Посольский десант - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/35
- Следующая
– Э-э… М-м…
– Что?
– Шеф, лучшие часы у нас ежевечерне заняты «Паладином Гриметы», третья сотня серий идет к концу – возникнет недовольство…
– Клянусь эфиром, вы думаете копчиком. Недовольство – от такого материала? Вы лучше просмотрите еще раз программы: нам, без сомнения, придется выкраивать еще и утренние часы для повторения.
– Разве что за счет предвыборных?..
– А больше и взять неоткуда.
– Шеф… Могу я предложить?
– Светлая мысль возникла?
– Просто маленький корректив. Может быть, выделить под эту программу один канал целиком – популярный, скажем, семьдесят шестой – и крутить по нему без перерыва, только с рекламными врезками. А по другим регулярно оповещать об этой передаче.
– Бред. Семьдесят шестой занять – первый спортивный канал? Вот тогда уж точно нас станут брать штурмом. Семьдесят шестой – когда приближаются полуфиналы Кубка Семирад? Придет же в голову такое! Даже последний олух…
– Виноват, шеф. Считайте, что я ничего не говорил.
– Вот то-то. Сделайте лучше вот что: освободите пятьдесят… Нет, не пойдет… Очистите тридцать пятый, вот так. Да-да, порноканал. И по нему гоните круглосуточно, с рекламой, а оповещение об этом давайте по всем программам ежечасно. Уяснено? На все даю вам… бэ… Час.
– Конечно, шеф. Уложусь. Светлая мысль!
– Именно. Ну, выполняйте.
– Уже начал, шеф.
Отец Эфира, или шеф, откинулся на спинку кресла. Пососал мундштук. И только после этого обратил внимание на странное движение, возникшее среди стоявшего полукруга.
– В чем дело? Почему беспорядок?
– Наш Первый Видимый… Ему…
– Можете смело называть его бывшим. С приставкой «экс». Ну, что он? Возражает?
– Он без сознания, шеф. Кажется, проглотил что-то…
– Хлипок оказался…
Он снова протянул руку к пульту.
– Центр здоровья? Врача и носилки ко мне. Нет, не для меня, не волнуйтесь. Тут одного неврастеника надо привести в сознание, потом отвезти домой. В Сиреневый Дворец. Вот именно.
Он затянулся дымом. Повернул голову.
– Итак, продолжим.
– Однако, Отец Эфира… Он все равно не выдержит этого. Возраст, сердце, нервы… Столько лет на посту…
Шеф смотрел, как струя дыма разрастается кудрявым деревцем.
– Бэ… Да, пожалуй. Сам виноват – забыл, с кем разговаривает.
Он нажал кнопку.
– Общие программы!
– Слушаю, шеф. Работаю, аж дым идет…
– Предыдущее распоряжение отставить до половины. Программу подготовить, но без команды не выпускать.
– Понял. Выполняю.
– Этому – ну, о котором мы говорили только что, – закрыть эфир повсеместно и бессрочно. – Он несколько повысил голос. – Чтобы впредь ни на одном экране планеты это рыло не появлялось! Даже в сортирах и вытрезвителях!
Стоявший полукруг теперь снова был обращен лицами к Отцу Эфира, но на этот раз как-то явственно, хотя и нечленораздельно, загудел.
– Что, все еще считаете – круто? – поинтересовался шеф. – Любимому Персонажу останется один только путь – искать убежища в других мирах? Да нет, никто его не примет… Нет, я – добрый организм и наказываю мягко. Ну ладно, с этим все. Помогите санитарам, вы там… Что вы копаетесь? Уколите. Пусть приходит в себя. Теперь – вы. Кандидат в претенденты номер два, если не ошибаюсь?
– Так точно, шеф. То есть, я хотел сказать – да.
– Вы это и сказали. Не стесняйтесь точных формулировок. Как вас там, я запамятовал?
– Иро Пан, шеф.
– А, да, конечно. Вы этот… этот… Кто вы?
– В смысле – кем сейчас являюсь?
– А какой еще смысл может быть в моем вопросе?
– Разумеется, шеф, вы, как всегда, правы. Сейчас я занимаю пост Главного Начальника по управлению снабжением.
– Ха-ха.
– Простите?
– Надо говорить: «Виноват?»
– Еще раз простите. Виноват?
– Нет, ничего. Просто вспомнилось. Снабжаете чем? Кого?
– Информацией. Членов правительствующего симпозиума. По проблемам экономики, развития планетного хозяйства.
– Бэ. Завидный пост. Это у вас там лепят прогнозы? Не погоды, понятное дело, а экономические. Как все поднять в трехдневный срок, и так далее.
– Ну… В какой-то степени…
– Да вы не стесняйтесь. Всем нам случается врать. Человек слаб. Что же это вы – с такого безмятежного, можно сказать, места – и в самые пучины экраники? Раньше ведь вы других мазали – а сейчас все начнут мазать вас – и не медом… Тягота-то неподъемная. То ли дело – ученый организм, говори, что хочешь – ответственности никакой.
– Э-э… Так сказать, я… – Неожиданно кандидат, казалось, пришел в себя – заговорил громче и уверенней, глаза навыкате как бы заискрились розовыми искрами. – Стремлюсь свои глубокие и оригинальные знания поставить на службу родной планете. У меня уже вся программа продумана, разбита по пунктам… И сыграна будет как по нотам.
– Музыкант… Ну ладно, не старайтесь – и так все понятно. Честолюбие – вот что нас губит. Как сказано – жадность организм сгубила… Так, хорошо. Сейчас посмотрим…
Он снова отвлекся к аппарату.
– Мою личную операторскую. Си? Давай живой ногой ко мне. С примерочным комплектом. В три секунды – бегом марш!
(«А порядочек у них здесь, как на военном корабле, – пробормотал Федоров, ни к кому из своих в частности не обращаясь. – Смотрите-ка: и правда – бегут!»
«Не понимаю: неужели так трудно помолчать немного? – тут же откликнулся Изнов. – Еще, чего доброго, вызовете неудовольствие…»
«Вы чего это – уже испугались? – густым басом вступил в обмен мнениями Алас. – Подумаешь! Видывали мы и не таких!»
«И все же помолчим лучше, – заключил Меркурий. Был он хмур, и ему все, происходившее на их глазах, похоже, совершенно не нравилось».)
Вызванный же организм тем временем действительно примчался, и не в одиночку: с ним, голова в голову, прибыли еще двое – один тащил объемистый сундучок, другой – какое-то сложное электронно-оптическое устройство, которое и принялся устанавливать незамедлительно, растопырив массивный многоногий штатив. Центр же тройки, видимо, тот самый Си, которому и была дана команда, вытянулся перед шефом.
– Готовы, шеф. Кого примеряем?
Шеф ткнул мундштуком кальяна во второго кандидата.
– Вот его посмотри.
– Слушаюсь. Этого, значит…
Си – был он долговязым, со слегка растрепанной прической, одет в серо-зеленый комбинезон – неторопливыми, мягкими шагами приблизился к примеряемому.
– Будьте любезненьки… Выйдите из строя, чтобы можно было с вами ознакомиться всесторонне… Три шага вперед. Вот-вот, Ваша Перпендикулярность, здесь и остановитесь…
Оператор примерки медленно, не отрывая предельно выкаченных глаз от кандидата в кандидаты, обошел вокруг него раз и другой, неизменно обращаясь к нему лицом, словно планета, чей оборот вокруг оси равен полному эллипсу, описанному вокруг светила. Затем остановился, плавно повернулся к Центру Координат, склонил голову к плечу и сделал такую гримасу, словно только что тщательно разжевал недозрелый лимон. Одновременно он высоко поднял плечи и позволил им свободно упасть.
– Ну как? – поинтересовался шеф.
Оператор-примерщик покачал головой.
– Каша, шеф, жидкая каша на воде. Ни линии, ни фактуры. С таким фасом я постыдился бы выходить на улицу. Да и профиль, надо сказать… Никакого ритма, сплошное спотыкание, этот профиль прямо-таки трещит, а хорошее лицо должно петь, вы же знаете.
Обсуждаемый продолжал стоять неподвижно, лишь часто-часто моргал.
– Да, похоже на то, – согласился Отец. – Ну а если попробовать от противного? Слепить не сахарного красавчика, а наоборот – этакого уродца, но впечатляющего. Чтобы избиратель вспоминал и вздрагивал.
Оператор секунду помолчал, размышляя. Потом одним прыжком приблизился к аппарату на штативе, приник к видоискателю, нацелился объективом на обсуждаемого, несколько секунд смотрел. Соответствующее изображение одновременно возникло и на большом мониторе. Затем, что-то пробормотав себе под нос, оператор стал нажимать клавиши и переводить рычажки. После каждого его движения лицо на экране изменялось: сжималось, растягивалось, перекашивалось, углы рта то поднимались, то круто устремлялись вниз, оба вместе или по очереди, глазницы сближались, потом вдруг разбегались до предела возможного, глаза стали внезапно безнадежно косить, в одну, а затем и в другую сторону, а дальше и вовсе враздрай: один устремил взгляд вниз, другой – в потолок. Подбородок вовсе исчез, снова возник, вытянулся и вроде бы даже загнулся кверху. Уши вплотную прижались к голове, потом одним движением оттопырились, встали перпендикулярно, словно паруса, ловящие попутный ветер. Менялся и цвет кожи – от густо-красного до светло-зеленого. Все смотрели на экран, все были очень серьезны: на их глазах происходил акт вдохновенного творчества.
- Предыдущая
- 3/35
- Следующая
