Лик в бездне - Меррит Абрахам Грэйс - Страница 21

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая

– Мне жаль, что так получилось. Даже если ты враг, все равно жаль. Мы никогда не относимся к незнакомцам слишком сердечно, но этого не должно было случиться. Больше мне нечего сказать.

– И не нужно, – мрачновато ответил Грейдон. – Если и не сердечный, то достаточно теплый прием. Забудем.

– Хорошо! – В глазах Хуона мелькнуло одобрение.

– Кто бы ни был ты, – продолжал он, – мы преследуемые люди. Те, кто хотел бы уничтожить нас, сильны и коварны, и нам всегда приходится опасаться их ловушек. Если ты пришел от них, сказать тебе об этом не опасно: ты и так это знаешь. Но если ты ищешь Мать-Змею и… Суарру и встретился с нами случайно, тебе следует знать, что хоть мы и отверженные Ю-Атланчи, мы не враги тех двух. Докажи свою честность и уйдешь от нас без вреда, куда захочешь; если же просишь нашей помощи, помни, что мы отверженные; мы поможем тебе, насколько это в наших силах. Но если не докажешь, умрешь, как умирали все посланные как приманка для ловушки. И смерть твоя будет не приятной; мы не наслаждаемся страданием, но мудрость требует, чтобы другие поняли, что не следует идти за тобой.

– Справедливо, – сказал Грейдон.

– Ты не нашей расы, – продолжал Хуон. – Возможно, ты пленник, посланный, чтобы предать нас; в награду тебе обещали жизнь и свободу. Браслет, который ты носишь, мог быть дан тебе, чтобы ввести нас в заблуждение. Мы не знаем, миновал ли ты на самом деле вестников. Тебя могли провести через логова урдов и вывести туда, где ты встретился с нашими людьми. То, что ты убил нескольких урдов, ничего не доказывает. Их много, и жизни их ничего не значат для Лантлу и Темного, чьими рабами они являются. Говорю тебе все это, – добавил он извиняющимся тоном, – чтобы ты знал, какие сомнения ты должен развеять, чтобы остаться жить.

– И это справедливо, – снова сказал Грейдон. Хуон обернулся к женщине, которая напряженно смотрела на Грейдона с того момента, как он назвал Суарру.

– Ты останешься с нами и поможешь принять решение? – спросил он.

– Как будто у меня, Хуон, есть хоть малейшее стремление поступить иначе, – сказала Дорина, вытягиваясь на диване.

Хуон заговорил с человеком-пауком; красная рука вытянулась и поставила рядом с Грейдоном стул. Регор опустил свое громоздкое тело на другой; Хуон сел в свое кресло. Под взглядами этого странного квартета Грейдон начал свой рассказ.

О мире, из которого он пришел, и о своем месте в нем он сказал совсем немного; как можно короче о своем путешествии до Запретной земли вместе с тремя авантюристами; о своей встрече с Суаррой. Он увидел одобрение в глазах Регора, когда рассказывал о своей схватке со Старретом, увидел, как смягчились глаза Хуона. Он рассказал о возвращении Суарры на следующее утро. Рассказывая о Властителе Глупости, он почувствовал, что ему верят; это чувство усилилось, когда он рассказывал о Лантлу с его охотящейся сворой. Но он удивился ужасу, появившемуся на их лицах, когда он дошел до пещеры с большими каменным Ликом.

Когда он описывал выражение крайнего зла в этом лице и преображение троих людей в капли золотого пота, Дорина закрыла лицо дрожащими руками, кровь отхлынула от лица Хуона, Регор что-то пробормотал; только Кон, человек-паук, стоял неподвижно, глядя на него печальными, сверкающими, золотыми глазами.

Это могло означать только одно: никто из них никогда не видел Лик; и следовательно, в Ю-Атланчи есть тайны, скрытые от ее жителей. Какое-то тайное побуждение заставило его быть осторожным. Он ничего не сказал о видении храма, просто рассказал о своем пробуждении, о появлении индейца-проводника и своем возвращении. И показал шрам от раны – наказание за эту попытку.

– Что призвало меня обратно, – сказал он, – я не могу вам сказать. По крайней мере сейчас. Я не мог ослушаться этого призыва, – и это верно, подумал он: лицо Суарры возникло в его памяти, в сердце прозвучал ее призыв.

– Вот и все, что я могу сказать. И все это правда. Как дошел ко мне призыв, не имеет значения, но благодаря ему я здесь. Погодите… есть кое-что еще…

Он достал из кармана сверток с пером caraquenque, данный Суаррой, раскрыл его и показал.

– Это Суарры, – выдохнула Дорина, а Хуон кивнул.

Теперь не было сомнения в том, что они ему верили. Не мешало бы их поторопить.

– И еще одно, – медленно сказал он. – Регор говорил о какой-то цели. Об этой цели я знаю не больше вас. Но вот что случилось…

И он рассказал о звуках рога, которые провели его через равнину с монолитами, и о щели в горе. Хуон глубоко вздохнул и встал, лицо его осветилось надеждой, Регор вскочил на ноги, широким кругом размахивая своей рукой-палицей.

Хуон сжал плечо Грейдона.

– Верю! – сказал он дрожащим голосом; потом повернулся к Дорине: – А ты?

– Конечно, это правда, Хуон! – ответила она; на какой-то быстрый расчет сузил ее зрачки и затуманил лицо, и Грейдону показалось, что она взглянула на него угрожающе.

– Ты наш гость, – сказал Хуон. – Утром ты встретишься с Товариществом и повторишь то, что рассказал нам. И потом решишь, просишь ли ты нашей помощи или будешь действовать в одиночку. Все наше к твоим услугам. И, Грейдон… – он помолчал и неожиданно тоскливо добавил: – Клянусь Матерью, надеюсь, ты пойдешь с нами. Регор, проследи, чтобы позаботились о животном. Возьми это, Грейдон, – он наклонился и поднял ружье. – Завтра покажешь нам, что это такое. Я отведу тебя в твое помещение. Подожди меня, Дорина.

Он взял Грейдона за руку и повел к стене, противоположной той, через которую Грейдон вошел. Хуон раздвинул занавес.

– Иди за мной.

Проходя, Грейдон оглянулся. Дорина стояла, глядя на них все с тем же задумчивым и злым выражением лица.

Грейдон вслед за Хуоном вышел в другой ярко сверкающий коридор с черными стенами.

– Вставай, парень, мойся и завтракай. Скоро соберется Товарищество, и я отведу тебя.

Грейдон, не понимая, смотрел на разбудившего его человека. У ног кровати стоял Регор, с широкой улыбкой на лице; шрамы превратили его улыбку в благожелательную гримасу горгульи. Он сменил кольчугу на облегающую одежду, по-видимому, принятую среди мужчин Ю-Атланчи. Впрочем он остался Черным Регором, и одежда его была черной, и плащ, свисавший с широченных плеч, тоже черный.

Грейдон осмотрелся в комнате, куда привел его Хуон, увидел толстый ковер, как будто сплетенный из серебряных нитей, стены, увешанные шпалерами со странными изображениями; у одной стены занавес отдернут и открывает альков со сверкающим бассейном. Грейдон вспомнил события вчерашнего дня.

Два молчаливых смуглых человека вчера вечером выкупали Грейдона, сделали массаж тела, снимая усталость и следы когтей Кона; тем временем с ним разговаривал Хуон. А потом посидел с Грейдоном, пока тот ел незнакомые блюда. Их принесли в хрустальной посуде две индейские девушки с широко раскрытыми от удивления глазами. Хуон налил ему вина, задавая множество вопросов о людях, живущих за пределами Запретной земли. Его мало интересовали их искусство, наука или государственное устройство, но очень – как к ним приходит смерть, как поступают со стариками, каковы брачные обычаи, много ли детей и как их воспитывают. Снова и снова возвращался он к вопросу о смерти и тех формах, которые она принимает, как будто эта тема необъяснимо привлекала его.

Наконец он замолчал, размышляя; потом, вздохнув, сказал:

– Так же было у нас в старину – и кто скажет, как лучше?

Он неожиданно встал и вышел из комнаты; свет стал тусклым, Грейдон лег на кровать и крепко уснул.

Почему Хуон так настойчиво возвращался к вопросу о смерти? Это смутно тревожило Грейдона. Вдруг он вспомнил: Суарра говорила, что ее народ закрыл Двери Смерти. Тогда он понял ее не буквально. Но может быть…

Он оторвался от своих размышлений, нетерпеливо встряхнулся, подошел к бассейну, умылся и вытерся шелковым полотенцем. Вернувшись в комнату, он обнаружил на столе фрукты, пшеничный хлеб и молоко. Он быстро оделся и сел за стол. Только тогда Регор заговорил.

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая