Ослепительный оскал - Макдональд Росс - Страница 39

• Предыдущая
• 39/46
• Следующая

– Госпожа смерть, – сказал я. – Откуда у вас это?

– Достал в медицинской лаборатории.

Он указал на застекленную табличку, прикрепленную к ребру скелета. «Компания Сансет. Медицинское оборудование», – прочитал я, не заметив этого прошлой ночью.

– Сейчас немногие врачи держат у себя такое, не правда ли?

– Я держу его по особым причинам. Во время учебы я не приобрел прочных знаний по анатомии и изучал ее сам, с помощью вот этого приятеля. Он ткнул пальцем в ребра, и вся штуковина пришла в движение.

– Бедняга! Я часто задаю себе вопрос, кем он был. Закоренелым преступником или беднягой, умершим в богоугодном заведении? Моменто море! Брейк занервничал.

– Идемте! – сказал он вдруг. – У меня срочная работа.

– Мне бы хотелось обсудить с доктором еще пару вопросов. – Тогда давайте поживее.

Тонкая корка льда, окружавшая Брейка, казалось треснула, и он готов был выказать обычную человеческую слабость. Он направился в комнату ожидания, словно снимая с меня свою власть.

Беннинг последовал за Брейком, подчеркивая этим, что понял происшедшую перестановку сил. Нас было двое против него, а теперь их стало двое против меня.

– Я готов ответить на вопросы, лейтенант. Я буду рад полностью удовлетворить интересы мистера Арчера и покончить тем самым с этим делом. Если только это возможно.

Беннинг повернулся ко мне лицом, как актер, который наконец-то нашел свою роль и теперь начал жить в ней.

– Возник конфликт между свидетельскими показаниями, – сказал я. – Флори Гутиерец заявляет, что ваша жена и Люси Чампион были друзьями. Вы же утверждаете обратное. Флори заявляет, что вашей жены вчера под вечер не было дома, когда Люси была убита. Вы же утверждаете, что жена была здесь, с вами.

– Я не могу притворяться объективным в подобном деле, когда на карту поставлена репутация моей жены. Могу лишь сообщить вам свое мнение о Флориде Гутиерец. Она – отъявленная лгунья. И когда вчера вечером жена ее рассчитала...

– А почему ваша жена ее рассчитала?

– За некомпетентность и нечестность. Эта Гутиерец грозила «посчитаться», как она выразилась. Я был уверен, что она пойдет на все, лишь бы нам навредить. И все же ее действия удивили даже меня. Похоже, что человеческой подлости нет предела.

– Ваша жена была вчера дома между пятью и шестью часами вечера?

– Была.

– Откуда вам это известно. Вы же отдыхали.

Доктор молчал почти полминуты. Брейк со скучающим видом наблюдал за ним из другой комнаты.

– Я не спал, – ответил Беннинг, – я чувствовал ее присутствие.

– Но вы же ее не видели? Это могла быть и Флори. Вы ведь не можете присягнуть, что это была ваша жена?

Беннинг снял шляпу и заглянул в нее, словно хотел найти в ней нужный ответ. Медленно и с трудом он проговорил:

– Я не обязан отвечать на этот вопрос, равно как и на другие. Даже на суде меня не могут заставить свидетельствовать против жены.

– Вы сами вызвались дать ей алиби. Кстати, вы еще не доказали, что она ваша жена.

– Ничего не может быть проще этого.

Он прошел в комнату для консультаций и вернулся со сложенным документом, который вручил Брейку.

Брейк взглянул на него и передал мне. Это было свидетельство о браке, выданное в штате Индиана 14 мая 1943 года. В нем сообщалось, что в этот день Сэмуэль Беннинг, тридцати восьми лет, женился на Элизабет Виановской, восемнадцати лет.

Беннинг взял его из моих рук.

– А теперь, джентльмены, мне пора заявить, что моя личная жизнь и жизнь моей жены совершенно не ваше дело. Поскольку ее здесь нет и она не может сама себя защищать, я хочу вам напомнить, что существует закон против клеветы, а дела о незаконных арестах рассматриваются в суде.

– Вам не стоит напоминать об этом мне.

Последнее слово Брейк подчеркнул.

– Не было ни ареста, ни обвинения. Благодарю вас за помощь, доктор.

Брейк посмотрел на меня. Его взгляд как аркан тащил меня к двери. Мы оставили Беннинга в передней. Он стоял у гниющей стены, прижавшись к ней, как лист бумаги. Он так крепко прижимал к груди брачное свидетельство, словно это был дар любви, или горчичник, или банкнота, или все это одновременно.

В моей машине было жарко как в печке. Брейк снял пиджак и сложил его на коленях. Его рубашка взмокла от пота.

– Вы зашли чересчур далеко, Арчер.

– Думаю, что не чересчур.

– Это потому, что у вас нет моей ответственности.

Я молча согласился с ним.

– Я не могу полагаться на удачу, – продолжал он, – не могу действовать без улик. У меня нет свидетелей против миссис Беннинг. – У вас против нее столько же всего, сколько против Алекса Нерриса. Однако он все еще в тюрьме.

– Он будет находиться под стражей двадцать четыре часа, – угрюмо ответил Брейк. – Это разрешено законом. Но с людьми подобными миссис Беннинг так поступать нельзя. Я вообще занялся Беннингом против своей воли. Он всю жизнь живет в нашем городе. Его отец в течение двадцати лет был директором высшей школы.

Брейк добавил извиняющимся тоном:

– Тем не менее, скажите, что у вас против него есть?

– Вы обратили внимание на девичью фамилию его жены в брачном свидетельстве? Элизабет Виановская. Та же, что в телеграмме. Она была любовницей Дюрано.

– Но это не доказательство по делу Синглентона, это даже нельзя назвать уликой. Что мне в этой истории непонятно – это ваше убеждение, что женщина может менять партнеров, как на этих идиотских танцах. В жизни так не бывает.

– Все зависит от женщин. Я знавал одну, которая вертела одновременно шестью мужчинами. Миссис Беннинг жонглировала тремя. У меня есть свидетель, который утверждает, что она была любовницей Синглентона в течение семи лет, временами приезжая к нему. Она вернулась к Беннингу, потому что нуждалась в помощи...

Брейк заговорил и его слова были похожи на москитов, от которых он старался поскорее отмахнуться.

– Не говорите мне больше об этом. Я должен обдумать это дело внимательно и не торопясь, иначе у меня будет полное завихрение мыслей.

– У вас или у Нерриса?

– И не давите на меня. Я веду это дело так, как считаю нужным. Если вы сможете привезти миссис Беннинг для дачи показаний – о кей, я ее выслушаю. Но гоняться за ней я не буду. И я ничего не могу сделать с доктором только потому, что его жена уехала погостить. Ей ведь никто этого не запрещал.

Пот ручьем стекал по его низкому покатому лбу, застревая в гуще бровей, как дождь в чаще листвы. Глаза его были холодны.

– Это ваш город, лейтенант.

Я высадил его у здания муниципалитета. Он не спросил меня, что я теперь собираюсь делать.

Уже наступал вечер, когда я ехал через Эройо-Бич к океанскому побережью. Пляж был усыпан телами, как поле после битвы. На горизонте небо и море сливались в голубую дымку, сквозь которую просвечивали выпуклости островов цвета индиго. А за всем этим спускался вниз костер раскаленного солнца.

Я свернул к югу. Машины двигались бампер к бамперу, крыло к крылу, как во время отступления. Скрюченные деревья отбрасывали вдоль кладбищенской стены длинные тени в стиле барокко. Тень от дома Дюрано занимала половину пространства до железной ограды. Я свернул на подъездную дорогу.

Ворота снова были заперты. В бетонный столб ворот под узорчатой надписью: «просим звонить садовнику» была вделана кнопка. Я позвонил три раза без видимого эффекта, вернулся к машине и стал ждать. Через некоторое время из дома вышла маленькая фигурка. Это была Уна. Она быстро шла по дороге и казалась особенно коренастой и приземистой рядом со стройными кокосовыми пальмами. Ее золотое пальто из ламы сверкало как кольчуга сквозь решетку ворот.

– Что вам здесь надо?

Я вышел из машины и подошел к ней. Она посмотрела на меня, потом оглянулась на дом, как будто ее с каждой стороны дергали за невидимые нити. Затем она повернулась ко мне спиной и пошла прочь.

– Мне нужно поговорить с Лео, – сказал я, стараясь перекрыть шум мотора.

• Предыдущая
• 39/46
• Следующая