Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 55

• Предыдущая
• 55/95
• Следующая

А пока – пока где-то далеко, за проливом, тысячи тяжёлой пехоты продвигались вперёд, на юг и на восток, не встречая сопротивления, но при этом старательно не зарываясь, не оголяя фланги. Конница и военные машины только ещё выгружались на расчищенных наконец причалах порта Ирин, а мелиорские воины заставляли себя уважать именно умением бить по флангам…

На захват даже не всей Мелиоры, а только севера и кесарийской области, Астерий отводил семь месяцев. Юг… что ж, пусть юг остаётся югом. Поэтому не следует торопить наступление.

Медленным тяжёлым шагом. Ничего не оставляя в тылу.

Впрочем, кое-что в тылу ещё осталось…

Что с девушкой? – задал он вопрос тому ново-Астерию, который занимался именно оставшимся в тылу.

Где он был сейчас – его тело? Астерий не то чтобы не знал – это его не интересовало.

Ответа не было долго. Секунду или две. В нормальном разговоре это была бы драматическая пауза.

Четыре птицы с длинными зелёными хвостами пересекли аллею над головой. Звучные пощёлкивания сопровождали их.

Мы упустили их во второй раз. Наши креатуры, захватившие девушку, погибли. И мы не можем вновь найти беглецов.

Что? Как долго? И почему я не знаю?!

Ничего страшного пока что не случилось. Прошло два дня. Они ещё очень глубоко в недрах. И им не миновать на пути постов и засад.

То же самое я слышал месяц назад. И чем всё кончилось?

Ласковый ветер чуть приклонил кроны. Перебрал, погладил листья. Один лист, до времени пожелтевший, спустился, кружа, к ногам Астерия.

У мускарей? Это просто случайность. Ей просто невероятно повезло.

Ну, а потом? Где она была потом? Почему не могли её найти?

Кузня… там много таких мест…

Возможно. И вот ещё что… Везение до сих пор – только в их пользу. Оно ведь оплачено, не так ли?

Вот именно. Мы знаем, чем Пактовий расплатился за свои успехи. Поэтому можно просто ждать, когда удача начнёт изменять ему. Из Кузни он не выйдет.

И тем не менее он жив до сих пор и продолжает переигрывать нас. Что будет, если он добьётся своего и выведет девушку наружу?

Этого не может быть. Он ведь заложил свою жизнь…

Вот именно. Он заложил свою жизнь за успех. Победа и смерть. Победа и тут же смерть. Но вначале победа.

Астерий поднял лист. Неведомый червяк прогрыз в нём ход: череду дырочек. Наверное, он двигался, как швейная игла: на изнанку листа, с изнанки, вновь на изнанку – каждый раз открывая для себя новый неведомый мир…

Он всё равно не сможет выйти. Все пути перекрыты.

Все пути в Кузне перекрыть невозможно. Разве что расположиться в меловых пещерах под башней.

И это тоже сделано. Уже около сотни креатур заслано в Кузню. Мышь не проскользнёт.

Мышь… Мышь, может быть, и не проскользнёт… тем более что мыши не скользят. Скользят разве что змеи… Змеи… Мыши и змеи. Змеи едят мышей. Змеи охотятся на мышей в полнейшей темноте…

Астерий уронил лист к ногам. Лист почему-то не стал кружиться и упал плашмя, едва ли не со звуком, будто был сделан из позеленевшей тонкой меди.

Они находят их по теплу тел.

Вот именно. Мы ищем их по тем качествам, которые при умении легко скрываются чарами. А почему бы нам не поискать их по теплу чувств? Тем более что чувства они наверняка пытаются скрыть друг от друга – а потому чарами окутывать как бы нечего?

Пактовий может не испытывать никаких чувств. Он похож на кусок дерева. На очень сложный кусок дорогого красивого дерева.

Дерево. Склонилось над аллеей. Ствол делится на два, и каждый стволик ещё на два, и каждый сук на две ветви, и только потом разлетаются в стороны тонкие ветки и листья, сливаясь в общую крону. Наверное, улитка у развилки убеждена, что выбирает судьбу…

Но девушка? Девушка просто не может не испытывать ничего к такому человеку, который постоянно рядом с нею, который выручает и защищает… который красив, наконец, и умён, и храбр.

Да. Стоит поискать по свечению чувств. Это должно быть бело-голубое на тёмно-зелёном фоне. Летучие отряды займутся этим.

Девушку надо постараться оставить в живых. Она может пригодиться в дальнейшем…

Четыре птицы пролетели обратно – теперь уже молча.

Есть ещё интересная весть. Несколько клевретов Авенезера Третьего движутся на юг.

Пусть движутся. После всего, что было, они уже не интересны и не опасны.

Бежевые плиты под ногами стали розовыми. Донеслось тихое журчание фонтана – не того, который брызжет струями, а медленного, где вода стекает хрустальным жгутом из одной зелёной чаши в другую, потом в третью… Сторожевые птицы и звери пьют из него.

После всего, что было… да. После того, как Астерий изъял из небытия то, что осталось от старого сумасбродного чудовища… никто не верил, что он сумеет спасти его, но он спас, спас и использовал, – хотя всем казалось, что наоборот: стал безвольным рабом… а, использовав, отбросил, как палочку для подтирки. Может быть, зря?.. Нет, нужно иметь врагов. И лучше всего – известных и бессильных врагов.

И, подумав так, Астерий улыбнулся.

Пусть идут. Не трогать. Следить издалека.

Кузня

Как ни осторожничал Алексей, а в яму они всё-таки угодили. Произошло это утром второго дня пути, после ночёвки в пустом укреплённом доме. Угловой каменный дом, окна первого этажа заложены кирпичом, оставлены лишь бойницы; вокруг входа (полукруглые ступени, фигурный козырёк над дверью) полуразрушенная баррикада из каких-то ящиков и мешков. Дверь разбита в щепы. В доме ни единой уцелевшей вещи. Из распоротых матрацев, валявшихся повсюду, кое-как выбрали два относительно пригодных для сна. Саня подобрала растерзанную куклу. Приладила на место ручку, висящую на полоске ткани, засунула обратно в прореху куски ваты. Сдавила, чтобы хоть как-то придать форму тельцу. Выражение страдания с лица куклы пропало…

Но это, скорее всего, был уже сон. Она просто не помнила, как уснула. Наверное, на ходу.

Ещё ей приснился Железан. Призрак Железана. Призрак стоял над нею с полуобнаженным тускло поблёскивающим мечом. Потом она видела ещё что-то, от чего задохнулась, от чего заколотилось сердце, от чего на душе остался саднящий след, а на лбу и на шее под волосами – липкий и скользкий пот… И ещё была мучительная память о чём-то невыносимо хорошем и ясном. И тоска.

Когда она проснулась, Алексей сидел у подоконника на мешке с песком, уронив голову на скрещённые руки. Из-за окна доносился негромкий скрежет и подвывание.

– Поешь, – сказал Алексей, не оборачиваясь.

Саня подошла к нему, встала за плечом.

Звуки издавали две грязно-голубые шерстистые птицы с длинными голыми шеями. Они сидели на вершине оплетённого паутиной дерева.

Давясь от отвращения, она сжевала несколько кружков всё той же жирно-мучнистой салями. Отпила из бутылки пива треть. Вытерла горлышко и забила на место жестяную крышку.

До перехода в следующий мир было ещё километров пятнадцать.

Когда они со всеми предосторожностями забрались в странно холодную машину, когда Алексей прогрел мотор и тронулся с места, медленно и осторожно, Саня спросила:

– Алёш… а вот то место, где я жила – ему всё это тоже… угрожает? Ведь получается – с двух сторон…

Он сумрачно кивнул.

– Прости меня, – сказала Саня. – Я тут… вспомнила кое-что. Как вела себя. Я была дура. Последняя дура.

Он не ответил. Только вздохнул и чуть заметно улыбнулся – уголком рта.

И в этот момент они въехали в яму. Асфальт, только что целый, просел под передними колёсами…

Алексей ударил по тормозам. Саня выставила руки и упёрлась в панель. Что-то заскрежетало, загрохотало, машина клюнула носом. Удар по днищу. И почти тишина.

Алексей выключил мотор. Откинулся назад. Саня, скосив глаза, посмотрела на него. Он был бледен до синевы.

– Значит, так, – сказал он два вдоха спустя. – Потихоньку, очень-очень медленно – перебирайся назад. И замри там.

Она поняла. Тяжесть нужно переместить.

• Предыдущая
• 55/95
• Следующая