Наш маленький Грааль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 40
- Предыдущая
- 40/65
- Следующая
Клубнику со сливками в домашних условиях до состояния пюре не перетрешь – ее приходилось покупать в баночках. Опять же, к вящему неудовольствию мужа, потому что каждая порция обходилась рублей в сорок.
– Что, право, за пижонство! Покупай яблочное! Оно дешевле, – возмущается Мишка.
А на то, что Никитке от яблок кисло, ему плевать. Сам-то на бизнес-ланчи в рестораны ходит. И вообще львиная доля их расходов – это его рубашки, галстуки, заколки к галстукам, часы, кожаные ежедневники, дорогие ручки, шерстяные шарфы, пуловеры и джинсы для пятничного casual, парадные ботинки для офисных вечеринок, носки для каждого костюма по восемь пар… А когда Ася на зимней распродаже порадовала себя яркой кофточкой от модного модельера, он ей целый скандал закатил. Не потому, что одежка стоила дорого, а потому, что трата бессмысленная.
– Куда тебе в ней ходить? В поликлинику? На молочную кухню?!
Мишку послушать: раз ты не работаешь, значит, можешь выглядеть полным крокодилом. А давно ли были времена, когда он ей на каждом свидании цветы дарил? Нежно, словно самую великую драгоценность, целовал руку? Стихи писал?.. И пусть образованная Машка и называла его поэзию бессовестным плагиатом, а все равно было приятно.
А сейчас про цветы, не говоря уже о стихах, даже думать смешно. Последний букет от мужа Ася получила при выписке из роддома – и то его тюльпаны вперемешку с нарциссами выглядели более чем скромно, другие мамы с роскошными корзинами уходили, а для самой счастливой родительницы отец пригнал ко входу новенький, весь в ленточках, «Мерседес».
– На машину не претендую, а от корзинки роз тоже бы не отказалась! – упрекнула тогда мужа Ася.
И получила неподражаемый ответ:
– А зачем тебе целая корзина? Только деньги зря тратить. Все равно через два дня завянут.
И с тех пор – а Никитосу-то уже девять месяцев! – ни единого цветочка.
Пока сплошной горячкой летели первые, самые тяжелые, месяцы, Ася о цветах и не вспоминала. Разве до них, когда у младенца то колики, то бессонница, то диатез, то насморк?! Но сейчас, когда Никитка подрос и, спасибо дедовой чаше, стал наконец спать ночами, у Аси появилось время по-новому взглянуть на отношения с мужем. И картинка, увы, получилась самая неутешительная.
У Мишки – своя жизнь, у нее – своя. И все Асины попытки свести эти две параллельные жизни воедино натыкаются на бетонную стену. Приготовила недавно романтический ужин при свечах, а Мишка, не предупредив, задержался на работе. И телефон отключил. Вернулся только к полуночи, усталый, когда свечи давно уже догорели. Есть ничего не стал, да еще ворчал, что она всю квартиру воском провоняла. А однажды она с мамой договорилась, что та Никитку на весь вечер заберет. Ждала этого дня, как праздника, билеты в кино купила, а Мишка за полчаса до сеанса позвонил, что у него срочные переговоры, «позови на мой билет кого хочешь, хоть Машку». А как ее позовешь, за полчаса-то?! Вот и пришлось сидеть в киношке одной и ронять слезы в пиво, которое она, назло зануде-мужу, взяла с собой в зрительный зал…
И главное, Мишку особо и упрекнуть не в чем. Хотя муж и ворчит, что она транжирка, а зарплату отдает ей по-прежнему. Приходит домой, пусть и поздно, но всегда трезвый. Ребенка не обижает. На нее руки в жизни не поднял… В общем, по выражению Маши, «не пьет, не курит, матом не ругается, а такая сволочь!».
Но самый обидный из всех мужниных грехов – он как-то так в последнее время держится, что поневоле чувствуешь себя полной дурой. Упрекает, например, что она темная. Ни про последние премьеры не в курсе, ни песен модных не знает. Можно подумать, у Аси время есть хотя бы читать о тех премьерах. А радио она и вовсе не включает, потому что малышу эти все бумс-бумс-бумс не полезны. В его возрасте нужно Моцарта слушать. И детские песенки типа «Улыбки» или «Антошки».
– А уж этот твой халат – просто слов нет! Только бигуди для полноты картины не хватает, – возмущается муж.
Про халат Ася и сама знает – с тех времен, когда еще было время читать глянцевые журналы. И конечно, очень полезно для освежения семейных отношений – ежевечерне встречать Мишку не в домашней униформе, а в роскошном пеньюаре. Но только до пеньюара ли, когда за день иногда и на секунду не присядешь? То с малышом крутишься, а когда он спит – по хозяйству. К тому же Никитка постоянно просится на руки, а у него зубки режутся, и слюни – просто рекой. Какой уж тут пеньюар…
В общем, никакой в их жизни нет романтики.
И Мишке, похоже, без нее хорошо. Когда Ася однажды попеняла ему, что она себя женщиной чувствовать перестает, муж удивленно ответил:
– А какая ты женщина? Ты – мать.
Спасибо, конечно. Но так хочется, чтобы мужчина – муж! – хотя бы иногда взглянул на тебя с нежностью. Коснулся руки горячими губами. Или подарил цветы…
– Никитушка! – ласково обратилась к сыну Ася. – А ты мне цветы подаришь? Когда подрастешь?
Сын оторвался от увлекательного занятия – он дул внутрь пустой кофеварки, та гудела, а малыш восхищался отвратительными утробными звуками. Внимательно взглянул на маму. И серьезно ответил:
– Дя.
А еще говорят, что младенцы ничего не понимают!
Но сколько еще ждать, пока Никитка вырастет…
Когда тебе шестнадцать, быть философом трудно. Какая уж тут философия, если нет ни жизненного опыта, ни бороды. Да и вместо бочки, как у Диогена, хоть и крошечная, зато отдельная комната… Но когда перед глазами постоянно маячит чаша – шанс на что-то большее, лучшее, счастливое, – поневоле голову сломаешь. Макс уже который день коптил мозги над разными, спасибо деду, философскими вопросами: а вот это желание морально или нет? А вот это исполнится – или чаша над ним просто посмеется, как посмеялась над Машкой?
Старшую сестру, бедную, похоже, подобные мысли просто истерзали. До такой степени, что она опять перебросила своих студентов на коллег и отправилась в Абрикосовку, спрашивать совета у деда, что она неправильно делает. Машка и его с собой звала, но Макс, конечно, не поехал. Во-первых, потому, что у него график тренировок и турниров до денечка расписан. А во-вторых, какой от дедовых советов толк?! Нужно своей головой соображать.
Сначала Макс хотел поступить немудряще. Попросить у чаши банальный миллион долларов, а лучше – пару, и со спокойной душой уйти на раннюю пенсию. Хватит бесконечных тренировок с туманной перспективой, что когда-то он обскачет самого Сафина… Нужно остановиться, успокоиться, залечить травмы, закончить без троек школу и в теннис дальше играть только для души. Или, с миллионом-то долларов, свою теннисную школу открыть, сейчас даже жалкие перворазрядники строят из себя великих тренеров, а он все-таки мастер спорта.
Он уже даже чашу из серванта извлек, собрался это желание изложить, да в последний момент одумался. Испугался – вдруг, правда, все исполнится? Миллион долларов – это, конечно, просто супер, и «Субару» спортивную можно взять, и в Сьерра-Неваду кататься на сноуборде уехать хоть на год. Но только как вдруг представил совершенно отчетливо, что он просыпается утром – и ему никуда не надо. Нет, без ранних пробежек под снегом и дождем Макс обойдется прекрасно. И без бесконечных тренировок, когда вставший не с той ноги тренер Михалыч на него матом орет, – тоже. Но больше никогда не поехать на турнир?! Не ждать с замиранием сердца результатов жеребьевки? Не ворочаться с боку на бок ночью, накануне матча с более сильным противником?.. И не пожимать, если победишь, его жесткую, злую от поражения руку?! С такой жизнью – просто с тоски умрешь. Ведь Марат Сафин, когда говорит, что «теннис – это круто», не гонит. Профессиональный теннис – правда, куда круче любой «Субару» и самой что ни на есть Сьерра-Невады. А еще лучше, когда можешь купить лихую гоночную тачку на гонорары от своих сногсшибательных побед…
«Тогда, значит, нужно чашу просить, чтобы я выигрывал? Выигрывал всегда?»
Но только что значит – всегда? Ведь даже непобедимый Федерер – и тот иногда сливает… Тоже, как сказала бы Машка, некорректная формулировка.
- Предыдущая
- 40/65
- Следующая
