Приключения Тарзана в джунглях - Берроуз Эдгар Райс - Страница 36

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая

Сегодня он был неспокоен. Он перевернул страницы одной книги, потом другой. Посмотрел на картинки, которые знал наизусть, и отложил книги в сторону. В тысячный раз он стал рыться в шкафу. Вытащил мешок, в котором находилось несколько маленьких металлических кружочков. Он много раз играл ими в прежние годы, но всегда заботливо прятал обратно в мешок, и клал в шкаф на ту самую полку, где впервые их нашел. Наследственность сказывалась странным образом в человеке-обезьяне. Происходя от расы, любящей порядок, он и сам был аккуратен и методичен.

Обезьяны, удовлетворив свое любопытство, швыряли заинтересовавшие их предметы куда попало. То, что они роняли, они иногда находили вновь, случайно, но не таковы были привычки Тарзана. Для своего небольшого имущества он имел постоянное хранилище и, по миновении надобности, аккуратно клал каждую вещь на свое место. Круглые кусочки металла всегда интересовали его. На каждой стороне были вырезаны изображения, значения которых он совершенно не понимал. Кружочки эти были ярки и блестящи. Его забавляло располагать их на столе в различные фигуры.

Сотни раз он играл ими. Сегодня, играя таким образом, он обронил хорошенький желтый кружок – английский соверен – и он покатился под кровать, на которой лежало то, что осталось от некогда красивой леди Алисы.

Тарзан тотчас же встал на четвереньки и стал искать под кроватью утерянный золотой кружок. Как это ни покажется странным, он никогда раньше не заглядывал под кровать. Он нашел там то, что искал, и еще что-то другое – маленький деревянный ящичек с открытой крышкой. Вынув то и другое из-под кровати, он положил соверен обратно в мешок, а мешок на полку шкафа; потом он исследовал ящик. В нем находилось несколько металлических трубочек цилиндрической формы, конусообразных с одного конца и плоских с другого, со вдавленной каймой. Все они были совершенно зеленые, покрытые плесенью.

Тарзан вынул горсть трубочек и стал рассматривать их. Он потер одну о другую и открыл, что зелень сходит, обнаруживая блестящую поверхность на две трети их длины и тусклую серую у плоского края. Найдя кусок дерева, он быстро стал тереть им одну такую трубку и с радостью увидел, что она ярко заблестела.

У него была сумка, снятая с тела одного из убитых им черных воинов. В эту сумку Тарзан и положил горсть новых игрушек, намереваясь вычистить их на досуге в джунглях; потом он снова поставил ящик под кровать и, не находя больше ничего, что могло бы доставить ему удовольствие, покинул хижину и отправился обратно к своему племени.

Не успел Тарзан дойти до своих товарищей, как понял, что среди обезьян происходит какое-то волнение – его поразили громкие крики самок и детенышей, дикий злой лай и рычание взрослых самцов. Моментально он ускорил шаг, так как призывы «Криг-а», донесшиеся до его ушей, предупредили его, что у его товарищей было что-то неблагополучно.

Пока Тарзан играл в хижине своего покойного отца, Тог, могучий супруг Тики, охотился за милю к северу от места стоянки племени. Добыв пищи и наполнив желудок, он лениво повернул обратно к прогалине, где в последний раз видел своих соплеменников; скоро ему стали попадаться там и тут обезьяны его племени, то в одиночку, то по двое и по трое. Нигде не видел он ни Тики, ни Газана и стал расспрашивать у встречных, где они могут быть? Но никто не мог дать ему на это ответа.

Низшие животные не обладают большим воображением. Они не могут, подобно нам с вами, живо нарисовать в уме картину того, что могло тогда-то с тем-то случиться, и поэтому Тог не опасался за Тику и Газана и не думал, что их постигло какое-либо несчастие. Он только желал поскорее найти их. Тика ему была сейчас нужна, главным образом, для того, чтобы, лежа в тени, дать ей чесать ему спину в то время, пока он переваривает свой завтрак. Он звал и искал ее и спрашивал о ней у всякого, кого встречал, но все-таки не мог найти следа ни Тики, ни Газана.

Он рассердился и решился наказать Тику за то, что она уходит так далеко, в то время, когда она нужна ему. Раздосадованный и мрачный, шел он к югу по узкой тропинке. Он беззвучно ступал по земле своими шершавыми лапами. Вдруг он набрел на Данго: гиена пряталась на противоположной стороне маленькой просеки. Пожиратель трупов не видел Тога, так как был занят чем-то другим в траве под деревом. Там что-то лежало, и гиена подкрадывалась туда, с воровской осторожностью, свойственной ее породе.

Тог, всегда очень осторожный, как и подобало зверю, вечно рыскающему по джунглям, бесшумно влез на дерево, откуда ему лучше можно было оглядеть окрестность. Он не боялся Данго, но он хотел узнать, куда она крадется.

И когда Тог добрался до такого места на ветках, откуда мог видеть всю просеку, он увидал, что Данго уже обнюхивала что-то, лежавшее у ее морды. И Тог сразу узнал безжизненное тело маленького Газана.

С криком, столь ужасным, что он парализовал испуганную Данго, огромная обезьяна ринулась всем своим могучим телом на ошеломленную гиену. Данго, опрокинутая на землю, обернулась с воем и ворчанием, чтобы растерзать обидчика; но с таким же успехом воробей мог выступить против ястреба. Огромные угловатые пальцы Тога впились в шею и спину гиены, его челюсти врезались сразу в шелудивую шею, раздробляя позвонки, потом он пренебрежительно отшвырнул в сторону мертвое тело.

Он снова испустил крик, в котором слышался призыв самца-обезьяны к своей подруге, но ответа не последовало; тогда он наклонился и понюхал тело Газана. В груди этого отвратительного дикого животного билось сердце, движимое, хотя и в легкой степени, чувством родительской любви.

Если бы даже у нас не было очевидных доказательств того, что звери обладают родительскими чувствами, мы все же должны были бы поверить этому. Ибо только этим можно объяснить существование человеческого рода. Ревность и себялюбие первобытных самцов на ранних ступенях развития уничтожили бы молодое поколение тотчас же, как только оно появилось бы на свет, если бы в диком сердце не вырастали семена родительской любви, которая выражается наиболее сильно у самца в инстинкте защиты и в желании охранять своего детеныша.

У Тога был развит не только инстинкт защиты, но и любовь к своему детенышу. Недаром Тог был необыкновенно развитой экземпляр среди этих больших человекоподобных обезьян, о которых туземцы говорят не иначе, как шепотом. Этих обезьян никогда не видел ни один белый человек, а если и видел, то не остался в живых, чтобы рассказать о них, пока Тарзан-обезьяна не появился в их среде.

Тог чувствовал печаль, как мог бы чувствовать ее всякий отец, при утрате своего ребенка. Маленький Газан показался бы вам безобразным и отталкивающим созданием, но для Тога и Тики он был также красив и ловок, как маленькая Мэри или Джон для вас. А кроме того, он был их первенец, их единственный ребенок, и притом самец – три свойства, которые могли сделать молоденькую обезьянку сокровищем в глазах любящего отца.

С минуту Тог обнюхивал маленькое неподвижное тело и лизал помятую кожу. С его свирепых губ сорвался стон; но тотчас же им овладело желание мести.

Вскочив на ноги, он разразился потоком восклицаний – «Криг-а», прерываемых время от времени воплями самца, обезумевшего от жажды крови.

В ответ на его крики отозвались другие члены племени. Они приближались к нему, раскачиваясь на ветках. Эти-то крики и слышал Тарзан, возвращаясь из хижины, и в ответ на них он издал ответный крик и поспешил к ним навстречу так быстро, как только мог: под конец он прямо летел по среднему ярусу леса.

Когда, наконец, он добрался до своих соплеменников, он увидел, что они столпились вокруг Тога и какого-то существа, спокойно лежавшего на земле.

Пробившись между ними, Тарзан подошел к Тогу. Тог все еще изливал свое негодование; но, увидя Тарзана, он замолчал и, наклонившись, поднял Газана на руки и протянул его Тарзану, чтобы тот взглянул на него. Изо всех самцов племени Тог питал привязанность к одному Тарзану. Тарзану он доверял и смотрел на него, как на одного из самых умных и ловких. К Тарзану он обращался и теперь – к своему другу детства, к товарищу бесчисленных битв.

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая