Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 61

• Предыдущая
• 61/67
• Следующая

– Что выбираешь? – спросил не-ангел. – Учти, тебя никто не приковывает к одному миру. Только свою Землю оставь в покое. И услугами других функционалов можешь пользоваться, а это – великое благо.

– Ты здесь главный, да?

– Да нет у нас главного! – с раздражением ответил не-ангел. – Я хранитель музея. Я отличаюсь от людей, потому что человек, даже функционал, не выживет на материке. Но главного у нас нет, просто нет!

– Соблазнительное предложение, – сказал я задумчиво. – Но уж больно сложный выбор…

– И что ты выбираешь?

– Что-нибудь четвертое. Не знаю пока. Но если дали линованную бумагу, то пиши поперек.

– Я боюсь, что меня многие осудят, – грустно сказал не-ангел. – Особенно если твой мир исчезнет полностью. Но в сложившейся ситуации… четвертым выбором будет твоя смерть.

Он неторопливо сдвинулся с места. Я вскинул свой дурацкий автомат – и не-ангел остановился.

Неужели он боится такого несерьезного оружия? После всего, чему я стал свидетелем?

– Знаешь… я вот подумал… если Аркан – ваша служба безопасности… они на всякий случай и тебя должны были опасаться, – тихо сказал я. – Может быть, их оружие для тебя опасно. А, пернатый?

Глаза не-ангела полыхнули яростью.

– Ты ничтожная тварь, ошибка сентиментального идиота… Я разорву тебя на клочки, мальчишка! Стреляй сколько тебе угодно, надейся на чудо, чудес не бывает!

Он шел на меня, не отрывая огромных, с вертикальной прорезью зрачков глаз. Они оставались мудрыми, но уже не казались человеческими. Черные крылья раскинулись за спиной. Мой палец приморозило к спусковому крючку.

Я вдруг вспомнил девочку Марту. Интересно, что должна была – и уже никогда не сумеет – совершить эта полячка?

– Скажи, – прошептал я, – так это ты летаешь над выжженной землей и с криками падаешь вниз с небес? Тебе так страшно и одиноко здесь, не-ангел?

На одно лишь мгновение взгляд его расфокусировался, глаза забегали, нога вздрогнула, сбиваясь с шага. Как будто солидного взрослого человека, какого-нибудь депутата или министра, ехидный взгляд телекамеры застал ковыряющим в носу и разглядывающим козявки посреди заседания Госдумы.

К пальцам будто вернулось тепло.

Я нажал на спуск.

Четырнадцать патронов.

Одна длинная очередь.

Автомат забился в руках, ствол повело. Поразительно – с расстояния в три метра я ухитрился послать в молоко почти все пули.

Только одна вошла в грудь не-ангела. Туда, где у людей – сердце.

Кажется, ему было очень больно.

Не-ангел опустил голову, приложил ладонь к груди. Потом отнял руку и задумчиво посмотрел на кровь. Медленно, будто над ним не властна была гравитация, опустился на колени.

Я шагнул к нему, бросив автомат с расстрелянной обоймой.

– Может быть, ты хочешь стать… хранителем музея? – тихо спросил не-ангел.

Крыша под ногами дрогнула. По зданию прошла судорога.

– Ты умираешь? – спросил я. Мой голос непроизвольно дрогнул.

– Не знаю. Может быть, получится… – Не-ангел шумно втянул воздух. Сейчас, когда он стоял на коленях, он был немногим меня выше. – Хочешь стать на мое место? Тогда добей меня.

Я покачал головой. В его голосе была уверенность в том, что я сумею «добить».

Но я не хотел.

Теперь, когда эта нелепая пародия на ангела стояла передо мной на коленях… все так же сжимая пылающий меч…

Я вдруг понял, что он просто не может выпустить оружие.

Меч – продолжение его руки!

И я замотал головой еще энергичнее.

Здание вздрагивало под ногами. Что же там было такого в этих пулях, если и функционал, и его функция бьются в конвульсиях, прокачивая немыслимые энергии, пытаясь сохранить не-ангелу жизнь?

– У тебя нет выбора, – сказал не-ангел. – Либо ты убиваешь меня и становишься… мной. Либо я убиваю тебя.

– Это уже выбор, – ответил я.

Поднял руку – и повел по воздуху, будто выписывая в пустоте слова незнакомого языка. Голубое пламя с шелестом опадало с кончиков пальцев.

– Я найду того, кто у вас главный, – сказал я. – Найду…

– У нас нет главного… – Не-ангел вздрогнул и завалился на бок.

Я последний раз оглянулся вокруг. Маленький остров, смертное ложе человечества… Во мне не было ни злости, ни страха. Только усталость.

Огненные письмена портала полыхали передо мной, и я шагнул вперед.

Не-ангел хранитель музея мог умереть, а мог и выкарабкаться. Мне не за что было ему мстить и не было оснований ему помогать.

Я ушел из этого мира, даже не зная, куда ухожу.

У всего должен быть финал. Нет ничего ужаснее, чем обнаружить – конец еще вовсе не конец. Бегун, разорвавший грудью финишную ленточку и увидевший, как впереди натягивают новую; боец, подбивший танк и обнаруживший за ним еще парочку; долгая тяжелая беседа, закончившаяся словами «а теперь давай поговорим серьезно»…

Финал должен быть хотя бы для того, чтобы за ним последовало новое начало.

Когда я увидел на горе циклопическую башню функционалов, я поверил в то, что нашел их сердце. Я не знал, сумею ли победить. Но я хотя бы поверил в конец пути.

А он, похоже, только начинался.

Я поковырял носком каменную мостовую. Огляделся.

Здравствуй, маленький польский город Эльблонг…

И не думал, что снова судьба занесет…

– Кирилл?

Из портала я вышел на площади, рядом со столиками кафе. Было, конечно, уже холодно, но рядом с разноцветными зонтиками стояли включенные газовые грелки – эдакие высокие металлические грибки с маленькими шляпками. Европа, что говорить. Я усмехнулся, вглядываясь в привставшую из-за столика девушку. Вечер, темно, из освещения – только свечи на столиках и красный отсвет раскаленной каталитической решетки.

– Привет, Марта.

Мужчина напротив нее вытаращился на меня. Я взял пустой стул от соседнего столика и присел между ними.

– И тебе привет, Кшиштоф Пшебижинский.

– Ты чокнулся, – с убежденностью сказал полицейский. – Марта, он чокнулся!

– Не знаю, – задумчиво сказала Марта, разглядывая меня. – Тебя, похоже, жизнь помяла за эти дни…

– Дни? – удивился я. – Ах да, и впрямь. Помяла.

Подошел официант.

– Prosze pana, chcialbym dostac porcje waszych firmowych flakow, salate jakas, czyzby miesna, Cesarz moze byc, – сказал я. – I Zubrowke, dwiescie gram.

Официант повторил заказ и удалился. Я насмешливо смотрел на Кшиштофа.

– Твоего сообщника мы тоже поймаем, – пригрозил полицейский. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ага. Скажите, пан Кшиштоф, а если бы я был не из России – вы бы меня так же азартно ловили?

– Конечно, – возмутился Кшиштоф. – Это моя функция! Хотя, конечно, русских я не люблю.

– За что?

– А за все, что было!

– Странно, конечно, – сказал я. – У всей Европы друг с другом постоянно все было, только пыль летела. А не любят только нас… Ладно, это не важно.

Официант принес водку и салат. Я опрокинул рюмку и стал есть.

– Что тогда важно? – напряженно спросил Кшиштоф.

– Что мне делать дальше. Что с вами делать, и вообще…

Кшиштоф не выдержал. Встал, зашел сзади, опустил руку мне на плечо, надавил, пригибая к столу.

Я ел салат. Кшиштоф пыхтел за спиной. Потом забросил согнутую в локте руку на мою шею и попытался сжать.

– А вкусно, – сказал я. – Хотя напихали в «Цезарь» синтетической заправки, нет бы свежую сделать.

– Кшиштоф, не позорься, – тихо сказала Марта. – Ты что, не видишь? Он в функции.

Полицейский отпустил. Отступил на шаг. Неуверенно произнес:

– В какой еще функции… Он убийца, он свою функцию сам разрушил…

– Не знаю, в какой, – сказала Марта. – Только я бы посоветовала его не трогать. А то он скатает тебя в футбольный мяч и закатит под стол.

– Хорошая идея, – хмыкнул я. Накативший во время поединка робота и не-ангела адреналин бурлил в крови. Даже функционал не свободен от физиологии.

• Предыдущая
• 61/67
• Следующая