Тот, кто знает - Маринина Александра Борисовна - Страница 57

• Предыдущая
• 57/224
• Следующая

– Иринка! Я здесь! – закричала Наташа.

Ей показалось, что у Иры кружится голова и она сейчас упадет в обморок, если не увидит знакомое лицо и не поймет, что ее встречают. Девочка увидела соседку и слабо улыбнулась:

– Привет.

– Что с тобой? Ты здорова? Почему ты в таком виде? Что это за одежда на тебе?

– Поедем домой, Натулечка, – жалобно простонала Ира. – Поедем, а? Мне стоять тяжело.

На перрон вышла проводница, подошла к ним, протянула Наташе рюкзачок с Ириными вещами. Наташа поблагодарила, схватила рюкзак, надела на спину и повела Иру к стоянке такси. Очередь выстроилась огромная, Наташа в отчаянии кинулась искать частника, и минут через десять ей повезло, какой-то парень на серой «Волге» согласился подбросить их до Арбата, правда, за три рубля, что было ровно в три раза дороже, чем нащелкало бы на счетчике такси, зато без очереди. Только в машине Наташа спохватилась, что собиралась ведь поговорить с проводницей, расспросить о том мужчине, который сажал Иру в поезд, но, потрясенная видом девочки, совершенно забыла о своем намерении.

К счастью, Полины Михайловны, которую Наташа благоразумно не стала предупреждать о внезапном возвращении внучки, дома не оказалось. Наташа раздела Иринку, чтобы уложить в постель, и ахнула. Теперь понятно стало, для чего нужны были кофта с длинными рукавами и бесформенная длинная юбка.

– Как это случилось? – в ужасе спросила Наташа.

Ира долго не могла начать говорить, по ее лицу беспрерывно текли слезы, а губы кривились в болезненном спазме.

Через час Наташа позвонила Инне:

– Инуля, нужна помощь твоего благоверного.

– Что, опять кто-то залетел? – цинично хихикнула Инна, муж которой, Григорий Гольдман, был очень неплохим гинекологом, который к тому же имел возможность направлять женщин на аборты в такие места, где делали общий наркоз, а не скоблили «на живую».

– Типун тебе на язык! Слава богу, нет. Мне срочно нужен хирург, но такой, который приедет на дом и не будет потом трепаться.

– А в чем дело? – забеспокоилась Инна.

– Да Иринка у меня отличилась. Представляешь, поехала с подвыпившими ребятами на машине кататься. Машину, естественно, разбили, сами получили травмы, так эта дуреха вместо того, чтобы идти в больницу, села в поезд и прикатила в Москву. Вся в порезах, кое-как перевязанная, уж не знаю, кто ее так бинтовал… Хочу, чтобы врач посмотрел, не занесли ли инфекцию, нет ли нагноения.

– Но это точно не криминал? Почему ты ее в больницу не отвезешь?

– Инуля, ну какая больница? Ты что, врачей наших не знаешь? Начнут допытываться, как и что, придется рассказывать про пьяных парней и про разбитую машину. Ирке же только четырнадцать лет, представляешь, что эти врачи о ней подумают и что будут говорить? Да они ее с грязью смешают, мораль начнут читать, еще и милицию вызовут, вместо того чтобы медицинскую помощь оказывать. И начнут потом девчонку по следователям да по судам таскать.

– Вообще-то ты права, – задумчиво согласилась Инна. – Ладно, я поговорю с Гришей, у него есть приятель-хирург. Но это будет стоить, сама понимаешь.

– Конечно, конечно, – торопливо заговорила Наташа, – никаких вопросов. Ты мне сама скажешь, сколько.

Еще через два часа в их квартире появился хирург, молодой лысоватый мужчина по имени Андрей Константинович, с круглыми плечами и круглым животиком. В руках у него был большой саквояж, из которого врач достал белоснежный халат и стерильные перчатки. Он ловко снял бинты и неодобрительно поморщился, глядя на тело девочки.

– Та-ак, что мы тут видим… Что мы видим… Там, где подкожно-жировая клетчатка, на груди, на животе, на бедрах, там у нас ранки плохие, плохие ранки у нас, гнойные. Осложнены абсцессом мягких тканей. Остальные ничего, вполне пристойно выглядят. Так… Ручку поднимем… Теперь другую… Ага, так я и думал, лимфоузлы увеличены. Температуру измеряли?

– Тридцать восемь и пять, – ответила Наташа.

– В весе потеряла?

– Да, она сильно похудела.

– Ага, ага… Предсептическое состояние. Я смотрю, тебе первую помощь все-таки оказали. В больницу обращалась?

– Нет… Это так, народными средствами, – пробормотала Ира.

– Что именно делали?

– Перекисью водорода заливали, йодом мазали. Еще фурацилин разводили в воде и тряпочки прикладывали.

– А-а-а, понятно, – протянул кругленький доктор. – Это как же надо было разбить машину, чтобы тебя всю стеклом изрезало?

– Да вот так. Там еще бутылки были и банки всякие.

– Понятно, – повторил он, снова раскрывая саквояж. – Ну что ж, начнем, помолясь. Предупреждаю сразу, раны очень грязные, придется тщательно чистить, делать иссечение тканей, дренаж. Это долго. Я сделаю местную анестезию, но все равно будет больно. Если начнешь кричать – я тут же уйду. Соседи со всего дома сбегутся, милицию вызовут, будут говорить, что здесь кого-то убивают. Мне эти хлопоты ни к чему. Все поняла?

– Поняла, – кивнула Ира.

Наташа похолодела. Будет больно… Ее Иринке, ее маленькой сестричке, ее девочке, будет больно! Как же она это вытерпит?

Но Ира вытерпела. Скрипела зубами, не замечая градом льющихся слез и стекающего с висков пота, бледнела до синевы, но не издала ни звука.

Закончив, хирург наложил стерильные повязки и выписал несколько рецептов.

– Ей нужно дважды в день колоть антибиотик внутривенно. Купите цепарин, я буду приходить и делать уколы. Эритромицин давайте по схеме, в рецепте все написано. Если температура поднимется выше тридцати девяти, звоните мне, вот мои телефоны, – он протянул Наташе еще один листок, вырванный из блокнота, – это домашний, а это рабочий.

Уже у входной двери Андрей Константинович вдруг обернулся к Наташе:

– Знаете, я все-таки хирург, а не мясник, в ранах немножко разбираюсь. Это ведь не автоавария, верно?

Наташа молчала, уставившись на блестящий металлический замок докторского саквояжа.

– Осколки стекла всегда разного размера, а у вашей девочки порезы почти все примерно одной длины. Ну, впрочем, не хотите говорить – не говорите. Я так понимаю, если бы вы не собирались что-то скрывать, то вы бы обратились в больницу, а не к Грише Гольдману. Я прав?

Она упорно молчала, не зная, что сказать.

– А кстати, Наталья… Как вас по отчеству?

– Александровна. Можно просто Наташа.

– Просто Наташа… Чудно, чудно. Вы замужем?

– Да, – удивленно ответила она, не ожидая такого поворота.

– Удачно?

– Кажется, да. – Она слегка улыбнулась. – Пока не жалуюсь.

– И дети есть?

– Двое. Мальчики, четыре годика и три.

– Жаль, – лукаво подмигнул ей Андрей Константинович.

– Почему жаль?

– Потому что при таком положении мои шансы равны нулю. А я всегда мечтал именно о такой жене, как вы. Вы умны, красивы, добры, умеете хранить чужие секреты. И в вас есть еще одно немаловажное достоинство: вы не квохчете.

– Я не… чего я не делаю? – переспросила Наташа, думая, что ослышалась.

– Не квохчете, как наседка. Ко мне часто мамы приводят детишек со всякими травмами, порезами, так вот, когда я начинаю работать, они квохчут над своими чадами и орут на меня, чтобы я не делал им больно. Вы не такая. И мне это очень нравится. Так что, Наташенька, если вдруг разочаруетесь в своем муже, вспомните про меня. Ну улыбнитесь же! Чего вы с таким трагизмом на меня смотрите? Девочка у вас сильная, здоровенькая, молоденькая. Первую неделю будет тяжело, а к концу второй она будет себя хорошо чувствовать. Только проследите, чтобы она раньше времени бегать не начала, лечение мы будем давать интенсивное, это большая нагрузка на организм, и его придется какое-то время поберечь. Значит, вы сейчас бегите в аптеку за лекарствами, а в восемь часов я приду делать укол.

Проводив врача, Наташа вернулась к Ире, села рядом с ней на постель, положила руку на влажный от испарины лоб:

– Ну как ты, зайка?

Девочка лежала с закрытыми глазами. Ресницы ее, длинные и густые, как у Марика, дрогнули, веки приоткрылись.

• Предыдущая
• 57/224
• Следующая