Чушь собачья - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 28
- Предыдущая
- 28/35
- Следующая
– А… – без особой радости отозвался глава фирмы на появление сотрудника. – Явился?
– Я не понял… – пристально глядя ему в глаза, сказал Ратмир. – Вы же говорили, что Лев Львович для вас фигура конченная!
Рогдай Сергеевич расстроился окончательно, даже стопку на стол поставил. Шагнул к Ратмиру и, не глядя в глаза, ободряюще пожал ему плечо. Таким жестом на похоронах выражают соболезнование родственнику покойного.
– Тактика, понимаешь? – сделав несчастное лицо, объяснил он, видимо, и сам чувствуя, что слова утешения тут бессильны. – Ситуация-то меняется…
– То есть вы его не увольняете?
– Пока нет.
Всё было ясно, как божий день. Рогдай наверняка пообещал внезапно освобождённому Льву Львовичу забыть до поры о его вчерашнем предательстве, а тот в благодарность согласился принять на себя ещё одну часть долгов фирмы.
Ратмир рванул верхнюю пуговицу рубашки. Стало душно. Захотелось немедленно бежать из этого подловатого и невероятно запутанного мира людских отношений в незатейливый и честный собачий мир, где всё так ясно и просто.
«Стать сейчас на четвереньки и тяпнуть его за ногу…» – шевельнулась вялая мысль.
– А не боитесь, что он меня по новой сдать попробует? – спросил Ратмир.
Рогдай Сергеевич убрал длань с плеча сотрудника и, шумно вздохнув, вернулся к столу. Легкомысленный Гарик, как всегда, видел в происходящем лишь забавную сторону и наблюдал за их напряжённой беседой, иронически вздёрнув брови.
– Выпить хочешь? – вместо ответа спросил директор.
– Нет.
Тогда директор выпил сам, после чего несколько секунд пребывал в мрачном раздумье.
– Не сдаст, – постановил он наконец. – Незачем.
– А госзаказ?
– Уплыл. Так что бой отменяется.
– Жаль, – с вызовом сказал Ратмир.
Рогдай Сергеевич недовольно посопел.
– Дорогу он тебе, что ли, перебежал, этот их Джерри? – раздражённо осведомился он. – Подерётесь ещё – чай, не последний день живёшь. – Обогнул стол и достал из выдвижного ящика полупрозрачную пластиковую папку с застёжкой-молнией и логотипом фирмы «Киник», представлявшим собою озирающегося Диогена с фонарём в руке. Вид у Диогена был несколько одичалый. – На, держи. Повестка, документы – всё тут… Свинство! – с горечью перебил директор сам себя. – Неужели нельзя было провести вручение в торжественной обстановке – как положено: в наморднике, на поводке! Ох, Суслов, Суслов…
– Про завтра скажи, – напомнил Гарик. – Он же телевизор не смотрит!
– Да! – Рогдай Сергеевич уставился на Ратмира чуть ли не со страхом. – Завтра будь в парадном ошейнике и непременно с медалью!
– Вы уже об этом говорили. А причина?
– Причина такая, что серьёзней некуда. Встреча Президента с олигархами Суслова. В двенадцать ноль-ноль.
– Вы что, тоже олигарх? – ехидно поразился Ратмир.
– Н-ну… – Директор кашлянул. – Получается так… Раз ты у меня бронзовый медалист…
– Да хоть серебряный! Моё дело маленькое: у столба сидеть, снаружи…
– Было. А с завтрашнего дня твоё дело – сопровождать меня по всему зданию.
Ах, вот оно что! Тут же припомнились агрессивные голые тётки с картонными плакатиками, дедушка, нашедший в поле гранату, подозрительно осмелевший юнец с изображением повешенной собаки на чёрной маечке. «Она съела кусок мяса!»
– Неужто закон приняли?
– Сегодня в ночь, – сказал Рогдай Сергеевич. – Причём, имей в виду, с обеда всю вашу братию распустили по домам, так что смотри не напейся там с ними на радостях. И с демонстрантами не связывайся. Тяжёлый завтра день… – Директор покряхтел и вдруг трогательным жестом снял пылинку с плеча Ратмира, заглянул в глаза. – Так что ты уж, брат, того… – пробормотал он, – не подведи…
Бурный короткий ливень оказал Ратмиру нечаянную услугу, разогнав по домам возжаждавших справедливости граждан, в том числе и крикливую обнажёнку. Казалось бы, этим-то чего дождя бояться – тем более в такую теплынь! Татуировку с них, что ли, смоет? Всё, однако, объяснялось довольно просто: голосистые дорожили макияжем и причёсками – можно сказать, единственным своим достоянием, если, конечно, не считать обуви, которая тоже имеет обыкновение намокать.
Добравшись без помех до причудливого строения из стекла и облицованного мраморной плиткой бетона, где на втором этаже располагался оргкомитет «Кинокефала», бронзовый призёр с удовлетворением отметил, что вход свободен.
машинально напевал Ратмир, взбегая по мокрым ступеням, –
Похоже, песенка привязалась надолго.
На втором этаже он расписался в ведомости, принял коробочку с сияющим, как новенький самовар, жетончиком, пожал руку щенку, ведавшему выдачей регалий, и с чувством глубокого разочарования снова очутился на непросохшей мостовой. Достал медаль, с недоумением повертел, изучил реверс, аверс, гуртик. И это всё? Ради этого он ухлопал столько лет жизни?
Нет, конечно, провести вручение без помпы в неофициальной обстановке, как бы там ни ворчал Рогдай Сергеевич на устроителей конкурса, было мудрым решением. Не стоило раньше времени дразнить гусей. То бишь прямоходящих сусловчан. Вот завтра у Капитолия – другое дело!
И тем не менее…
Помнится, на днях кто-то из знакомых Ратмира горячо убеждал его в том, что результат – не главное в жизни. Главное в жизни – процесс.
Ну, если так, то зарплату можно не получать.
Вскоре небо над городом прояснилось окончательно. Первыми просохли молодые кинофобы и тут же додумались пикетировать погребок Адмирала, не пропуская никого вовнутрь. Поначалу дело у них вроде бы ладилось: увидев перед входом толпу в чёрных маечках с недвусмысленными рисунками, завсегдатаи останавливались в растерянности. Однако, когда число желающих проникнуть в подвальчик достигло примерно десятка, заступившее им путь скопище почему-то притихло, призадумалось и стало на глазах редеть. Далее всё шло по нарастающей. С прибытием каждого нового пса от толпы отламывалось и уплывало человек пять, причём вид у них был самый озабоченный. Наконец все вспомнили о том, что дома не выключен утюг, и в считанные минуты расточились. Трех наименее расторопных разогнал в толчки отставной бульдог Азорыч. Последнего для устрашения сдал на руки легавым, давно уже с любопытством ожидавшим, чем кончится дело.
Господа кобели, обмениваясь впечатлениями и галантно уступая дорогу сучкам, спустились в подвальчик и, рассевшись за дубовыми столиками, провозгласили первый тост – разумеется! – за «Собачью радость», второй – за омедаленных призёров «Кинокефала», третий – за грядущий прорыв в Капитолий.
Весело, празднично было сегодня в погребке.
– Вах! – восклицал разгорячённый вином Тимур. – Почему грустный? Медаль получил, а всё грустный!
Ратмир со старушечьей улыбкой глядел в коньячную рюмку, где на вогнутом донышке смугло золотился обмываемый им жетон.
– Знаешь… – со вздохом признался он. – Всё-таки, наверное, не вышло из меня настоящего пса…
– Конечно, не вышло! – с жаром подхватил Тимур. – Хвоста нет, шерсти нет… Какой ты пёс?
– То есть как какой? – возмутился простодушный Боб, делая судорожную попытку извлечь из сумки газету. – Да про него уже вон в «Парфорсе» пишут!
Общими усилиями поползновение пресекли.
– Кто тогда пёс? – запальчиво спросил обезоруженный Боб.
– Ставр.
Скотч-терьер и кавказец переглянулись, припоминая.
– Ставр?..
– Памятник ему в парке стоит, – подсказал Ратмир.
– Э-э… – укоризненно протянул Тимур. – Нашёл, кому завидовать! Вечно живой, да?
С загадочной улыбкой бронзовый призёр молча разлил коньяк по рюмкам. В карих чуть выпуклых глазах мерцало знание, умножающее скорбь.
- Предыдущая
- 28/35
- Следующая
