Когда пришли триподы - Кристофер Джон - Страница 2

• Предыдущая
• 2/24
• Следующая

Энди сказал:

– Смотри.

Ноги не двинулись, но капсула наклонилась вперед и начала вращаться. Ряд панелей двинулся влево; скоро мы будем вне его поля видимости и сможем попробовать убежать. Но вращение продолжалось, и появился второй ряд панелей. Эта штука видела все вокруг.

Когда она повернулась на 180 градусов, вращение прекратилось. После этого ничего не происходило. Чудовище оставалось неподвижным, ползли свинцовые минуты.

Первый самолет появился вскоре после восьми. Истребитель сделал два захода, сначала с востока на запад, потом с запада на восток, оба на низкой высоте. Машина не двинулась. Спустя четверть часа ее облетел вертолет, должно быть, фотографируя. В середине дня появились войска. Вдали показались танки и другие машины на гусеницах, а в просвете аллеи, ведущей к ферме, мы видели большую легковую машину и несколько грузовиков, включая телевизионный фургон; все они держались на почтительном расстоянии.

Опять последовало долгое ожидание. Позже мы узнали, что в это время власти пытались осуществить радиоконтакт, используя всевозможные частоты. Но безрезультатно. Энди потерял терпение и опять предложил бежать к танкам.

Я сказал:

– То, что оно не движется, ничего не значит. Вспомни собаку.

– Помню. Но оно может решить разрушить и сарай.

– А если мы побежим, оно начнет действовать, и армия начнет… и мы окажемся между двух огней.

Он неохотно согласился.

– Но почему армия ничего не делает?

– А что они могут сделать?

– Ну, нельзя же просто сидеть.

– Наверно, не хотят торопиться…

Я замолчал, потому что услышал гул мотора и грохот гусениц. Мы побежали к окну. К нам приближался одиночный танк. К его башне был прикреплен шест, с которого свисал белый флаг.

Танк, наклоняясь, двигался по полю и остановился непосредственно под капсулой. Двигатель смолк, и я услышал щебетание ласточки снаружи. И вдруг, совершенно неожиданно, послышалась классическая музыка.

Я спросил:

– Откуда это?

– Наверно, из танка.

– Но зачем?

– Может, хотят показать, что мы цивилизованные люди, не варвары. Это ведь отрывок из симфонии Бетховена, тот самый, который должен стать европейским гимном.

– Сумасшествие, – сказал я.

– Не знаю. Смотри.

Машина наконец шевельнулась. Под капсулой развернулось щупальце. Оно протянулось вниз к танку и начало слегка раскачиваться.

– Что оно делает? – спросил я.

– Отбивает ритм.

Как ни странно, Энди был прав: щупальце двигалось в ритме музыки. Появилось второе щупальце, свесилось и потерлось о башню танка. Первое щупальце задвигалось быстрее, решительнее. Второе ощупало танк спереди назад, затем приблизилось сбоку и просунулось под танк. Танк слегка покачнулся, конец щупальца появился из-под него с противоположной стороны. Танк качнулся сильнее и начал подниматься, сначала чуть-чуть, а потом резко вверх.

Музыка сменилась пулеметной очередью. Трассирующие пули вспыхивали на фоне неба. Танк поднимался, пока не оказался на уровне панелей. Тут он повис, разбрасывая искры.

Но бесполезно, пулемет был нацелен в пустое небо. И вдруг стрельба прекратилась: щупальце сжало танк сильнее. Броневые плиты скомкались, как будто были из фольги. Две-три секунды щупальце сжимало танк, затем развернулось и выпустило его. Он упал как камень, приземлившись на нос и мгновение балансируя так, пока не перевернулся. Там, где его сжимало щупальце, осталась глубокая борозда.

Энди сказал:

– Это был «Челленджер».

Он был потрясен, я не меньше. Я все еще видел это беззаботное сжатие и танк, разорвавшийся, как бумажный.

Когда я снова выглянул, одно из щупалец свернулось, другое по-прежнему раскачивалось и по-прежнему – в ритме Бетховена. Мне хотелось убежать – куда-нибудь, куда угодно, не думая о последствиях, но я не мог двинуть и пальцем. Выжил ли кто-нибудь в танке? Вряд ли.

И тут неожиданно появились с юга истребители-бомбардировщики. Подлетая, они выпустили ракеты. Из шести ракет две попали в цель. Я видел, как разлетались длинные паучьи ноги, как наклонилась, упала и раскололась капсула. Она упала на обломки дома и раздавленный танк, и от удара сарай задрожал.

Трудно поверить, насколько быстро это произошло – и насколько полно. Но вот лежит разбитая капсула, а из-под нее торчат переломанные ноги. И в это время налетела вторая волна истребителей-бомбардировщиков, разбивая оставшееся.

Школьный год начался через три недели. К этому времени шумиха – меня и Энди интервьюировали по телевидению, местному радио и тому подобное – закончилась, но в школе по-прежнему интересовались нами. Нас забрасывали вопросами, главным образом меня, потому что Энди разговаривал неохотно. Я же говорил слишком много и потом об этом пожалел. Когда к этой теме обратился Дикий Билл на уроке физики, я не хотел больше обсуждать ее, особенно с ним.

Он не казался диким, и звали его не Билл; это был маленький аккуратный седовласый человек с саркастическими манерами; говорил он, глотая звуки. Фамилия его была Хоки, и у него была привычка быстро поворачиваться от доски и швырять все, что попадется под руку – обычно это был кусок мела, – в тех, кто, как он думал, плохо себя ведет за его спиной. Однажды он швырнул щетку, которой моют доску, а она деревянная и тяжелая, и попал мальчику прямо в лоб. Мы прозвали его Дикий Билл Хоки, а потом просто Дикий Билл.

– Давай, Кордрей, – сказал он, – не стесняйся. Ты теперь знаменитость и кое-что должен тем, кто ею не стал. – Девчонки захихикали. – Первый человек, увидевший трипода – кажется, так вас решили называть журналисты. Ты попадешь в историю, даже если не получишь Нобелевскую премию по физике.

Хихиканье стало громче. В прошлом году по физике я занял второе место с конца.

– Если рассмотреть различные реакции человека при первой встрече с существами из другой части Вселенной, – продолжал Дикий Билл, – мы получим интересные данные о национальных характерах.

У него была склонность, которую большинство из нас поддерживали, обсуждать интересовавшие его проблемы; некоторые из них были весьма далеки от физики. Я был бы счастлив, если бы он при этом забыл обо мне.

Он продолжал:

– Как вы знаете, было три высадки: одна в Соединенных Штатах, в Монтане, одна в Казахстане, в Советском Союзе, и еще шоу Кордрея на окраине Дартмура. Высадки произошли приблизительно одновременно – наша в середине ночи, американская – в начале предыдущего вечера, русская – во время завтрака.

Американцы первыми заметили свой треножник, засекли его еще на радаре, но окружили место высадки и просто ждали. Русские тоже быстро засекли один на своей территории и так же быстро уничтожили его ракетным ударом. Мы сыграли нашему Бетховена, послали единственный танк, и после того как он раздавил этот танк, мы его уничтожили. Разве это не доказательство английской сдержанности? А, Кордрей?

Я неохотно ответил:

– Не знаю, сэр. После того как оно разбило ферму, меня не заботило, насколько быстро его уничтожат.

– Конечно, нет. Вы, как и военные, не предполагали, что это окажется так легко. И вот это, разумеется, самое поразительное. – Он погладил свои редеющие волосы. – Когда я был в вашем возрасте, шла война. У нас шел урок физики, как и сейчас, и он был прерван ракетой «Фау-2», она разорвалась в четверти мили от школы и убила пятнадцать человек. Было тревожно, но интересно мне не было. Гораздо больше войны меня интересовало то, что я читал в фантастических журналах тех дней. Ракеты, выпускаемые из Германии в Англию, чтобы убивать людей, казались мне скучными, особенно по сравнению с другими возможными использованиями ракет – для межпланетных полетов, для открытия экзотических форм жизни, может, даже для того, чтобы привезти эту жизнь к нам.

Фантасты рассматривали множество возможностей. Мы читали о чужаках, а позже и смотрели по телевизору чужаков всех форм и размеров, всех цветов и материалов – от переросших пауков, сосущих кровь, до крошечных созданий с длинными рылами. Их появление влекло за собой и уничтожение, и откровение. Но никто не предвидел Космических Контактов Абсурдного Рода, космического фарса. А почему я говорю фарс, Кордрей?

• Предыдущая
• 2/24
• Следующая