Люди Приземелья - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/54
• Следующая

Дополнительные двигатели установлены. Теперь ясно, зачем здесь странные машины: те из них, которые не служат источниками энергии, заняты, оказывается, заправкой: они нагнетают в двигатели топливо. Неправдоподобная версия долговязого начинает приобретать черты истины… По цилиндрам дополнительных двигателей ползают монтажники; снизу они кажутся крохотными, но это не мешает им делать свое дело: соединять двигатели при помощи целой сети кабелей с приборами внутри корабля. На площадку начинают прибывать огромные емкости, рядом с которыми даже дирижабли проигрывают во внушительности; кто-то из наблюдателей опознает в емкостях вакуум-понтоны. Обычно они служат для переноски тяжелых сооружений на новое место прямо по воздуху.

Может быть, памятник собираются просто переместить на другое место? Горожане уже как-то привыкли к нему, да к тому же им обидно: почему вдруг на новое место? Чем ему плохо здесь? Они возмущаются, а им повторяют все то же и указывают наверх, в небо.

Наконец монтажники кончают работу; все машины демонтируются и вывозятся. Ограда, правда, остается. Вакуум-понтоны уже зачалены за корабль, но пока мирно парят в воздухе: они еще не разрослись до своих максимальных размеров. Кажется, эти люди были правы: корабль действительно уйдет вверх. Сразу же находятся знатоки, которые объясняют: корабль можно поднять именно таким образом; его собственные двигатели давно демонтированы, да и будь они даже в порядке, все равно: этот корабль не из тех, которые поднимаются с Земли, после минутной работы его двигателей здесь осталась бы зона пустыни, радиоактивной пустыни. Оказывается, этот рефлектор – страшная вещь, а ведь вокруг него столько лет ходили без малейшей опаски. Кроме того, продолжают знатоки, корабль можно привести в окончательную готовность только там, наверху, где нет тяжести и установка всего необходимого займет гораздо меньше труда.

А зачем же все это? Кому понадобилось снова приводить старый корабль в готовность? Как зачем! Он ведь пойдет за людьми, за теми восемью…

Как ни странно, на этот раз знатоки правы. Все это действительно так. И совсем ясно это становится, когда на площадку к памятнику приезжает еще один человек.

Горожане его так и не успевают разглядеть. Потому что в этот день запрещено не то что заходить в ограду, но и близко приближаться к району «Джордано». Приехавший человек с каменным, иссеченным морщинами лицом принимает краткие доклады. Сев в юркую лодку, он несколько раз облетает вокруг корабля, показывая при этом блестящую технику пилотирования. Затем он поднимается на лифте в ходовую рубку. Несколько минут сидит там один, и это очень хорошо. Потому что если бы в рубке сейчас находился еще кто-нибудь, то он увидел бы странную вещь: как руки прилетевшего, шершавые, сухие руки, судорожно гладят матовую панель пульта, и на каменном, угрюмом лице дрожат губы, и глаза внезапно становятся словно бы больше и блестят сильнее от появившейся в них влаги…

Но когда в рубку забираются остальные, кому положено в ней находиться, человек уже обретает свой обычный вид. Он задает последние вопросы, предписанные ритуалом и техникой безопасности, и выслушивает надлежащие ответы. Потом в рубке наступает тишина, и непонятным образом она мгновенно передается и туда, где на безопасном расстоянии собралось множество людей.

– Раздвинуть понтоны! – Мощные усилители разносят эту команду по площадке и далеко за ее пределами. Люди вздрагивают. Вакуум-понтоны начинают расширяться, мощные системы рычагов, преодолевая внешнее давление воздуха, раздвигают непроницаемую оболочку, внутри которой – пустота. Понтоны становятся легче воздуха; они устремляются вверх, но тяжкая махина – «Джордано» – держит их на прочной привязи. Понтонам это не нравится; гравитация – их извечный враг, корабль же пока выступает ее союзником, хотя на самом деле он скорее жертва. Идет неслышная борьба, звенят до предела натянутые тросы – и все же громкие возгласы раздаются лишь тогда, когда корабль отделяется от поверхности земли уже сантиметров на десять: решающий момент все, конечно, проглядели.

А корабль медленно и безмолвно идет вверх. Но скорость замедляется; понтонам не выдернуть его высоко, тут нужны другие средства. И они не замедляют включиться в работу.

Двенадцать невиданных цветов расцветают в вышине; город расположен далеко от космодромов, и вряд ли один из ста жителей видел, как стартуют даже небольшие корабли класса Земля – Космос, Земля – Луна. А здесь поднимается машина класса Космос – Космос. Длинный корабль, кит среди кораблей. Двенадцать цветов распускаются после краткой команды «Старт!», после того как человек в рубке чуть двинул рукой. Несколько секунд вся система висит на месте; потом тросы, идущие к вакуум-понтонам, провисают, затем и вовсе отцепляются от вершины «Джордано». Понтоны бросаются врассыпную, а корабль идет вверх, вверх… Грохот нарастает, а корабль уменьшается. Вот уже видны лишь огоньки, дрожащие вдалеке, вот и их уже нет.

Взгляды опускаются вниз; туда, где еще так недавно стоял «Джордано». Пустая площадка предстает взорам. Но странно: люди не ощущают грусти. Наоборот, им радостно. Они еще, может быть, не сознают причины, но ведь на их глазах только что произошло воскрешение корабля, который уже многие годы считался мертвым. И люди думают: пусть воскресают мертвые – те, без которых тоскливо бывает человечеству. Пусть воскресают освободители и матери, поэты – и корабли…

А «Джордано» уже вышел в свой мир. Он с наслаждением вдыхает пустоту; ведь это – его воздух… Движение в Приземелье перекрыто, графики летят, но никто не обижается на это. Корабли, заняв отведенные им места, глядят во все многочисленные глаза. «Джордано» медленно подходит к своей новой базе: спутнику-семь Звездолетного пояса. И в этот миг все корабли Приземелья окутываются облачками салюта, включив на миг ходовые и тормозные двигатели.

Люди покидают рубку. Видно, как они устали; нет, это не так-то просто, день был прямо сумасшедший. В этом согласны все, и еще в одном: это был праздник. Большой праздник…

А на Земле, в институте, у окна стоит старый человек и смотрит туда, где был «Джордано». И, быть может, единственный не думает о празднике, и настроение егo вовсе не лучезарно.

Велигая не было на спутнике целый день. И за это время Кедрин сумел все-таки связаться со спутником-десять.

Он вызвал Ирэн; на десятке несколько удивились, но позвали. Пришлось ждать довольно долго. За это время кто-то дважды старался отобрать канал связи. Кедрин сердито огрызался и ждал.

Наконец она появилась на экране. Кедрин смотрел на нее и молчал. Исчезли заготовленные слова. Да и надо ли было говорить их? Кедрин просто смотрел и замечал, что Ирэн устала, осунулась и выглядит печальной. «Вряд ли тут виновата только лишь работа» – подумал Кедрин; это была правда.

Ирэн тоже молчала, только дыхание ее участилось. Потом она подняла брови, и стало ясно, что, если Кедрин не заговорит, она отключится. Но разве самой ей нечего сказать?

Кедрин решился. Он знал, что их могут услышать многие. Но пусть слышат, в конце концов не этого ли он хочет? Он не может больше жить так! Ведь ради нее он здесь, и разве она сама уже не решила, как быть? Разве… разве решение не состоялось? Так почему же она – там? Сколько бы ни было работы, но ведь ей вырваться на несколько часов проще, чем Кедрину, да и не то что «проще», но он теперь не считал возможным…

Ирэн слушала, опустив глаза. Потом покачала головой.

– Поверь, – тихо сказала она, – мне трудно. Но я не знаю, не знаю…

– Ну, скажи «нет», – потерянным голосом сказал он. – Но я должен знать что-нибудь… Ведь нельзя так жить!

Она покачала головой, и Кедрин понял, что Ирэн не может сказать «нет». Но ничего другого тоже не может…

– Но ведь так не бывает! – сказал он.

– Ты не понимаешь… Если бы он был такой, как все… как ты… Но он другой! И пусть даже я… Я не могу, нельзя сделать ему плохо! Никто не должен!

• Предыдущая
• 41/54
• Следующая