-й и уже на пределе видимости круто пошел вверх по невидимому склону; небесный скалолаз. Лишь убедившись, что взлет прошел благополучно, Милов покинул аэропорт, на стоянке расплатился и сел в машину, выехал, свернул к городу, метров через пятьсот съехал в дозволенном месте на обочину и вылез. Обошел джип кругом, словно оглядывая, можно ли в таком виде въезжать в город, на самом же деле следя, не остановится ли случайно еще кто-нибудь в поле его зрения, спереди или сзади – все равно. Не заметил. Снова уселся. Включил контроль. Было чисто; за время стоянки никто не подсунул «жучка». Позади солнце зацепилось за горизонт; еще несколько минут – и упадет тропическая темнота. Он врубил скорость и поехал, предварительно установив на компьютере цель: все тот же цирк, представление в котором сегодня завершилось не совсем обычно.

Он вел машину спокойно, но по мере приближения к городу, а затем и в самом городе уже, чувствовал, как все больше овладевает им рабочее настроение, иными словами – готовность сталкиваться с неожиданностями и справляться с ними. В последний раз он пережил такое состояние совсем недавно: во время бегства из Приюта Ветеранов. Именно там начались неясности, которые продолжаются и продолжались до сих пор, понемногу увеличиваясь в счете.

«Ну, что ж, это – нормально».

Цирковой караван располагался, как оказалось, совсем недалеко от шатра – на обширной забетонированной площадке, обнесенной высоким и прочным бетонным же забором, да еще с проволокой наверху. Ничего удивительного в этом не было: цирковой купол был предназначен лишь для представлений, в нем не было конюшен, зверинца и других помещений, необходимых при работе с животными. Не так уж редко среди них появлялись серьезные хищники, и забор предназначался не для того, чтобы предохранить их от похитителей, но наоборот – обезопасить людей от какого-нибудь, ухитрившегося выскользнуть на свободу леопарда. Не смог бы беглец преодолеть и ворота, хотя и не бетонные, но не менее крепкие и массивные.

Перемахнуть через такое заграждение, даже имея при себе весь нужный для этого снаряд, Милову вряд ли удалось бы. Будь он годиков на десять-пятнадцать помоложе… Но и тогда подобная эскапада вряд ли закончилась бы успешно. Площадка была хорошо освещена и между расположенными городком трейлерами то и дело проходили люди: до сна было еще далеко. Милов, впрочем, и не собирался штурмовать крепость с негодными средствами. Везде, где можно было, он старался действовать в рамках официальности, не выходя за рамки закона, что было совершенно естественно для полицейского.

Оставив машину на стоянке перед цирком, он, ни от кого не скрываясь, направился к воротам. Предъявил полученное по факсу удостоверение Интерпола и был почти сразу пропущен. Его не спросили о цели визита: похоже, здесь, как и во всем мире, полиция предпочитала задавать вопросы, но не отвечать на них.

Милов воспользовался этим своим правом и спросил, где располагался трейлер дрессировщика. Ему объяснили.

– Но только полиция там уже была.

– Знаю, – кратко ответил он и двинулся в указанном направлении.

Он прошел по главному проходу, потом свернул, как было указано, налево и двинулся по второму проходу, параллельному. Вскоре он увидел нужный ему трейлер; дверь его была опечатана. Иного Милов и не ожидал. Он прошел дальше; следующие два, той же окраски и с той же размашистой надписью «Morgan's Marvellous Rhinos», предназначались явно для рогатых артистов. Задние двери первого фургона были приоткрыты. Милов осторожно заглянул. Там было пусто. Интересно. Видимо, с животными в отсутствие дрессировщика никто так и не смог справиться. Что же, они до сих пор топчутся на манеже? Или их просто пристрелили, усыпили – короче говоря, избавились? Были ли у Моргана (фамилия, решил Милов сразу, явно не принадлежала дрессировщику от рождения) ассистенты? Шоферы? Даже если он сам водил свой трейлер, то самое малое еще двое должны были обслуживать фургоны. Где они сейчас? Дают показания в полиции, либо сидят в ближайшей пивной, пытаясь понять, что же им теперь делать?

Ладно, водители сейчас были не самое главное. Милов вернулся к жилому трейлеру. Поднялся по металлическим ступенькам. Ножом осторожно отковырнул печать – она повисла на шнурке. Печать была пластиковой, массивной, добротной. Дверь оказалась запертой. Большая сумка Милова осталась в машине, но малую он предусмотрительно захватил с собой; набор отмычек был именно в ней. Милов даже не стал оглядываться, не видит ли его кто-нибудь: вел себя, как человек, имеющий полное право на все подобные действия. Замок оказался простеньким. На всякий случай дверь за собой Милов запер. Через окошки в помещение попадал тусклый свет с площадки; пока этого было достаточно, но Милов на всякий случай приготовил фонарик. Когда глаза привыкли к полумраку, он огляделся. Спальный диванчик. Шкаф. Стол. Маленький сейф. Плита и стенные шкафчики, большой газовый баллон.

• Предыдущая
• 39/82
• Следующая