Конец легенды (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/75
• Следующая

Он хмыкнул и закончил:

– Белые мундиры не идиоты носят. Что, охота им ловить несуществующего маньяка?

Некоторое время мы шли молча. Знаки молчали, значит, полиция и впрямь не собиралась искать нас по пеленгу. Потом я спросил:

– А что ты не вынешь вызывник из Знака?

Вопрос был дурацкий. Хотя бы потому, что на встречный вопрос: «А почему сам ходишь с вызывником?» – был лишь один ответ. Знак я получил меньше недели назад и в течение полугода не имел права отключать блок контроля. Но Игорь спокойно ответил:

– Пусть детишки свои знаки уродуют. Мне вызывник трижды жизнь спасал.

Я ему не поверил. Довести себя до критического состояния, чтобы Знак вызвал экстренную помощь, – это надо очень постараться.

– Почему фонари не работают? – сменил я тему разговора.

– Город перегружен, – с готовностью объяснил Игорь. – Здесь много научных центров, сейчас проходят две конференции, плюс курортный сезон… Энергии не хватает, гостиницы забиты.

– Ясно. А зачем мы идем на пристань? – спросил я.

Игорь замолчал. Вокруг было темно – едва-едва угадывалась под ногами поверхность дорожки, да и то из-за вмурованной светоотражающей крошки. И тишина – лишь шлепает босыми ногами Игорь и подошвы моих кроссовок тихонько наигрывают «Пора в путь-дорогу…». Отключить, что ли, достала уже эта музыка…

– Откуда знаешь, куда мы идем? – спросил наконец Игорь. – Бывал тут раньше?

– Первый раз. Морем пахнет, – объяснил я. – И озон – как от зарядной станции. На берегу скорее лодочная станция, чем автостоянка, верно?

– Ничего не чувствую, – старательно принюхавшись, сообщил Игорь. – Ну и нюх у тебя… как у индейца. Чингачгук…

– Михаил. Просто я мутант.

– А, понял. Если еще подеремся, я тебя не буду бить по носу, – после короткой паузы пообещал Игорь.

Я против воли усмехнулся. Бей не бей – это ничего не изменит на самом-то деле. У меня рецепторы запаха не только в носу. Но сама реакция мне понравилась. Я уже давно привык, что половина ребят, как только узнают, что я мутант, не хотят дальше общаться. Говорить этого я не стал, а повторил:

– Так зачем мы идем на пристань? Ты что, утопить меня хочешь? Так я хорошо плаваю, учти.

– Псих! – неожиданно резко огрызнулся Игорь. – Я там живу…

Несколько секунд он молчал, потом добавил:

– Не шути так, Мишка. Меня однажды топили. Это очень неприятно.

Пока я пролистывал телефонный справочник, Игорь возился на кухне. Он готовил яичницу, причем не из порошка или брикета, а настоящую, из яиц. В маленькой кофеварке варился кофе – тоже настоящий, из только что смолотых зерен. От еды я решил не отказываться: вот уже неделю, как приходилось жрать только синтетику.

– Что ты там ищешь, Чингачгук? – поинтересовался Игорь, пытаясь одной рукой разбить яйцо над сковородкой, а другой – достать чашки из шкафа над мойкой.

Мебель на кухне была обычная, на взрослого. Значит, муниципальная квартира и живет в ней Игорь недавно.

– Ну… мало ли.

Краем глаза я поглядывал на него, уж очень забавно Игорь выглядел при свете. Прическа у него оказалась из семи разноцветных гребней. В левом ухе серьга, на груди старый автоматный патрон на цепочке.

– В гостиницах остались только платные места, учти. А с работой… – Игорь презрительно хмыкнул и не закончил фразы. Зато доброжелательно предложил: – Можешь пожить у меня. Я вот работаю, потому что хочу нормально поесть и купить хорошую одежду.

– Сейчас ты в ней нуждаешься, – не удержался я.

– Ага. – Игорь победоносно закончил сражение с яичницей и принялся разливать кофе. – Я на югах болтался, там и в шортах жарко. А носить бесплатную синтетику не собираюсь… Живи у меня, Мишка.

– Все равно я хочу найти работу, – упрямо повторил я. – Без денег неуютно.

– Совсем пустой?

Пожав плечами, я полез в карман, выгреб горсть монеток и несколько бумажек, положил на стол среди хлебных крошек и яичной скорлупы. Большей частью это были обычные монеты, которые есть у любого мальчишки, считающего себя нумизматом: советские гривенники, американские центы, монгольская алюминиевая мелочь, российские копейки. Но были и редкости – казахский тенге с портретом какого-то президента, в начале века изъятый из обращения и почти весь уничтоженный, уральские четыре рубля – единственная в мире монета такого странного номинала, полная серия «поляничек» – денег московского княжества.

Игорь сразу же завладел «поляничками», запаянными в прочный пластик. Завистливо оглядел и сказал:

– Тоже их собирал. У меня одной не было, где Петр Первый с подзорной трубой, она же самая редкая… Баксов двадцать за них дадут. Да еще десятку за четырехрублевку и тенге, и пару за остальное. Нормально! Ты богач!

Я подумал и решил, что Игорь прав.

– Как ты их еще не профукал, а? – Мой новый знакомый все крутил в руках коллекцию, и в глазах у него был азарт. Он и впрямь был коллекционер. Ну, несерьезный, конечно, а такой же, как я.

– За три дня не успел, – сказал я.

– Какие такие три дня?

– Я во вторник из дому ушел.

Игорь отложил мои сокровища:

– Серьезно?

– Да.

– Тебе лет сколько? – Он построил фразу немножко странно, так иногда говорят взрослые, когда пытаются подчеркнуть свой возраст. Будто в возрасте скрыто какое-то преимущество.

– Тринадцать.

– Точнее!

– Тринадцать лет три месяца и двадцать дней! – ехидно сообщил я.

– Блин, ты старше меня… мне только два месяца назад тринадцать стукнуло.

– Поздравляю.

– Зато я получил гражданские права в двенадцать лет ровно! – сообщил Игорь.

– И что с того? Лешка Филиппов все права получил в десять. Мария-Луиза де Марин в восемь лет семь месяцев и…

Игорь ухмыльнулся:

– Ты крайности не бери. На самом-то деле только один из десяти тысяч признается полноправным гражданином мира раньше двенадцати лет.

– Я бы еще лет пять не признавался, – сказал я. – Как в двадцатом веке. На фиг мне это надо.

Игорь кивнул:

– Понятно. Ладно, все ясно, ты парень-кремень, на вопросы отвечать не любишь, про жизнь свою гадкую рассказывать еще не привык…

Я ничего не ответил. Игорь шлепнул на стол скворчащую сковороду, тарелку с хлебом, вилки:

– Лопай.

Упрашивать себя я не заставил.

Вот почему так происходит? На вкус вроде бы и никакой разницы нет, что синтетическая пища из бесплатных кормушек для чмо, что нормальная еда из естественных продуктов.

А все равно… синтетику жрешь через силу, только потому, что знаешь – надо…

– Это жизнь, – сказал Игорь.

Я посмотрел на него.

– Вкуснее потому, что в этой еде – жизнь, – сообщил он. – Курочки несли яички, из них должны были вылупиться птенчики… А мы их лопаем. Эмбриончиков куриных. Белок, жиры, углеводы – все это фигня. Жизнь мы жрем. Чужую. Мы – живые. Значит, должны чужую жизнь поглощать. А синтетика – обман желудка!

– Ты телепат? – прямо спросил я. Мне стало не по себе, и я наплевал на правила хорошего тона.

– Нет, ничуть. Я не мутант. Повышенная способность к эмпатии, вот и все. Ты ведь думал о том, почему нормальная еда лучше синтетики, верно? Я это почувствовал. У меня бывает.

– Да, я думал об этом, – честно сказал я. – Только вряд ли дело в том, что мы… такие. Что нам убить кого-то надо. Сожрать. Просто вся эта синтетическая жратва – она несовершенная. Наверняка упущены важные компоненты…

На лице Игоря появилась сладкая улыбка.

– Ага… Ну как хочешь. Тогда лопай свои важные компоненты, а то я ждать не буду.

Минут через пять мы закончили с яичницей. Игорь похлопал себя по животу, потянулся за кофеваркой. Небрежно спросил:

– Так что ты собираешься делать?

– Жить.

Игорь поморщился:

– Мишка, ты не в Токен-центре тесты сдаешь… Я тебя не спрашиваю, почему ты ушел из дому. Мне интересно, зачем ты ушел.

– Чтобы жить, – честно попытался я объяснить. – Я ведь имею теперь право на бесплатное жилье в городе с населением менее ста тысяч?

• Предыдущая
• 21/75
• Следующая