Алая аура протопарторга - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая

Итак, ни секунды не колеблясь, свободная художница отвела защелку и настежь распахнула дверь (она все распахивала настежь!). На сплетенном из тряпочек произведении искусства, предназначенном для вытирания ног, сильно скособочившись и мелко помаргивая левым веком, стоял и непонятно куда смотрел жгучий брюнет – худой, невысокий, с кривоватым узким лицом.

– Г-г-г… – загыгыкал он, затем содрогнулся и зачем-то порывисто сунул правую руку за борт пиджака.

Ника с недоумением вгляделась в странного незнакомца, но уже в следующий миг зрачки ее расширились.

– Наконец-то! – восторженно взвизгнула она, кидаясь на шею гостю. – Кому только не говорила!.. Аристарху говорила! Песику говорила! Где Кученог? Приведите мне Кученога! Такой лапушка!.. Террорист! Подпольщик! Я просто обязана выпить с ним на брудершафт!..

Разумеется, Панкрат не ожидал столь бурной встречи. Кроме того, он еще не совсем оправился от недавнего припадка – и, практически не оказав сопротивления, позволил втянуть себя в прихожую, где сопротивляться было уже бессмысленно. С грохотом повалилась табуретка, загремели тазики, из-под ног враскат побежали помазки.

– Не пугайтесь, у меня так всегда!.. – С этими гордыми словами Ника подставила скулу для поцелуя, и вконец деморализованный Кученог вынужден был неумело к оной приложиться…

Известно, что царя играет свита. К сожалению, Панкрат ни разу не слышал об этом старом сценическом правиле – иначе бы он ни за что не оставил своих бойцов двумя этажами ниже. Глава подполья искренне полагал, что его одинокого появления будет вполне достаточно, чтобы все пали ниц – и хозяйка квартиры, и дымчатый наперсник Африкана.

Понадеялся, короче, на свое грозное имя. «Не будешь тюрю кушать – Кученог заберет!..» Нашел кого пугать! И главное – чем!..

Гордыня нас губит, гордыня!.. Хотя, появись он на пороге в сопровождении всей своей команды и с оружием наготове, реакция Ники, как мы вскоре увидим, была бы той же самой… А если вдобавок учесть, что Кученог вел трезвую безгрешную жизнь подпольщика и, сызмальства боясь женщин, предпочитал различать людей не по признаку пола, но исключительно по партийной принадлежности, то беззащитность его в данной ситуации становится очевидной.

– И-й… й-й… – Он все-таки попробовал упереться, но безуспешно. Его уже сажали в кресло.

– Нас так мало!.. – вдохновенно вещала Ника. – Нас!.. Творческих людей!.. Так мало!.. Нам надо встречаться!.. Как можно чаще!.. Я понимаю: некогда – теракты… Теракт – это вызов!.. Это вызов системе!.. Это вызов всему!.. Что вы чувствуете, совершая теракт?.. Я тоже хочу совершить теракт! То есть не-пре-менно возьмите меня на дело!.. И вот попробуй только не взять!.. Куда ты из Баклужино денешься?..

Как всегда до распития благородного напитка на брудершафт, к гостю она обращалась то на «ты», то на «вы».

Главарь боевиков судорожным движением отер покоробленный, взмокший лоб. Надо было что-то сказать… Но как?! Как это сделать, если зазора между словами Ника – Бог ей судья! – не оставляла вообще? Пока Панкрат пытался вспомнить, что он чувствует, совершая теракт, она уже трижды успела сменить тему.

– Голова у мужчины должна быть чистая и пушиться!.. Если у мужчины сальные волосы – он для меня вообще не мужчина!..

Кажется, Кученога уже отчитывали за давно не мытую башку.

– Н-н…

– Глава подполья!.. – в мистическом восторге восклицала Ника. – Это значит – черное кашемировое пальто!.. Шляпа с мягкими полями!.. Белое кашне!.. Но не пиджачок!.. Пиджачок снижает образ!..

Тут Кученог окончательно уяснил, что за Никой ему не поспеть в любом случае, и попробовал приступить к делу напрямик, минуя светскую беседу.

– Д-д… – начал было он, но тут в руке у него откуда-то взялась бутылка чумахлинского шампанского – и пришлось ее вскрыть. Ахнуло, как при покушении. Буйно закудрявилась пена, и Панкрата внезапно посетила тоска профессионала по навинченному на горлышко глушителю…

Страшная это штука – профессиональное мышление. Те, что снаружи, разумеется, поняли все превратно… За распахнутым настежь окном мотнулось нечто вроде гигантского маятника – спецназовец на веревке. По счастью, Панкрат Кученог сидел к происходящему спиной – поэтому обошлось без жертв. А то бы снял влет. Чисто рефлекторно…

Впрочем, спецназовец оказался приметлив и сообразителен. Уже отмахнув полпути, он разглядел, что в руках Панкрата не пистолет, а бутылка. Ухитрившись в последний момент изменить траекторию, отважный контрразведчик с маху вплющился в стену рядом с окном и, видимо, за что-то там ухватился. Внимания на него не обратили, поскольку шума он произвел немного, а тут еще отвлек нервно задергавшийся дверной колокольчик.

Ника поставила бокал на столик, выпорхнула в прихожую и распахнула входную дверь. Настежь, естественно…

– Аристарх!.. – в восторге взвизгнула она, бросаясь на шею Аристарху. – Да ты моя умница! Я так тебе благодарна!.. Такая лапушка твой Кученог!.. Общительный! Обаятельный!..

Нет, нужно, конечно, быть Никой, чтобы при всем при том не заметить дюжину наставленных на тебя стволов!

– Ой, да ты с друзьями! – обрадовалась она. – Заходи! И они пусть заходят!..

– Нет… – несколько деревянным голосом отозвался Аристарх. – Я, пожалуй, зайду, а им некогда…

Ника заметно огорчилась, но особо убиваться не стала – все-таки главной ее добычей был сам Кученог…

Завидев непьющего Панкрата с бокалом шампанского, Ретивой остолбенел, а когда наконец пришел в себя, то обнаружил, что в его левой, свободной от пистолета руке тоже шипит и пенится неведомо как и откуда возникший бокал. Колдовство – да и только!.. Но колдовством это быть никак не могло – с «Красными херувимами» подобные штучки не проходят…

Хотя, если вдуматься, бесцеремонность и напористость мало чем отличаются от колдовства: результаты и в том, и в другом случае – те же самые…

– Ты насчет домового выяснил?.. – с недоумением спросил Аристарх.

Панкрат хотел ответить, но, разумеется, не успел.

– Ой, домовые!.. – Ника звучно ударила в ладоши. – Это такие лапушки! Такие пушистые, нежные!.. Погодите, не пейте!

Она вновь поставила свой бокал и выскочила в прихожую. Террористы переглянулись. Слышно было, как Ника взбирается на табуретку и распахивает настежь створки антресолей. Затем раздалось обиженное восклицание – и вскоре художница, надув губки, вновь появилась в комнате.

– Сбежал… – капризно пожаловалась она.

– Дымчатый? – отрывисто спросил Аристарх, также ставя бокал на стол и вынимая из заднего кармана знакомую читателю серебряную масленку.

Панкрат не сказал ничего – лишь подобрался по-волчьи.

– Дымчатый… – В огромных по-детски глазах Ники уже стояли слезы. – Пушистый…

– Спокойно… – сказал Аристарх. – Никуда он отсюда не денется. Сейчас быстренько все окропим – сам выскочит…

Он поднял масленку, но тут последовал акустический удар такой силы, что Ретивой пошатнулся и едва устоял на ногах, а приподнявшийся Панкрат снова упал в кресло. Изданный Никой вопль по частоте был близок к ультразвуку.

– С ума сошел?.. – крикнула она, возвращаясь в слышимую часть спектра. – Водой!.. Акварели потекут!..

– Да она святая… – пробормотал смущенный Аристарх.

– А от святой, думаешь, не потекут?.. Убери фляжку! Все! Пока я не выпью с Кученогом на брудершафт, никаких домовых!

Панкрат бросил отчаянный взгляд на Аристарха, но тот лишь беспомощно приподнял брови. Сам он уже в подобной переделке побывал месяца полтора назад…

Глава подполья и свободная художница переплели руки с бокалами и пригубили благородную лозу Чумахлы. Непривычный к вину Панкрат поперхнулся, но Ника так сверкнула на него глазами, что пришлось пить до дна. И только было собрался бедняга Кученог перевести дух, как его кривоватый рот оказался наглухо опечатан жаркими губами хозяйки.

Глядя на них, Аристарх Ретивой крякнул и залпом осушил свой бокал…

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая