Защитный механизм - Кудрявцев Леонид Викторович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/9
- Следующая
За спиной у него была сумка со священными, обмазанными глиной догистанскими пузырями, которые при каждом его шаге весело стукались друг о друга и приятельски хлопали его по спине, как бы ободряя. А он шел и шел, пока, споткнувшись о лиану, едва не стукнулся головой о ствол гигантского баодеда, вцепившегося приставками в болотистую почву, с которой поднимались и взлетали вверх похожие на неземные цветы стаи бабочек и мужильков, еще на лету превращавшихся в кукурузные хлопья. Они падали на лицо Харлама, спешащего за призраком полюса, который настойчиво манил его за собой, только иногда делая перерывы, чтобы попить пивка. А Харлам спешил за ним, уже не замечая скрипа снега под полозьями и воя голодных собак, который переходил в вой жаркого ветра, сбивавшего с ног, не дававшего добраться до гор Святой Серафимы, похожих на детские, красочно раскрашенные пирамидки, покрытые травой прерий, которая шелестела под колесами крытых брезентом повозок, на козлах которых сидели бородатые люди, имевшие, под рукой ружьецо, а в кармане бутылку самогона, а под шляпой не всегда пустую голову! Они зорко оглядывались в ожидании Виннету, который должен был вот-вот появиться, но опаздывал уже на две с половиной минуты. Безобразие.
Вот сейчас он появится и погонится за повозками, а они будут отстреливаться. Хоть какое-то развлечение. Особенно, если учесть, что завтра у Виннету выходной и тогда будет страшная скука.
А повозки все катили и катили на запад. Правда, иногда они катили на противопад, но только, когда была среда, да не простая, а окружающая. Так они и развлекались: фургоны катили на противопад, а окружающая среда окружала. Что ей еще оставалось делать?
И все были довольны, особенно окружающая среда, которая ради развлечения иногда окружала Харлама и заставляла его делиться, как пони, в понедельник, вторить начальству во вторник, сердиться в среду, четвертоваться в четверг, пятиться в пятницу, варить суп из бота в субботу, а в воскресенье он, конечно же, воскресал и все начиналось сначала. Пока Зеркальная рука не взяла его за шиворот и не выдернула обратно в колодец. Впереди забрезжил свет, который мгновенно придвинулся к Харламу, обхватил его, всосал в себя, сам всосался в него, а потом треснул и снова сросся…
Харлам очнулся.
Он лежал на боку и думал о том, какой же это сволочной мир. Правда, не исключено, что он уже умер. Кстати, таким образом думать не совсем прилично.
Он открыл глаза и посмотрел по сторонам.
Как же! Нет, это был все тот же опостылевший мир. Кто-то кого-то рубил длинным мечом. Пленники в лохмотьях валялись в пыли, вымаливая прощение у клыкастого, сторукого божества. Бродящих стариков тащили в тюрьму. Нищий пытался украсть кусок хлеба для того, чтобы раз в три дня поесть.
В общем, ничего с миром не случилось. Харламу надо было встать и выполнить задание. Он потер лоб. Черт побери, сколько же это я тут валялся, целую ночь?
Он поискал глазами Катрин и нашел. Маленький краб, приползший с соседней улицы, где шумел и бил волнами пятисотметровый кусок моря, задумчиво перебирал клешнями ее волосы и вопросительно смотрел на Харлама круглыми, на длинных стебельках, глазами. Увидев, что Харлам шагнул к нему, он подпрыгнул и быстро юркнул под ближайший камень.
– Ну, как ты? – спросил Харлам, дотронувшись до плеча Катрин.
Открыв глаза, она прошептала:
– Господи, еще один такой фокус и с нами покончено.
– Да, – осматриваясь, сказал он. Как-то не по себе ему было без оружия. Слава богу, хоть компас уцелел.
Два матроса с винтовками, к которым были примкнуты длинные штыки, вышли из соседнего переулка и остановились.
– А ведь контра, – сказал один, щелкнув затвором винтовки. – Счас я их.
– А идите, вы, мужички… – сказал Харлам и добавил что-то простое и исконно народное, длинное, от души, в три наката с переборами. Матрос опустил винтовку и восхищенно признал:
– Здорово! Извини, браток, ошибочка вышла.
Они козырнули Харламу и ушли обратно, в переулок.
А Харлам посмотрел на Катрин, которая сидела вся красная, зажав уши. Она осторожно отняла руки и спросила:
– Это что? И откуда?
– А, – махнул рукой Харлам. – Чему не научишься в нашей жизни. Пошли?
Он помог ей подняться и отряхнуться. Волосы она приглаживала уже на ходу…
Вечером дорогу им преградил огромный ствол древовидного папоротника. Перелазить через него уже не было сил.
Они забрались в какой-то подвал, забаррикадировали дверь. В углу стоял старый, продавленный, отчаянно скрипящий диван. Они рухнули на него и мгновенно уснули.
Утром встали засветло. Спокойно и неторопливо вышли на улицу, и Харлам подумал, что сегодня он выполнит свое задание и тогда – море, цветы, прогулки под луной. На месяц или два. А может, и три. Если вдуматься, это целая вечность, особенно если с Катрин.
Асфальт под их ногами трескался, и сквозь него, вытянув навстречу солнцу свои нежные, чуть подернутые дымкой лепестки, пробивались детские воспоминания, и встающее солнце ощупывало их своими тоненькими и ломкими, как молодой салат, лучиками. В зарослях гигантских хвощей прочищал горло, готовясь запеть, птеродактиль.
А Харлам и Катрин торопливо шли и шли, лишь изредка останавливаясь, чтобы свериться с компасом. По всему выходило, что до цели километров десять. Не так уж и много. Хотя, как сказать…
К обеду они успели едва не влипнуть в свару между викингами и мушкетерами Людовика XIV и чуть не попали на завтрак гигантскому пещерному медведю, от которого пришлось спасаться бегством. Правда, Харлам испытывал сильное беспокойство. Ему все казалось, что оборотни где-то близко. Однако днем напасть они не посмеют, а до ночи еще далеко.
Поэтому они все шагали и шагали вперед, временами перелезая через кучи кирпича и цементных блоков. Раз чуть не утонули в небольшом силлурийском болотце, на краю которого беспечно грелись гигантские черепахи.
Потом потянулась саванна. Солнце перевалило за полдень, и, когда Харлам уже стал присматривать место для привала, они наткнулись на ЭТО…
Куб метров десяти высотой из желтоватого твердого света лежал на границе между саванной и пустыней, уютно спрятавшись в тени нескольких кокосовых пальм.
Загадочные голубоватые блики плясали на его гранях. Харлам как-то сразу понял, что именно это он искал. Оставалось только нажать красную кнопку на боку компаса – и все. Прилетит пара тяжелых хрокамболей, которые сделают свое дело: сотрут в порошок эту странную штуку. А потом можно будет повернуться и уйти навстречу деньгам и отпуску.
Катрин села на траву, он примостился рядом и стал смотреть на эту штуковину, хорошо зная, что другого случая увидеть настоящее чудо уже не будет. Тут не было никаких сомнений. Ну разве не чудом возникла эта вещь? А может, она все-таки инопланетная? Вряд ли. Зачем чужим тарелочникам наша насквозь отравленная планета? Он вдруг ясно вспомнил вонючее озеро отходов, утренний удушливый смог и дожди, от которых листья деревьев покрывались пятнами, словно ожогами, мертвые, без птичьего пения леса, реки, в которых никогда больше не заведется рыба.
Здесь, в новом мире, все еще можно переделать. Можно даже создать что-то свое, что будет жить в согласии с природой.
А вообще, может быть, природа имеет некий защитный механизм, который время от времени, когда ей грозит бесповоротное уничтожение, включается и убирает причину? Может быть, куб – последняя попытка защитить себя от людей, призвав на помощь прошлое? А по моему – «рокамболями»?
Все может быть. А ты изволь получать деньги, отпуска и все, что полагается. Да на черта мне деньги, если через десять, двадцать лет на них не купишь глотка чистой воды?
Ему вспомнились кадры из какого-то фильма.
…Серое полотнище леммингов катилось к обрыву. Вот передние свалились в пустоту, потом другие, третьи, сотые. Пена серых голов и спин, перехлестывавшаяся через край обрыва и летевшая вниз, в воду.
Не похожи ли мы сами на леммингов? А природа вовремя включила защитный механизм, предложив нам выход из положения. Мы же хотим его уничтожить, не понимая, что тогда может включиться другой, более страшный, который заставляет леммингов бросаться в воду.
- Предыдущая
- 8/9
- Следующая
