Костер для инквизитора - Мазин Александр Владимирович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/63
• Следующая

Вошь гасит лампу, коротко взмахивает рукой: то ли прощается, то ли предлагает вернуться в большую комнату. Альбина остается на месте. Смотрит, как он уходит по тоннелю, как прыгает по стенам белое пятно фонарного луча. Возвращается только, когда Вошь исчезает за поворотом. Возвращается, садится на ковер, между рассыпанными дисками. Сидит и смотрит в пространство. Альбине хорошо. Но тревожно.

Вошь идет по тоннелю. Под калошами УЗК хлюпает вода. Луч фонаря вспарывает темноту. Черная копоть на стенах. Трупов нет. Убрали. Это хорошо, думает Вошь. Тех, кто убрал трупы, он не боится. Он вообще никого и ничего не боится. Отбоялся. Когда бежал от очереди в спину. А очередь догнала. Вошь хорошо помнил слитный удар пуль, оглушительную боль, кирпичную стену, на которую его швырнуло… И последняя мысль: «Мама!»

Теперь больше нет никого, кто оплакал бы его смерть. Даже он сам. Поэтому Смерть оступилась от него. Он, Вошь, бессмертен. Но это не имеет значения.

– Мы его засекли,– возбужденно пробубнили в трубке.– Прям из той же дыры и вылез. Брать?

– Нет,– сухо сказал полковник.– Вести и держать меня в курсе. Конец связи.

– Он что, псих? – изумился Кныш.– Просто внагляк лезет. Нормально, блин!

– Псих, это, по-твоему, легче? – спросил полковник.

– По-моему, да. Если просчитать.

– Ты где раньше служил?

– ВДВ. Потом в угро.

– Просчитать, это правильно,– одобрил полковник.– Только это тебе не маньяк-насильник, а грамотный убийца. Раз. У психов всегда есть чутье на опасность. Получше, чем у нормальных. Знаю, потому что сам психами командовал. Это два.

Кныш понял: полковнику хочется поучать. Пусть. Кнышу даже интересно.

– И третье, самое главное…

– Да?

– Мы его не просчитали.

Полковник взялся за телефон:

– Зубарев. Собирай группу. Объект засекли.

– Капитана Супника. Это Мотылек. Поступил сигнал на выезд.

– Понял. Возьмем на контроль.

– Только осторожненько,– обеспокоился Мотылек.– У Витальича еще те волчары.

– Не трухай,– успокоил Супник.– Тебя не засветят.

– Саэтдинов, ты?

– Я. Супник?

– Угу. Поступил сигнал по Гоблину. Братва его засекла. Будут мочить.

– На здоровье. Нам работы меньше.

– На этот раз его сделают. Наняли чистильщиков из УБ.

– Юра, ты не обижайся. Я сейчас занят. Добро?

– Ты просил – я звоню. Дело твое. Мое ведомство вмешиваться не будет. Есть негласное указание, мать их…

– Спасибо, Юра. Отзвони, чем кончится, лады?

– Без проблем. Бывай.

– Бывай. Спасибо!

– Ну, еще по стопке? – майор Саэтдинов, не дожидаясь ответа, взялся за бутылку.

– Ростик, снизь темп,– попросил Ласковин.– Я могу сойти с дистанции.

– Слабакам – скидка,– снисходительно произнес Саэтдинов.

Плеснул Андрею грамм двадцать, а себе – по ободок.

– Ну, за дружбу!

Опрокинули. Зажевали.

– Под генерала косишь? – спросил Ласковин.

– Не понял?

– «Ну, за встречу!»

– А… Угу. Мне понравилось. Тем более мы и на рожу похожи, не заметил?

Ласковин пригляделся.

– Что-то есть. Только ты посвежее малость.

– Так я по жизни и выпил меньше. Это, брат, поправимо.

– Я заметил,– усмехнулся Андрей.– Слушай, вам же, татарам, по закону никакого винопития?

– Это ж не вино – клюковка,– пояснил Саэтдинов.– Насчет клюковки у пророка ничего не сказано.

– Еще бы. Откуда в пустыне клюква!

– А вообще, Ласка, я и не мусульманин вовсе. Необрезанный. Корана нет. Только и мусульманского, что в паспорте – «татарин». А снимут пятую графу – и того не останется. Нет, фамилия останется. Ну, за веру!

Выпили. Зажевали.

– Понимаешь, Ласка, жизнь – говно. Работа – говно. Ни хрена не могу. Вот неделю тому стрельнули гендиректора «Монтана-плюс». Знаю, кто заказал. Знаю, почему. Даже исполнителя знаю, потому что почерк характерный. А доказательств нет. И не будет. Херово, Ласка. Раскрываем одну бытовуху.

– Ну, не так уж все мрачно… – сказал Андрей.

– Тебе хорошо,– хмуро произнес Саэтдинов.– Ты – Спортсмен, ты – с другой стороны.

– Угу. Вот, Ростик, привлекут тебя за контакт с преступной группировкой. В моем лице! – Ласковин захохотал.

– Нечего ржать,– буркнул Саэтдинов.– Захотят – и привлекут. Как думаешь, откуда эта клюковка?

– Из Финляндии.

– То-то. Зарплата у меня – восемьсот на круг. И ту уже месяц не видел. На такую зарплату – только местные чернила покупать. Так откуда у меня клюковка?

– Хороший вопрос.

– Звали меня тут в одну адвокатскую контору. Охранником. В свободное от работы время. Десять баксов в час. А что! И пойду! Пусть бандиты сами себя мочат! Вот сейчас мне корешок звонил. Наняли спецов Гоблина мочить. Слыхал про Гоблина? Хотя откуда? Это мы его Гоблином окрестили. Ну, за все хорошее! Отморозок. Прикид – под работягу. Стопит кабанов и снимает бабки. А если кто возбухнет – чпок! – Саэтдинов изобразил пальцем.– И в гроб. Сначала это дело Чувало тянул, из Невского, на той неделе назад нам кинули, на город.

– И что? – Ласковин напрягся.

Саэтдинов ничего не заметил, слишком много уже на грудь принял.

– А то. Отследили его частники, которых Гришавин прикармливает…

Ласковин слушал, а внутри все кипело. Когда Ростик упомянул про люк, Андрей ничуть не удивился. Только уточнил, где, покивал: дескать, идеальное место. Завод, можно сказать, стоит. Помещений – море. Охраны – никакой.

Саэтдинов все больше пьянел; Андрей же, наоборот, совершенно отрезвел. От возбуждения.

Возникла Ростикова жена. Молча поставила перед мужем и гостем глиняные горшочки, встала в сторонке, сложив на груди руки.

Андрей попробовал – восхитительно.

– Очень вкусно,– похвалил он.

Женщина вежливо улыбнулась.

– Ну, за нас! – провозгласил Саэтдинов.

Новая бутылка появилась на столе. Его жены в комнате уже не было. Словно в воздухе растворилась.

Проклюнулся телефон.

Ростик послушал, засмеялся.

– А что я говорил! Ну бывай, спасибо! Вот,– сообщил Ласковину.– Молоток он, а не Гоблин!

– Облажались спецы? – спросил Ласковин.

– В самое яблочко, старик. Вели по правилам, а ему на правила насрать! Он нырк в люк – и свободен! Прямо посреди дороги. Между метро и ДК Горького. Орел, мать его! Ну, за успех!

Вошь почувствовал наблюдение, едва вылез из люка. Но сразу забыл об этом – смертью не пахло. Через дыру в заборе Вошь выбрался на улицу, двинул к Балтийскому вокзалу. Балтийский вокзал – хорошее место. Много разных людей. Много таких, кто должен отдать Вошу деньги. Вошь не спешил, спешить надо после. Он шел, слегка приволакивая ноги, слушал, как шуршат по асфальту кирзовые башмаки. Ему нравился звук. Сам не заметил, как оказался у вокзала, справа, где киоски. Обошел кругом, присмотрелся. Трое давят бутылку. Вялый подросток посасывает косяк, пьяная, очень грязная тетка пытается поднять еще более грязного мужичка. Ага. Новая гладкая «БМВшка», припаркованная впритык к киоску. Два сонных качка, крашенная в три слоя девка. Вошь подошел. Встал рядом с машиной. Стекло опущено. Сантехнический запашок беспрепятственно просочился внутрь. Качки не восприняли – флегматично жевали резинку под негритянский рэп. А вот девка встрепенулась.

– Э, мужик, ты, пошел отсюда на хер! – завопила она, мгновенно определив источник.

Качки встрепенулись, задвигали стрижеными головами.

– Тишка, скажи ему,– потребовала девка.– Это ж, он же, бля, в говно нырял! Тихон!

Качок Тихон, тот, что сидел на водительском месте, высунул башку в окно.

– Уё отсюда, мудила,– буркнул он.– Ты чё, не понял?

– Понял,– ответил Вошь.

И выдернул левую руку из кармана. Широкое лезвие прижалось к шее Тихона. Поперек сонной артерии. Тихон попытался втянуть голову, но лезвие совершило легкое движение вдоль его кожи, и струйка крови потекла под воротник рубашки. Тихон зашипел. А у его приятеля отвалилась челюсть, и из пасти выпал недожеванный «чуингам» – дырка глушителя смотрела прямо в глаз. Девка на заднем сиденье завизжала.

• Предыдущая
• 25/63
• Следующая