Проводник Отсюда - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/286
- Следующая
Я обрадованно улыбнулся. Вполне искренне, кстати. Уже через полчаса я смогу начать проверку третьей семьи, а к вечеру, даст Бог, вообще покину этот город.
– Мне сказали, что она хороший преподаватель химии, – начал я заранее приготовленную легенду. – Собираюсь поступать в университет, вот и решил позаниматься с кем-нибудь перед экзаменами…
Мальчишка помотал головой – облегченно и в то же время разочарованно:
– Не-а… Мама преподает физику, а не химию. Вам неправильно сказали.
Я ругнулся. Высморкался. И засунул в карман платок вместе с тампончиками газовых фильтров.
– Вот обидно… А я второй час ее поджидаю… Ты точно знаешь? Твоя мама преподает именно физику?
Я продолжал молоть какой-то вздор. А сам вдыхал запах: разноцветный, непрерывно меняющийся, похожий на узор в калейдоскопе. Запах мальчишки, который пять минут назад дожевывал вчерашние котлеты, а на прошлой неделе рисовал масляными красками. Запах мальчишки, который из всех напитков предпочитает апельсиновый сок.
Запах мальчишки, который был сыном Эдгара.
В Юрмале шел третий час ночи. Даже молодежный пансионат, в котором жила Катя, успел угомониться и лечь спать. А мы все еще разговаривали. О том, какие унылые дожди льют над Балтикой и какая теплая, солнечная весна выдалась в Сибири. О том, что три месяца моего отсутствия тянутся как три года. И о том, как успели надоесть видеофонные разговоры…
Лицо Кати на подрагивающем паршивеньком экране флаера казалось таким же, как раньше. Лишь в глазах пряталась упрямая детская обида. Не должен был я так неожиданно и надолго уезжать. Не имел на это ни малейшего права. Тем более сразу после генетической проверки, подтвердившей нашу полную совместимость…
– Знаешь, Миша, мне иногда кажется, что ты скрываешь от меня какую-то огромную беду. Прячешься, потому что не хочешь врать мне в лицо…
Я вымученно улыбнулся. Ничего, у Кати в номере видеофон не лучше моего. Попробуй разберись: усмехаюсь я или сдерживаю слезы.
– Какая может быть беда, Катька? Теперь, после этой проклятой проверки…
Вытащив из кармана лист генетического контроля, я махнул им перед маленьким глазком телекамеры. Так, чтобы Катя снова увидела бодренькие разрешающие слова и зеленый цвет печати. Заключение я подделал, и не нужно быть специалистом, чтобы распознать фальшивку. Но по видеофону документ смотрелся вполне убедительно.
– Я понимаю, Миша… И все-таки боюсь.
Наверное, это неизбежно. Того, кто любит тебя, обмануть очень просто. А того, кого любишь сам, – почти невозможно. Каждая улыбка, каждая уверенная фраза выйдут наигранными и ненастоящими. Словно ты, говоря вполголоса одно, выкрикиваешь при этом совсем другое. Когда любишь, даришь частичку себя.
А себя не обманешь.
– Все хорошо, Катя. У нас с тобой все в порядке. Просто оболтус, в которого ты случайно влюбилась, опять понадобился человечеству. Нужно помочь одному великому, но несчастному ученому. Никто другой этого сделать не сможет.
– И ради несчастного ученого ты три месяца болтаешься по всему континенту?
– Да.
– Но зачем? Ты ведь хотел забыть про свои способности! И никогда их больше не применять.
Я киваю. И виновато разъясняю:
– Дело в том, что я обязан этому ученому. Очень обязан Вот и приходится… помогать.
– Уж не изобретатель ли это газовых фильтров? – Катя наконец-то рассмеялась. Почувствовала, что я говорю правду. Пусть и не всю, но лжи в моих словах тоже нет. Недаром говорят, что, скрывая обман, нужно сказать много настоящей правды.
– Это пока секрет…
Мы болтаем еще с полчаса. Катя то успокаивается, то снова встревоженно вглядывается в экран. Мой флаер тихо гудит, поглощая расстояние. А Катино лицо становится все более сонным, расслабляется и кажется теперь совсем детским. Есть у Кати такая особенность. Наверное, весь свой взрослый вид она создает постоянной серьезной гримаской. Но сейчас ей не до этого – она слишком хочет спать.
Мы желаем друг другу спокойной ночи и прерываем связь. Экран гаснет, я остаюсь в темноте, наполненной мерцанием приборов. Внизу темнота, лишь на горизонте разгорается бледное пламя ночного города. Там ждет меня заказанный накануне номер отеля. И абсолютно не ждут одиннадцать семей – последних «подозреваемых» из списка Эдгара.
Завтра я закончу проверку. А послезавтра увижу одного великого, но очень несчастного ученого.
И решу, стоит ли делать его счастливым.
Коттедж на берегу ничуть не изменился. Да и его хозяин, ждущий меня на пороге, тоже. Правда, сегодня не было дождя и туман рассеялся под теплым солнцем, а бегущие волны казались голубовато-прозрачными, чистыми как стекло.
Только подойдя ближе, я заметил в лице Эдгара странную неподвижность. Смесь уже наступившего разочарования и еще не погибшей надежды. Но, слава Богу, он хотя бы не был пьян.
Эдгар молча провел меня в дом. Приготовил кофе. И лишь потом спросил, резко, без предисловий:
– Итак, ты не нашел его?
Выходит, я был прав. Абсолютно прав в своих подозрениях. Глотнув кофе, я посмотрел Эдгару в глаза. И ответил:
– Почему же? Нашел.
Лицо Эдгара задрожало. Неподвижность сползала с него, уступая место обиде. Да, именно обиде. Он не ожидал, что его смогут переиграть.
– Невозможно, – быстро произнес он. – Последний в Списке оказался моим сыном? Один шанс из тысячи тридцати двух. Немыслимо.
– Значит, ты следил за мной, – равнодушно констатировал я. – Электронный жучок на одежде… или в обшивке флаера.
Эдгар покачал головой. Проигрывать он все-таки умел.
– Не так тривиально, Миша. Темпоральный зонд
Я кивнул. Этого и следовало ожидать. Слишком уж по-крупному шла игра… Где-то рядом со мной, отставая на долю секунды субъективного времени, неощутимый и бесплотный, крался сквозь пространство прибор-соглядатай. Одна из любимых игрушек Темпорального Института, применение позднее двадцатого века категорически запрещено…
– Прояви его, Эдгар. Хочется посмотреть.
Он покачал головой:
– Невозможно. Зонд раздавит эту комнату и еще половину дома.
Похоже, он не врал. Действительно, к чему делать миниатюрными машины-шпионы, прикрытые темпоральным полем лучше любого камуфляжа…
- Предыдущая
- 18/286
- Следующая
