Возвращение в джунгли - Берроуз Эдгар Райс - Страница 14

• Предыдущая
• 14/55
• Следующая

Спустя полчаса Тарзан вышел из министерства, в первый раз в жизни получив официальное положение. На следующий день ему надлежало вернуться за дальнейшими инструкциями, но генерал Рошер дал ему понять, что он должен быть готов немедленно, быть может завтра же, выехать из Парижа.

С чувством огромного облегчения он спешил домой, чтобы поделиться новостью с д'Арно. Наконец-то и он будет что-нибудь значить в мире. Будет зарабатывать деньги и, что еще лучше, будет путешествовать и ездить по свету.

Он еще с порога прокричал д'Арно радостную весть. Но д'Арно не был доволен.

– Вас, очевидно, радует, что вы уезжаете из Парижа и что мы целыми месяцами не будем видеться, Тарзан, – вы неблагодарное животное! – и д'Арно расхохотался.

– Нет, Поль. Я только ребенок. У меня новая игрушка, и я горд необычайно.

Итак, на следующий день Тарзан выехал из Парижа в направлении на Марсель и Оран.

Первая миссия Тарзана не обещала быть ни особенно увлекательной, ни особенно важной. Был некий лейтенант в армии спаги, которого правительство подозревало в сомнительного рода сношениях с одной из великих европейских держав. Лейтенант Жернуа, недавно назначенный в Сиди-бель-Абесс, был перед тем прикомандирован к генеральному штабу, и тогда через его руки проходили чрезвычайно ценные, с военной точки зрения, материалы. Вот из-за этих-то материалов, как предполагали, великая держава старается установить с ним сношения.

Совершенно случайный намек, оброненный одной популярной парижанкой в ревнивую минуту, навлек подозрение на лейтенанта. Но генеральные штабы так тщательно охраняют свои тайны, а предательство – проступок такой серьезный, что в таком деле нельзя пренебрегать и намеком. И вот почему Тарзан попал в Алжир под видом американца-охотника, с тем чтобы не спускать с лейтенанта Жернуа глаз.

Он с радостью думал о том, что снова увидит любимую Африку, но северная часть этого континента так мало напоминала родные тропические джунгли, что он также мало испытал эмоций возвращения на родину, как если бы вернулся в Париж. В Оране он бродил весь день по узким извилистым уличкам арабского квартала, любуясь незнакомыми картинами. Следующий день застал его уже в Сиди-бель-Абесс, где он вручил военным и гражданским властям свои рекомендательные письма, в которых не было ни намека на настоящую цель его приезда.

Тарзан достаточно хорошо владел английским языком, чтобы среди арабов и французов сойти за американца, а больше ничего не требовалось.

Встречаясь с англичанами, он говорил по-французски, чтобы не выдать себя, а иногда говорил по-английски и с иностранцами, знающими язык, но не настолько, чтобы уловить недостатки произношения.

Тут он познакомился со многими из французских офицеров и скоро сделался их любимцем. Встретился он и с Жернуа, угрюмым диспептиком, лет около сорока, мало поддерживающим общение с товарищами.

В течение месяца не было никаких событий. Жернуа, по-видимому, не принимал никаких посетителей, а когда бывал в городе, встречался только с людьми, в которых даже при самом пылком воображении нельзя было усмотреть агентов иностранной державы. Тарзан начинал уже надеяться, что слухи были ложны, как вдруг Жернуа получил приказ переброситься далеко на юг в Бу-Саад в Малой Сахаре.

Малый отряд спаги с тремя офицерами должен был прийти на смену ранее стоявшему. По счастью один из прежних офицеров, капитан Жерар, сильно подружился с Тарзаном, и потому заявление последнего, что он отправится с ними в Бу-Саад, где думает поохотиться, не вызвало ни малейшего подозрения.

В Буире отряд оставил поезд и конец дня провел уже в седлах. Пока Тарзан в Буире торговал себе лошадь, он поймал устремленный на него взгляд человека в европейском платье, стоявшего в дверях туземной кофейни, но как только Тарзан обратил на него внимание, человек отвернулся и вошел в низкую сводчатую комнату, и если бы не навязчивое впечатление, что в лице или фигуре есть что-то ему знакомое, Тарзан больше о нем и не вспомнил бы.

Переход до Омаля утомил Тарзана, его верховая езда ограничивалась пока уроками в парижском манеже, а потому он сильно обрадовался комфортабельной комнате и кровати в отеле Гресля, тогда как офицеры и солдаты расположились в зданиях военного поста.

Хотя Тарзана на другой день разбудили рано, но спаги уже выступили, когда он только начинал свой завтрак. Он торопливо допивал кофе, чтобы солдаты не успели слишком далеко уйти вперед, когда взгляд его упал на дверь смежного со столовой бара.

К его удивлению, он увидел Жернуа, разговаривающего с незнакомцем, которого Тарзан видел накануне у дверей кофейни в Буире. Ошибки быть не могло, потому что нечто знакомое чувствовалось в нем и сейчас, хотя он и стоял спиной к Тарзану.

Пока он смотрел на них, раздумывая, Жернуа поднял глаза и уловил внимательное выражение на лице Тарзана. В это время иностранец что-то говорил шепотом, но Жернуа перебил его, и они оба разом повернули и скрылись из виду.

То был первый подозрительный факт, связанный с Жернуа, замеченный Тарзаном. Но было совершенно ясно, что оба человека вышли из бара только потому, что Жернуа заметил взгляд Тарзана. А тут еще это неотвязчивое впечатление чего-то знакомого – оно только увеличивало уверенность Тарзана в том, что тут будет над чем понаблюдать.

Через минуту Тарзан вошел в бар, но ни там, ни на улицах не было и следов двух человек, а между тем Тарзан, прежде чем пуститься догонять отряд, уже значительно ушедший вперед, побывал во всевозможных магазинах и на базарах. Он догнал отряд только у Сиди-Аиссы вскоре после полудня, когда солдаты остановились на час на привал. Он нашел Жернуа при отряде, но иностранца не было видно.

В Сиди-Аиссе был торговый день. Многочисленные караваны верблюдов, стягивающихся из пустыни, толпы шумных арабов на рыночных площадях, – все это вызывало в Тарзане страстное желание задержаться здесь на один день, чтобы ближе присмотреться к этим сынам пустыни. И отряд спаги ушел в этот день в направлении на Бу-Саад без него.

До темноты он бродил по базарам в сопровождении юного араба, по имени Абдул, рекомендованного ему содержателем постоялого двора в качестве надежного слуги и переводчика.

Здесь Тарзан купил лошадь лучше той, которую приобрел в Буире, и, разговорившись со стройным арабом, продававшим ее, узнал, что он Кадур бен Саден, шейх племени, кочующего в пустыне далеко к югу от Джельфы. Через посредство Абдула Тарзан пригласил шейха отобедать с собой. Когда они втроем пробирались в толпе торговцев, верблюдов, мулов и лошадей, заполняющих рынок и оглашающих его всевозможными звуками и голосами, Абдул потянул Тарзана за рукав:

– Оглянись, господин, – и он пальцем указал на фигуру, которая скрылась за каким-то верблюдом как только Тарзан обернулся. – Он ходил за нами следом все время после обеда, – пояснил Абдул.

– Я успел только заметить араба в темно-синем бурнусе и белом тюрбане, – отвечал с сомнением Тарзан. – Ты его имеешь в виду?

– Да, я подозреваю его, потому что он здесь, очевидно, чужой, и у него нет никакого другого дела, как только следить за нами, чем никогда не занимаются честные арабы; и потом – он закрывает всю нижнюю часть лица, видны одни только глаза. Он, наверное, дурной человек, иначе он знал бы чем заняться.

– Ну, значит, он попал на неверный след, Абдул, – успокоил его Тарзан, – потому что здесь нет никого, кто мог бы желать мне зла. Я в первый раз в вашей стране, и никто здесь не знает меня. Он скоро убедится в своей ошибке и перестанет сопровождать нас.

– Если только он не замышляет грабежа, – возразил Абдул.

– Тогда единственное, что мы можем сделать, это выждать, пока он запустит руку, – засмеялся Тарзан. – И я ручаюсь, что он пресытится грабежом раз навсегда, раз мы предупреждены. – С этими словами он перестал думать о незнакомце, не подозревая, что через несколько часов, и при самых неожиданных обстоятельствах, ему придется вспомнить о нем.

• Предыдущая
• 14/55
• Следующая