Я больше не буду, или Пистолет капитана Сундуккера - Крапивин Владислав Петрович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/42
• Следующая

Генчик остановился в трех шагах. Ветер опять сильно трепал его рубашку.

– Глянь-ка, парни, кто возник… – проговорил наконец Круглый.

– Его нам только не хватало, – отозвался Буся. Без особого удивления. И, кажется, без злости. Он кутался в прозрачную накидку с капюшоном.

Гоха (или Миха) сумрачно спросил:

– Чё приперся? – но тоже без большой сердитости.

Может, они решили, что он пришел проситься в их компанию?

Генчик громко и отчетливо сказал:

– Мне надо Бычка! – И обнял себя за плечи, чтобы не дрожать.

– Ну а мы-то при чем? – отозвался Круглый. И надулся. – Он еще позавчерась отвалил куда-то…

– А где он живет?

– Мы тебе кто? Адресное бюро? – сказал Буся.

– Иди отсюда… – посоветовали вместе Гоха и Миха. Почему-то с унылостью. А Круглый объяснил:

– Черт его знает, где живет. Он недавно тут начал ошиваться. Где-то на Урюпинском спуске обитает. С папой-алкоголиком… И сам такой же недоделанный…

– Да он в тыщу раз доделанней тебя! – взвился Буся. – Уж он-то Шкурика не оставил бы!

– А я-то чё! Клетка была под дерюгой, я думал, он там! А Гоха-Миха куда глядели, паразиты!

Генчик только сейчас обратил внимание: пустая клетка Шкурика валяется тут на боку. И словно дернули его за язык:

– Где вы его оставили?

– А чё? Опять боишься? – хмыкнул Круглый. Но Буся вдарил по нему злым взглядом, а Генчику сказал:

– Вон там, на Горбунце…

Горбунец был крошечный островок, едва видимый за гребешками волн. Он был плоский, несмотря на «горбатое» название.

Буся – он то ли ощутил что-то вроде симпатии к Генчику, то ли решил еще раз досадить виновнику злым своим рассказом:

– Мы там раков ловили, пока не задуло. Начали сматываться. Я этому круглому придурку говорю: «Возьми Шкурика в лодку», а он, зараза, пустую клетку… А Шкурик за камнями остался привязанный… Как дождь разойдется, уровень подымется, потому что плотина закрыта аж до августа. Горбунец – весь под воду, и капут шкыдленку… Ладно хоть клетка осталась…

– А почему не сплаваете за ним? Вон же лодка!

Круглый опять хмыкнул и поежился. Он теперь вовсе не выглядел главным. А Буся зло плюнул:

– Ни фига себе, «сплаваете»! В такой-то свистодуй!

– По ветру же! Он же быстро донесет!

Широкая плоскодонка болталась на отмели – была привязана к торчащему из песка столбу. Она была не просто лодка, а парусник: с шестом вместо мачты, с привязанной к поперечине широкой мешковиной. Сейчас мешковина была собрана в гармошку, но Генчик видел: дерни за шнур, и парус тут же распутается.

– Туда-то по ветру! – плаксиво сказал Гоха (или Миха). – А обратно как? Один раз и то еле выгребли. Она к тому же течет, подлюга…

– А зачем обратно? – Генчик сам не понимал, с какой целью спорит. Хотя нет, понимал: представил, как жмется в траве под дождем вымокший крысенок… Ну и пусть жмется! Так ему и надо, гаденышу… И все же Генчик сказал угрюмо: – С Горбунца можно на тот берег, он же там рядом.

– Ага! – взъелся Буся. Чересчур зло. – А потом вокруг озера пилить обратно, под дождем, да?.. Черт с ним, проще нового поймать да выучить. Они легко дрессируются…

– Ты, что ли, совсем сволочь? – тихо удивился Генчик. И перестал дрожать.

Конечно, они могли сейчас кинуться и раскатать его в блин. Не кинулись. Только захлопали глазами. А Буся заулыбался издевательски. Сверхиздевательски:

– Ты чего вдруг так полюбил этого шкыдленыша?

– Я не полюбил. Но он же… живой.

– А ты про это помнил, когда стрелял?

– Но я же… не в своего. Я его ненавидел! А ты… Он же твой! Ручной.

Буся зевнул.

– Вот именно, что мой. Что хочу, то и делаю, не твоя забота, птенчик… Если ты такой любитель животных, плыви и выручай…

Это он, конечно, так просто брякнул. Точно знал, что никуда этот хлюпик в «горошистой» рубашке не сунется. В такую-то ветрягу и волну! Даже и к лодке-то не подойдет.

А Генчику на миг стало жарко. И ветер в ушах загудел ровно и зовуще. Словно это был океанский ветер.

Может быть, именно так гудели зюйд-весты и норд-весты в снастях бригантины капитана Сундуккера…

Недруги смотрели на Генчика не двигаясь… У него защипало в глазах от горячего злорадства: ага, не можете, гады! Это вам не вчетвером мучить одного!..

Да нет, не в том дело. Просто если где-то жмется от холода близкой гибели живой комок, кто-то же должен…

«Он же прирученный. Он думает – придут и спасут…»

Генчик дернул с Буси прозрачную накидку, набросил на себя. Буся стоял, опустив руки, и ничего не спросил. Генчик двумя рывками освободил на столбе швартовый конец. Не снимая сандалий, вошел в воду. У лодки воды было выше колен. Генчик неловко, но быстро перебрался через дощатый борт. Накидка мешала, ветер нещадно трепал ее, брызги громко били по жесткому полиэтилену.

Генчик рванул конец, который удерживал на рее свернутый парус. Мешковина распустилась, заполоскала, как большое знамя. К нижним углам ее были привязаны веревки (Генчик помнил, что это шкоты). Он по очереди ухватил левый и правый шкот, примотал их к большим гвоздям, вбитым на бортах. Все это – уже в движении. Лодку относило от берега дальше и дальше. Качало. Но здесь, недалеко от земли, волны были еще не сильные…

Когда мешковина перестала дергаться и упруго надулась, Генчик схватил весло. Обивая колени о шпангоуты, пробрался на корму: руля-то нет, надо править веслом.

Весло было увесистое. Но лодка послушалась, повернула нос точно к Горбунцу.

С берега что-то кричали. Кажется, «потонешь, псих» и «давай обратно, дурак». Но обратно было не повернуть, если даже захочешь. И Генчик не смотрел на берег. Глянешь – и страшно.

А пока большого страха не было. Так, небольшая дрожь. Может, от азарта, а может, от сырости и ветра. Ветер прижимал к спине и плечам полиэтилен, дергал на голове хрустящий капюшон.

Скоро Генчик освоился, разобрался в обстановке. Плоскодонная посудина – широкая, надежная. Едва ли она может перевернуться. Волны, правда, сделались крупнее, но не перехлестывали через корму. Они плавно подкатывали под нее (слегка захватывало дух), проходили под днищем, поднимали нос и убегали вперед, шипя пенистыми желтыми гребешками.

Вся вода была почему-то желтоватой, словно Генчик смотрел через очки-фильтры. Может, через тучи пробилось незаметное солнце и растворилось в воде?

Генчику стало даже нравиться это приключение. Второй раз в жизни он плыл под парусом. Но первый раз – это с Петей, там не было ни риска, ни нужды проявлять отвагу. А теперь он был капитан! Он спешил на помощь…

Он умело спешил: Горбунец делался все ближе. Не такой уж дальний путь до него, на Верх-Утятинском озере здесь самое узкое место. Генчик замурлыкал:

«Ой» – потому что из-под заплаты в днище, недалеко от кормы, вдруг плеснула вода. Прозрачным языком шириной в ладонь. Заплата была жестяная, прибитая гвоздиками. Генчик, удерживая весло, ногой дотянулся с кормовой скамьи до заплаты, ударил пяткой по жести.

Зря ударил! Жесть прогнулась, из-под нее выскочила гнилая щепка. И вода захлестала!

Черпать было нечем. Да и весло-то не бросишь!

Теперь все изменилось, теперь была беда. Крушение! И оставалось полагаться на судьбу: может быть, лодку принесет к Горбунцу раньше, чем придет ей время идти ко дну.

А может, она и не пойдет ко дну! Деревянная же! Ну наполнится, перевернется, но уцепившегося Генчика все равно удержит. И, в конце концов, прибьется к земле.

Вода рвалась в лодку уже изо всех сил. Жесть отогнулась, струя была толщиной в руку. Ноги залило по косточку. Потом еще выше. Корма осела, сзади хлестнул гребень. Генчик перепуганно бросил весло, перебрался к мачте, вцепился в нее, стоя на коленях. Накидку с него сорвало и унесло. Наплевать! Лишь бы не перевернуться.

• Предыдущая
• 38/42
• Следующая