Год 1942 — «учебный» - Бешанов Владимир Васильевич - Страница 67
- Предыдущая
- 67/139
- Следующая
В подготовке и проведении этого наступления принимал участие представитель Ставки генерал Воронов, зафиксировавший свое мнение:
«Мне было непонятно, зачем расходовать силы и средства на ряде фронтов для проведения частных операций с ограниченными целями… Зачем нужно начинать наступление двух армий одного и того же фронта с разницей во времени в одни сутки? Кого хотели обмануть? Противника? Мне думается, больше обманывали себя. Трудно представить, чтобы при активной воздушной разведке противник не смог заметить наших перегруппировок. [304] Это учтено не было. Вот и получилось, что вражеская авиация обрушила свои удары вначале на боевые порядки наступавшей группировки 61-й армии, а затем столь же ожесточенно стала бомбить перешедшие в наступление войска 16-й армии. Пехота была еще слабо подготовлена к наступлению…»
В начале июля было принято решение повторить операцию на Брянском направлении силами 10, 16 и 61-й армий, которым придавался 10-й танковый и 1-й гвардейский кавалерийский корпуса. Им предстояло развернуть наступление против 2-й танковой армии противника с рубежа Киров — Болхов в сторону Брянска. То есть в неизменном жуковском стиле: с прежних направлений, но большими силами. После войны было заявлено, что целью операции являлось «прощупать прочность немецкой обороны» на южном фланге Западного фронта. Уже по этой формулировке нетрудно догадаться, чем она закончилась.
С 5 по 12 июля под личным руководством командующего Западным фронтом развернулись ожесточенные боевые действия на участке между Жиздрой и Волховом. В боях проходили обкатку новые образцы вооружения и тактические приемы.
В частности, Ставка ВГК поручила командующему гвардейскими минометными частями генералу В.В. Аборенкову испытать в фронтовых условиях новую реактивную систему М-30, из-за характерной формы 300-мм снаряда получившую у солдат прозвище «Лука Мудищев». Генерал выехал в район города Белев, где в это время 61-я армия, которой теперь командовал генерал П.А. Белов, готовилась к наступлению. Туда же срочно направлялись в только что сформированных дивизионов М-30, сведенных для удобства управления в полки. Командарм определил цели — узлы сопротивления противника в деревнях Анино и Верхние Дольцы. [305]
Огневые позиции были выбраны с таким расчетом, чтобы стрельбу можно было вести на дальности, близкой к предельной: 2400-2600 м. В этом случае рассеивание снарядов ожидалось меньшим. Но пусковые станки пришлось установить на опасном расстоянии от переднего края противника — они попадали в зону его ружейно-пулеметного огня. На автомашинах снаряды подвозить было нельзя. Пришлось ночью доставлять их на руках личного состава дивизионов.
Днем 5 июля на противника в Анино и Верхних Дольцах обрушились 2 полковых залпа. Оба узла сопротивления были стерты с лица земли, после чего пехота заняла деревни без каких-либо потерь.
Боевые испытания показали, что дивизион М-30 залпом из 384 снарядов на дальность 2600 м создавал плотность огня на площади в 18 гектаров, равную 14 снарядам на километр. Этого было недостаточно для надежного подавления опорных пунктов. На такую плотность требовалось выпустить не менее 20 снарядов, т. е. следовало подключить еще одну батарею.
Тогда же выяснилось, что для 96 станков дивизиона М-30 трудно выбрать и оборудовать огневую позицию — она оказывалась вытянутой по фронту на десятки метров.
С учетом результатов испытаний штаб формирования ГМЧ в июле перешел к созданию отдельных дивизионов М-30 двухбатарейного состава по 24 станка в батарее. Залп дивизиона составлял теперь 288 реактивных снарядов. Необходимую плотность огня было решено достигать, привлекая к стрельбе по одной площади два-три дивизиона.
Была сделала попытка существенно повысить эффективность работы авиации.
Поддержку наземных войск на этот раз осуществляли 9 авиадивизий 1-й воздушной армии генерал-лейтенанта С.О. Худякова. Командарм одним из первых, взяв на вооружение опыт люфтваффе, попытался использовать авиацию массированно, посылая большие группы самолетов на направление главного удара. [306] Советские бомбардировщики и штурмовики, прикрываемые истребителями, буквально висели над полем боя. Перевес в первые дни наступления был явно на стороне советской авиации. Однако одного только количественного превосходства оказалось недостаточно. Ушедшие на задание эскадрильи, покинув аэродром, уже никем не управлялись, истребители с земли не наводились, штурмовики не взаимодействовали с наземными войсками, так как на советских самолетах не имелось радиостанций.
Тем не менее первый опыт получил положительную оценку как летных, так и общевойсковых командиров. Худяков докладывал командующему ВВС Красной Армии генералу А.А. Новикову:
«Я убедился, что на узком участке фронта можно сконцентрировать семьсот-восемьсот самолетов и использовать их на главном направлении наступающих войск.Мне впервые за время, войны не стыдно было находиться в войсках фронтах (курсив наш. — Авт.). Авиация буквально висела над противником и пробивала дорогу пехоте… Помогите, товарищ командующий, нам быстрее оснастить истребители и штурмовики бортовыми радиостанциями. Мне кажется, в этом сейчас вся соль».
Действительно, «вся соль» заключалась в том, что в состав 1-й воздушной армии, кроме бомбардировщиков, входили 4 истребительные и 4 штурмовые авиационные дивизии, а радиостанциями были оборудованы только самолеты, и то не все, 18-го гвардейского истребительного полка. Один радиофицированный полк на всю армию! Причем лишь треть машин в нем имела приемо-передающие радиостанции и половина — только приемники. Но и это считалось большим достижением. «О такой оснащенности в других частях можно было пока только мечтать», — вспоминал бывший заместитель начальника связи армии полковник Е.В. Кояндер. Надо думать, что в других воздушных армиях не было даже и этого. [307]
Следствием малочисленности бортовых радиосредств в истребительных и штурмовых частях стало падение уровня профессиональной подготовки офицеров связи. На них смотрели как на людей, не обремененных работой, чего армия не терпит. Поэтому связистов загружали аэродромными дежурствами и прочими делами, мало связанными с их непосредственными обязанностями. Начальники связи полков в своем большинстве имели летное образование, хорошо знали штабное дело. Их все шире привлекали к работе в штабах, выдвигали на должности начальников штабов полка. На их место ставили малоподготовленных людей — все равно радиостанций нет и получения их не предвидится.
Летчики радиоделу учиться не хотели, считая это пустой тратой времени, в чем молчаливо с ними соглашалось прямое начальство. В итоге, даже получив радиостанции, пилоты не умели ими пользоваться. Так, перед наступлением командование 1-й воздушной армии оборудовало в двух километрах от переднего края в полосе 16-й армии пункт наведения истребителей, но он своего назначения не оправдал. Согласно докладу заместителя Худякова полковника Л.Г Кулдина:
«Подавляющее большинство его попыток наводить истребители на цели не дали никаких результатов. Порой… даже казалось, что летчики умышленно не вступали в связь с радиостанцией наведения, а то и выполняли маневры, прямо противоположные указанным».
Полковник Кулдин пробыл на пункте наведения 2 дня. Затем, поняв, что никакого толка не добьешься, плюнул и вернулся в штаб армии.
Ход боевых действий показал также необходимость изменений в тактике, в первую очередь истребительной авиации. Советские летчики, в соответствии с предвоенными теориями, обучались в основном нанесению ударов по наземным целям и были слабо подготовлены к ведению воздушного боя. Эскадрильи ходили плотными строями, что тоже, с одной строны, соответствовало задачам штурмовки, с другой — было вызвано отсутствием радиосвязи. [308] Для воздушного боя эти «рои» были малопригодны, в кутерьме схватки летчики быстро теряли визуальный контакт друг с другом и действовали самостоятельно, без взаимодействия и взаимного прикрытия.
- Предыдущая
- 67/139
- Следующая