Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 60

• Предыдущая
• 60/80
• Следующая

Секундная пауза – кажется, профессор в это время посмотрел в окно:

– По-моему, да.

– Мне надо встретиться с тобой. Срочно.

– Я уже сказал: я не могу.

– Где ты, сука, – потерял я контроль над собой, – был вчера вечером?!

Пауза. Замешательство. Наконец он ответил:

– Это абсолютно не ваше дело.

– Нет, мое! Мое это дело! Потому что Маша убита. Маша Маркелова, понял?!

Пауза. Кажется, он выронил трубку. Потом пролепетал:

– Как? Когда?

– Вчера! Вечером! У себя дома! И я сейчас же звоню своим друзьям в ментуру! И все рассказываю! И прошу, чтоб тебя арестовали! За поджог и убийство!

– Нет! Нет!

– Тогда сиди, сука, дома! И жди меня! И помни: если, падла, с Катей что-то случится – я тебя лично зарежу! Понял: я! тебя! лично! зарежу!

На этих моих криках на черную лестницу выглянула девочка лет двенадцати. Переменилась в лице и тут же исчезла.

Я нажал на «отбой» и побежал вниз по лестнице.

Мне совершенно не хотелось притормаживать у привратницкой, поэтому я ураганом пронесся мимо. Гранд-дама, кажется, еще не успокоилась и сморкалась в платочек. Я выскочил через двойные гулкие двери на улицу.

Сел в машину, завел движок. Тут мне в голову пришла светлая мысль, и я набрал еще один номер.

– Алле? – раздался в трубке кокетливый голос Любочки.

– Любочка! Миленькая! Это Паша.

– Я узнала, – проворковала Любочка.

– Срочная к тебе просьба. Извини, родная, спешу. Пожалуйста, очень срочно!

– А Большой театр? – пропела Любочка.

– Я уже купил билеты! Идем! – соврал я, не моргнувши глазом.

– А како-ой спекта-акль? – продолжала мучить меня моя Любовь.

Судя по игривому голосу, она все еще валялась в постельке.

– «Иван Сусанин», – брякнул я.

– Я же просила ба-але-ет! – надула губки Любочка.

– Ну, значит, «Лебединое озеро»…

– Вру-унишка…

– Люба, милая! – закричал я. – У меня очень мало времени! Пожалуйста! Одна просьбочка!

– Ну ладно уж. Врун несчастный. Давай свою просьбочку.

– Пожалуйста! Пожалуйста, объяви в розыск автомобиль «Фиат Пунто». Цвет – оранжевый. Номер – Х 210 ХМ. За рулем женщина. Зовут Екатерина Сергеевна Калашникова. Она не преступница, просто, – я чуть затормозил, – ей угрожает опасность. Мне очень нужно ее найти. Пусть гаишники там с ней поаккуратней.

– Значит, – усмехнулась Любочка, – ты используешь возможности ГАИ-ГИБДД, чтобы искать себе баб? И хочешь, чтобы я тебе помогала?

– Это не моя баба! – закричал я. – Это – моя клиентка! И ей правда угрожает опасность!

– Та-та-та… Знаем мы эти песенки… Ну, и что гаишникам прикажешь с ней делать? Доставлять тебе ее прямо на дом? Со спецсигналом?

– Пусть задерживают. И немедленно звонят тебе. А ты – мне.

– Слушай, Синичкин, ты думаешь – что? Что я начальник ГАИ? Что хочу – то ворочу? Это ведь не шутки… Баб тебе искать!

– Любочка! – взмолился я. – Ну сделай! Для меня! Ну в последний раз!

– Ничего не обещаю, – сухо буркнула Любочка и бросила трубку.

Когда Катя хотела, она просыпалась точно в назначенное время. И без всякого будильника.

Профессор еще дрых. Вчера он заявился поздно, уже в половине двенадцатого. От него попахивало винцом. Катя не стала ничего выспрашивать. Завтра все равно все сам расскажет. Такого еще не было, чтоб не рассказывал. Вот и подождем до завтра. Не любила она выпытывать у выпившего: с кем, да почему, да сколько? И отчего не позвонил? Фу! Пьяные – такие гордые! Верный путь к скандалу.

Скандалов Катя не любила. Потому и в Огайо решила звонить не из дому. Ну его в болото, этого Дьячкова. Английский разговорный он понимает. Будет приступ похмельной ревности. А так проснется профессор – а ее дома и нету. Опять же будет приступ ревности – но другой, покаянной.

«И переживет он его, – подумала Катя, – в одиночестве, без моего участия. Это полезней…»

Завтракать Катя не стала. Душ. Чашка кофе. Уложила волосы. И – вниз, вниз, к любимому «Фиату».

В пять минут десятого она уже выруливала на Ленинградский проспект. Наладилась ехать к центру. Мимо пролетела уродливая площадь Белорусского вокзала. Витрины, тумбы, щиты, рекламы… Такси, гаишники, Садовое кольцо… На пересечении со Страстным бульваром она остановилась на светофоре.

Мимо, слева направо, по бульвару в сторону Никитских ворот, просвистал поток машин. Среди них была и «восьмерка» Паши Синичкина. Она ее не заметила: мало ли в Москве серых «восьмерок». А Павлу, проезжавшему перекресток, больше дела не было, как смотреть по сторонам.

Так что через три минуты Катя уже парковалась у Центрального телеграфа. В гулком полупустом здании она купила телефонную карту и отправилась к автомату. «Зачем меня сюда-то занесло? – вдруг подивилась она самой себе. – Могла бы сделать все то же самое у ближайшего метро. По старой, советской еще памяти сюда поехала…» Она вспомнила, как уже вернулась в Москву – а Андрей еще оставался в Париже. Чтоб не разорять родителей, ездила звонить сюда. Орала тогда из автомата так, что, казалось, разносится по всей Тверской: «Андрюша, я люблю тебя! Я люблю тебя, Андрюшенька!»

В Огайо сейчас начало первого ночи. Или даже второго. Она никак не могла сосчитать. Ну, ничего, барышне на телефоне О'Гар платит, наверно, хорошие деньги, за них можно и проснуться.

– Good evening!..[33] – столь же сердечно, как и вчера, поприветствовала ее юная леди.

Чудно: для них там еще длился вчерашний день.

Катя не дала личному секретарю господина О'Гара представиться по всей форме. Перебила:

– Это Катя Калашникова, журналистка из России, из Москвы – журнал «Адреналин»…

– Оо-у, Катья!.. Вам очень, очень, очень повезло! Я созвонилась сегодня с господином О'Гаром, и – можете себе представить! – он сейчас как раз находится в России! Именно в Москве! И он охотно встретится с вами!

Я решил, что к дому Калашниковых, который расположен неподалеку от метро «Динамо», мне быстрей всего будет добраться кружным путем: сейчас по Рублевке вырулить на Кольцевую. По МКАДу долететь до Ленинградки, а уже по ней спуститься к центру, к Петровско-Разумовскому переулку.

Было без семи двенадцать, когда я вылетел на Кольцевую. Перестроился в крайний левый ряд и понесся со скоростью сто сорок. Моя «восьмерочка» с усиленным роторным движком могла выжать и больше, но над Кольцевой стояло грязное марево. Слякоть из-под колес машин вздымалась в воздух и не успевала оседать. Обычные, совсем не усиленные щетки на лобовом стекле «восьмерки» с трудом справлялись с грязюкой. Видимость была нулевая. Но я закусил удила, я хотел как можно скорее оказаться в Петровско-Разумовском переулке, лицом к лицу с господином профессором Дьячковым.

Когда я миновал поворот на Волоколамское шоссе, в кабине зазвонил сотовый телефон. За шумом мотора и свистом ветра я с трудом расслышал сигнал. Кажется, мобильник прозвонил раз восемь. Я схватил трубку (она лежала на соседнем сиденье) и прокричал: «Алло!»

– Паша?

Это был женский голос. Я почти не верил своим ушам.

– Катя?! Милая! Где вы?

Она что-то ответила. За шумом я не понял что и стал инстинктивно сбрасывать скорость.

– Где? Я не понял! – выкрикнул я в трубку.

– На Тверской… – донеслось до меня сквозь треск эфира и громыханье автомобиля.

– Где?!

– На Тверской, у телеграфа. Я звоню из автомата.

– С вами все в порядке?

– Да, – она, кажется, даже удивилась вопросу. Голос ее звучал бодро, а точнее сказать, радостно.

– Куда вы исчезли? – прокричал я. – Я вам звонил!

– А вы? Я вам тоже звонила!

– Были дела, – туманно ответил я.

– Вот и у меня – тоже были.

Сзади меня злобно замигал фарами черный джип. «Восьмерочка» мешала, видите ли, его грузному полету по крайней левой, скоростной, полосе. Я не стал спорить и подал правее. Джип пронесся мимо, обдав мою машину облаком грязи. На пару мгновений я вообще перестал что-либо видеть, хотя щетки носились по стеклу как сумасшедшие.

• Предыдущая
• 60/80
• Следующая