Мы к вам приедем… - Лекух Дмитрий Валерьянович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/38
- Следующая
Угу, забудешь такое…
– «Мы к вам – приедем! Мы вас – отпиздим! Мы в рот ебали! Вонючий Питер!»
Он в ответ только засмеялся, отобрал у меня фляжку, взболтнул, убедившись, что виски еще достаточно, и только после этого сделал солидный, даже по моим меркам, глоток благородного напитка.
– И это, – говорит, – тоже, Дэн. Безусловно. Враги есть враги. Так что приедем мы к ним – обязательно. А ты в курсе, что мы с «зенитчиками» отнюдь не всегда врагами-то были? Отнюдь…
– Да, – жму плечами, – что-то слышал. На секторе болтали, что когда-то чуть ли не в союзниках ходили.
– Не просто «в союзниках», Данил. В единственных союзниках! Только мы и они, представляешь, а вокруг – ничего, кроме ненависти? Они когда из Питера на матч приезжали, мы их по своим квартирам разбирали. А они – нас. Откуда, по тем временам, у нищих-то студентов деньги на гостиницу? У меня, бывало, на полу, вповалку, в однокомнатной клетушке человек по пять-семь ночевало. А потом…
– А что – «потом»? – спрашиваю. Интересно же.
Живая история движения.
– Да хрен его знает, – вздыхает. – Теперь уж и не разберешься, что на самом деле поводом послужило. Вроде как двоих наших парней в Питере положили, вот «Флинты» и накрыли в ответку их моб, ничего толком не подозревающий. Жестко накрыли, чего уж там. По-взрослому. Они по-другому не умеют. А они говорят, – что парней, вроде как, не били, их, типа, какая-то гопота по бытовухе опиздюлила. Гопоты, знаешь, – везде хватает, они, по идее, нести ответственности за всю ленинградскую гопоту не могут. Да не в этом дело: не это бы случилось, так что-нибудь другое, тут дело – не в поводе. Повод – дело десятое. В причине…
– А что причина? – спрашиваю.
Даже про виски забыл и про кофе, давно остывший.
Он усмехается.
– Причина… причина где-то глубже, Данька, я об этом много думал. Меня вот, к примеру, сейчас от Питера – просто тошнит, мне там иногда на физиологическом уровне хуево становится. А по молодости – я его очень любил, очень. Друзей масса. Прыгнешь на поезд, ночь проспишь на верхней полке – и тусоваться. Не одна компания, так другая. Можно без предупреждения. Просто так: здрасьте, это я приехал. Билет – семь рублей плацкарт, десять – купе. По студенческому билету – пятьдесят процентов скидки, так что – сам считай. Но не в этом дело: мне там хорошо было, весь город наизусть знал. А сейчас – плохо. Почему?
– Ну, – спрашиваю, – и почему?
Молчит.
Вздыхает.
– У меня, – говорит, – только одна версия есть. И не факт, что справедливая. Понимаешь, тогда никто – ни мы, москвичи, ни сами питерцы – не сомневались в их столичном статусе. Даже в армии Москва и Ленинград всегда по принципу землячества объединялись. И по фигу, где там Политбюро ЦК КПСС заседает, нам-то до них какое дело. Есть они вообще или передохли там все от старости. А вот в начале девяностых в Питере что-то сломалось, и он почему-то почувствовал себя глубокой, глухой провинцией. Может быть, тот самый имперский дух, о котором мы с тобой говорили, куда-то испарился. Хрен его знает куда. Дух, он дух и есть. Субстанция нематериальная. А следом за ним и чувство собственного достоинства куда-то отправилось. Зато свободы – хоть жопой ешь. Но понимаешь, Дэн, свобода – инструмент тонкий. Для того чтобы им владеть, нужна определенная квалификация. И хотя бы элементарное понимание того, что свобода вашего кулака заканчивается там, где начинается мое лицо. Иначе – вполне возможна обратка, уж не обижайтесь, пожалуйста. И – пошло-поехало. Ненависть к Москве. Зависть. Разделение. И приезжать туда сразу как-то расхотелось. Вроде и камни те же, и дворцы, и фонтаны. Ну, может, слегка пообшарпаннее, но это – такая фигня. А – все. Все не такое. Неправильное…
– Так, думаешь, – наклоняюсь вперед, – здесь не только в футболе дело?
Он усмехается.
– Футбол, околофутбол, Данька, – это все только следствия. Мы как-то с Ингой решили по сельской Англии на машине прокатиться, очень уж ей все это интересно было. Ну, приехали в Уэльс, остановились в сельской гостиничке между Ньюпортом и Кардиффом. Инга сразу же спать завалилась, намаялась машину вести – ты же знаешь, если есть такая возможность, она вообще никого за руль не пустит. А я решил пивка попить в сельском пабе. Есть у них там, в Уэльсе, один сорт, «Ред Дрэгон», давно попробовать хотелось. Пришел, попробовал – понравилось, разумеется. Сижу, кайфую. А за соседним столиком – дедок местный тоже в одиночестве. Туристов нет, не сезон. Ну и разговорились. Кто, что, откуда? Ну и выясняется, что он уже почти полвека за «Кардифф» фанатеет, ты знаешь наверняка эту команду, в первой лиге у них сейчас бьется. Хулиганские мобы – едва ли не самые свирепые по всей Британии. Так вот. – «Как, – спрашиваю, – отец, околофутбол-то у вас есть до сих пор? Ну, в смысле, – дерутся?» – «О-го-го, отвечает, – еще как дерутся! В городе везде камер видеонаблюдения понавешали, так они по паркам забиваются, по пустырям, еще где-нибудь. И – месятся, как с цепи посрывавшиеся». – «А что, – спрашиваю, – кто главные враги-то у вас?» А про себя думаю – ну наверняка, «Миллуол». Два таких моба в одной лиге! Угу. Щаззз. Называет какую-то местную пердяевку, из деревни по соседству, я о ней и слышать-то не слыхивал. Ничего не понимаю. «И давно это у вас, – спрашиваю, – началось? Ну, вражда с ними, в смысле». И, знаешь, Дэн, что он мне отвечает?
– Что?
– «Да хрен его знает, – говорит, – парень, когда это началось. Но вот футбол тогда еще – точно не придумали…»
Задумываюсь.
Осмысливаю.
– Значит, – интересуюсь, – так думаешь?
Он в ответ только усмехается, криво и не по-доброму:
– Я не «думаю», Дэн. Все гораздо хуже. Я – знаю…
Молчим, курим. Я вздыхаю.
– А вот мне, – говорю, – Питер нравится. И я думал, что вражда – это только на клубном, ну, на футбольном уровне. А так – хороший город, красивый. Что, серьезно, все так далеко зашло?
Он кивает.
– Очень далеко, Данька. У них уже некоторые профессора в местном универе даже начали под все это хозяйство идеологическую базу подводить. Правда, не коренная питерская профессура, конечно. Те для такой байды – слишком брезгливы, в хорошем смысле этого слова. Лузеры, неудачники из еще более глубоких пердяевок, слетающиеся сейчас в Питер, как мухи на говно. Или, что еще хуже, – на труп бывшего имперского центра. Типа, Москва – это не Россия и никогда ею не была. И москвичи – никогда русскими не были, а были – московитами, москалями, угнетателями братских народов: русского, белорусского и украинского. И вообще, «русский» – слово плохое, потому как все народы обозначаются именами существительными, а «русский» – имя прилагательное. И хорошо бы – эту Москву ликвидировать, заодно со всею империей, а само слово «русский» заменить на какое-нибудь другое. Например, поляки очень хорошее слово для русских используют – «русин». Ну и исходя из этого – Питер и запад России необходимо направить в Европу, потому как населены они не москалями, а русинами, то есть настоящими европейцами. Сибирь – отдать «ограбленным» сибирякам вместе с газом, нефтью и прочими недрами. А москали – пусть подыхают в бессильной ярости и нищете, проклятые угнетатели…
– Они что, – икаю от удивления, – совсем, что ли, охуели? Ты не придумываешь? А то как-то – слишком на фантастику смахивает. Причем, херовую. Хотя слово «русин» – красивое, мне нравится…
Смеется.
– Я тебе, если не противно, могу их книжки дать почитать. Немалыми, кстати, тиражами изданные. Узнать бы еще, блядь, на чьи деньги…
Киваю головой, морщусь:
– А ты-то, Глеб, на хер себе голову этим говном забиваешь? Что, делать больше нечего?
Он опять усмехается.
– Ты что, – говорит, – так и не понял, Данька? Они – не говно. Они – враги. Да, пока мелкие, «шавочные». Да, они не делают погоды нигде, даже в том же Питере. Но даже таких – надо знать… гкхм… не могу сказать, что в лицо… лицом это образование назвать затруднительно… Но все равно – надо. Хотя бы для того, чтобы понимать, что это за хуерга такая за пятки прикусывает…
- Предыдущая
- 9/38
- Следующая
