Тарзан (Сборник рассказов) - Берроуз Эдгар Райс - Страница 30

• Предыдущая
• 30/628
• Следующая

— Или так постареют, — предположила Патриция.

— Кто сделает чертеж лодки? — спросил полковник.

— Матросы попросили меня заняться этим, — ответил де Гроот. — Мой отец — судостроитель, я работал на его верфи перед тем, как пошел в море.

— Неплохая идея, — сказал Крауч. — Как считаете, можно построить лодку таких размеров, чтобы мы все в ней уместились?

— Все будет зависеть от того, сколько удастся вывезти с «Сайгона». Если на днях случится сильный шторм, то судно может развалиться, — ответил де Гроот.

Алджернон Райт-Смит широким жестом указал в сторону джунглей.

— Там леса предостаточно, — сказал он, — если «Сайгон» подкачает.

— Работенка будет не из легких, — заметил Боултон.

— Ну, знаете, старина, у нас впереди целая жизнь, — напомнил ему Алджи.

Прошло уже два дня, а Чалдрап все не возвращался. Шмидт отправил в лагерь Тарзана другого ласкара, приказав добыть сведения о ружьях и боеприпасах.

Ласкары обосновались в отдельном лагере, неподалеку от того, в котором расположились Шмидт, Краузе, Убанович и араб. Ласкары все время что-то мастерили, но никто из компании Шмидта не обращал на них никакого внимания. Их просто вызывали по одному и приказывали выполнить то или иное поручение.

Второй посланный Шмидтом на разведку ласкар также не вернулся. Шмидт был вне себя от ярости и на третий день отрядил еще двоих с тем же заданием. Ласкары угрюмо стояли перед ним, выслушивая указания. Когда Шмидт закончил, оба ласкара повернулись и двинулись обратно в свой лагерь. Шмидт наблюдал за ними и заметил, что они подсели к своим товарищам. Он выждал минуту-другую, желая убедиться, что ласкары отправились в путь, но те оставались на своих местах. Тогда он бросился к их лагерю с побелевшим от гнева лицом.

— Я их проучу, — злобно шипел он. — Я покажу им, кто здесь хозяин. Желтокожее отребье!

Но когда он подошел ближе, навстречу ему встали пятнадцать ласкаров, и Шмидт увидел, что они вооружены луками, стрелами и деревянными копьями. Так вот чем они занимались несколько дней!

Шмидт и ласкары стояли друг против друга, пока, наконец, один из матросов не спросил:

— Что тебе здесь надо?

Их было пятнадцать, пятнадцать угрюмых, злобных людей, причем хорошо вооруженных.

— Так вы пойдете в разведку насчет оружия и патронов, чтобы их выкрасть? Да или нет? — спросил он.

— Нет, — ответил один из них. — Тебе надо, ты и иди. Больше мы не подчиняться. Убирайся. Иди свой лагерь.

— Это бунт! — заорал Шмидт.

— Убирайся! — сказал рослый ласкар и натянул тетиву.

Шмидт развернулся и, съежившись, поспешил прочь.

— В чем дело? — спросил Краузе, когда Шмидт вернулся в лагерь.

— Негодяи взбунтовались, — отозвался Шмидт. — И они все вооружены — изготовили луки, стрелы и копья.

— Восстание пролетариата! — воскликнул Убанович. — Я присоединюсь к ним и поведу их. Это великолепно, великолепно. Идеи мировой революции проникли даже сюда.

— Заткнись! — рявкнул Шмидт. — Тошно тебя слушать.

— Погодите, вот я организую своих замечательных революционеров, — вскричал Убанович, — тогда вы запоете иначе, тогда будете ходить на задних лапках и лепетать: «Товарищ Убанович то», «Товарищ Убанович се». Я сейчас же иду к своим товарищам, которые поднялись в полный рост и сбросили ярмо капитализма со своих плеч.

Торжествующей походкой он направился к лагерю ласкаров.

— Товарищи! — крикнул он. — Поздравляю вас с вашей замечательной победой!!! Я пришел, чтобы повести вас к еще более великим завоеваниям. Мы двинемся маршем на лагерь капиталистов, которые нас прогнали. Мы уничтожим их и завладеем всем оружием, боеприпасами и провиантом.

Пятнадцать хмурых людей глядели на него молча, затем один из них сказал:

— Убирайся.

— Как же так! — воскликнул Убанович. — Я пришел, чтобы быть с вами. Вместе мы совершим замечательную…

— Убирайся, — повторил ласкар.

Убанович топтался на месте, пока к нему не направились несколько человек. Он повернулся и пошел назад в свой лагерь.

— Ну, товарищ, — усмехнулся Шмидт, — революция закончилась?

— Безмозглые кретины, — выругался Убанович. В ту ночь четверо людей были вынуждены сами поддерживать огонь в костре, чтобы отпугивать диких зверей. Раньше этим занимались ласкары. Им также пришлось добывать дрова и по очереди стоять на вахте.

— Ну, товарищ, — обратился к Убановичу Шмидт, — как тебе нравятся революции теперь, когда ты очутился по другую сторону баррикад?

Ласкары, которыми перестали помыкать белые люди, улеглись спать и позволили костру затухнуть. В соседнем лагере на вахте стоял Абдула Абу Неджм, который вдруг услышал со стороны лагеря ласкаров свирепое рычание, а затем вопль боли и ужаса. Проснувшиеся трое вскочили на ноги.

— Что это? — спросил Шмидт.

— Эль адреа, Владыка с большой головой, — ответил араб.

— А что это такое? — поинтересовался Убанович.

— Лев, — коротко объяснил Краузе. — Добрался до одного из них.

Вопли незадачливой жертвы пронзали ночную тишину, удаляясь от лагеря ласкаров, ибо лев оттаскивал добычу подальше от людей. Вопли вскоре затихли, а затем послышался еще более жуткий, леденящий кровь звук — звук разрываемой плоти и хруст костей, сопровождаемый рычанием хищника.

Краузе подбросил в костер дров.

— Проклятый дикарь, — прошипел он. — Выпустил на волю этих тварей.

— Так тебе и надо, — съязвил Шмидт. — Нечего было хватать белого человека и сажать его в клетку.

— Это идея Абдулы, — захныкал Краузе. — Сам бы я до этого никогда не додумался.

Той ночью в лагере больше не спали. До рассвета были слышны звуки кровавого пиршества, а когда совсем рассвело, люди увидели, что лев бросил жертву и пошел к реке на водопой, затем исчез в джунглях.

— Теперь он проспит целый день, — сказал Абдула, — а ночью снова явится за добычей.

Едва Абдула произнес эти слова, как с опушки леса послышались отвратительные звуки и показались два крадущихся зверя. Это на запах крови явились гиены, которые тут же принялись пожирать то, что осталось от ласкара.

В следующую ночь ласкары вообще не разводили огонь и не досчитались еще одного человека.

— Идиоты! — кричал Краузе. — Теперь у льва выработалась привычка, и он не оставит нас в покое.

— Они фаталисты, — сказал Шмидт. — По их понятию, что предопределено свыше — неизбежно и неотвратимо, а поэтому бессмысленно что-либо предпринимать.

— Ну а я не фаталист, — промолвил Краузе. — И после всего, что произошло, собираюсь спать на дереве. Весь следующий день Краузе мастерил помост, выбрав для него подходящее дерево на опушке леса. Остальные поспешили последовать его примеру. Даже ласкары и те засуетились, и пришедший ночью лев обнаружил, что оба лагеря пусты, отчего он долго и злобно рычал, расхаживая по территории в безуспешных попытках найти очередную жертву.

— Все, с меня хватит, — заявил Краузе. — Я иду к Тарзану и буду проситься в их лагерь. Пообещаю выполнить все его условия.

— Но как ты собираешься туда добраться? — спросил Шмидт. — Я не рискнул бы снова идти по джунглям и за двадцать миллионов марок.

— А я и не собираюсь идти через джунгли, — сказал Краузе. — Я пойду берегом и в любой момент смогу забежать в воду, если мне кто-нибудь встретится.

— Мне кажется, эль адреа отнесся бы к нам благосклоннее, чем Тарзан из племени обезьян, — заметил араб.

— Я ничего плохого ему не сделал, — произнес Убанович. — Не вижу причины, почему бы ему не пустить меня обратно.

— Вероятно, он боится, что ты организуешь революцию, — мрачно пошутил Шмидт.

Однако в конце концов решено было рискнуть, и ранним утром следующего дня они двинулись берегом по направлению к соседнему лагерю.

Ласкар Чанд увидел, что Краузе с тремя спутниками отправились вдоль берега в сторону лагеря «Сайгона».

— Они пошли в тот лагерь, — сказал он своим товарищам. — Собирайтесь, тоже пойдем.

• Предыдущая
• 30/628
• Следующая