Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 65
- Предыдущая
- 65/72
- Следующая
Симка бросился к калитке.
Сны
Сперва он бежал, как солдат разбитой армии, за которым гонятся злорадные вражеские всадники. Всхлипывал, задыхался, путался ногами в мокрой траве (он все еще был босиком, с башмаками в руках). Ужас гудел в душе – оттого, что он, Симка Стеклов по прозвищу Зуёк, натворил. Предал самую тайную тайну, которую доверил ему Мик. Будто раздавил ее, хрупкую, из паутинчатого стекла, грязной пяткой…
Всё раздавил – тайны, игры, африканскую сказку. Так же безвозвратно, как озверелый Треножкин растоптал телескоп. Не будет разноцветных планет, хендов и хохов, стеклянного города, не будет ночных разговоров, когда от теплой доверчивости, от радости, что нас двое , внутри делается горячо, будто сердце превратилось в электролампочку… Не будет Мика !
«А как я буду без него ?»
«А вот так и будешь, – отозвался Который Всегда Рядом . Без злорадства, а с горькой утвердительностью. – Никуда не денешься».
И не было даже сил огрызнуться.
Симка перешел на шаг. Остановился. Подышал открытым ртом. За несколько минут отчаянного бега он обессилел. Душой обессилел. Потому что рухнуло всё.
«Господи, что же делать-то?»
Вдруг озарило: «Ты же знаешь что! Беги обратно, крикни: Мик, я гад, я дурак! Прости меня, пожалуйста! Ну, прибей на месте, только прости!..» И Симка рванулся было, но… вязкий стыд облепил его, связал ноги. Так, что Симка даже глянул: нет ли на икрах и щиколотках грязных липких бинтов…
Просить прощения мучительно и тошно всегда. А вымаливать прощение за такое . Язык застынет во рту. И глаза не поднимешь. И… вообще это выше всех возможностей…
Симка постоял и побрел к своему дому.
Брел, маялся, и вдруг… пришли спасительные мысли: «Ну а что такое случилось-то? Может, он не так уж и обиделся! Чего я такого сказал? Вырвалось по глупости… А он тоже хорош! К нему по-человечески, а он как капризный младенец. Может, очухается и поймет, что сам тоже виноват! И завтра будет все как раньше…»
Но это была короткая передышка в Симкиных терзаниях. Видимо, организм решил дать ему хоть минутное облегчение от мук, которые навалились так нестерпимо. Передышка кончилась, и они надавили на Симку опять. Симка с отчаяньем осознал, что как раньше не будет никогда.
Раньше, бывало, ссорились, но из-за пустяков. И мирились поэтому легко. Даже знали заранее, что скоро помирятся. А теперь он, Симка, обманул доверие Мика. Самым подлым образом. Это, кажется, называется вероломство …
«Я же не хотел! Это от досады! Сгоряча!»
Но если ты, скажем, грохнул о стену хрустальную вазу, не все ли равно – сгоряча или хладнокровно? Все равно не склеишь…
«Ничего не склеишь», – подал голос Который Всегда Рядом .
«Да пошел ты…»
Симка добрался домой в таком состоянии, будто целый день проработал грузчиком на пристани – все тело стонало. Но это был, конечно, пустяк по сравнению с тем, как «стонало» внутри. Симка брякнулся спиной на свою кровать и стал смотреть в потолок.
«Ну, что, что, что, что делать-то?!»
Вдруг ударило в голову: «А может, Мик прибежит сейчас, встанет под окном, крикнет: «Симка, выходи!»
«Дурак…» – уныло сказал Который Всегда Рядом .
«Конечно, дурак», – покорно отозвался Симка.
Пришла мама, привела из яслей Андрюшку. Тот – сразу к Симке:
– Сима, полетаем!
Это значит, Симка должен поднять его над собой на вытянутых руках и крутить в воздухе, пока руки не онемеют.
– Не могу, устал.
– Сима-а!!
– Мама, пусть он отвяжется!
Мама – она сразу все чует.
– Что с тобой случилось? Будто с поминок вернулся.
Не было сил врать и отмалчиваться.
– С Миком поругался…
Мама сказала осторожно:
– Вроде бы не первый раз. Что за беда. Утром помиритесь.
– Я насовсем поругался.
– Насовсем – это до завтра, – уверенно рассудила мама, потому что знала, как бывало раньше.
Но она не знала, как было сегодня . А рассказать Симка не мог. Пришлось бы говорить «о девочках». А это значит, снова касаться тайны Мика. Если сказать кому-то про нее (пусть даже маме) – это будет еще одно предательство. Казалось бы, теперь какая разница! Мик все равно его никогда не простит. Но нет. Два предательства – в два раз хуже, чем одно…
– Не кисни, – сказала мама. – Слышал по радио последние известия?
Симка мотнул на подушке головой: ничего он не слышал. Зачем ему известия? Провались всё на свете…
– Новый спутник запустили. С собачками Белкой и Стрелкой.
– Опять уморят бедняг, – похоронно сказал Симка.
– Нет, обещают, что приземлят живыми.
– Ага, жди…
– Ну-ка, поднимайся. А то «уморённым» окажешься ты, а не собаки…
И Симка поднялся. Потому что было два выхода: или помереть прямо сейчас, на месте, или… как-то все-таки жить. Умирать сию минуту Симка… нет, не хотел. Да если бы и захотел, то как? И значит, надо было двигаться, что-то делать, изображать, будто ничего непоправимого не случилось.
Симка построил Андрюшке город из разноцветных кубиков. Складывал дома и башни и думал о сказочных городах, которые придумывали они с Миком. И сидел под сердцем комок, похожий на стеклянного ежа. Андрюшка наблюдал за строительством с интересом, помогал даже. Но когда Симка закончил (поставил на главную башню зеленую пирамидку), Андрюшка радостно сказал «бах!» и засадил по городу оставшимся кубиком.
У Симки не было сил разозлиться. Разве виноват глупый малыш? Это он, Симка, виноват: сделал такое «бах», что ничего уже не починить.
У него все валилось из рук – в прямом смысле. Мама напомнила, что надо прибить поаккуратнее края картины на тайнике (пусть не крепко, но чтобы все-таки не топорщились), и Симка стал прибивать, и молоток выскользнул прямо на босую ступню.
Симка поднял молоток, глотая слезы. Были слезы не от боли, а от всего . Он все же вколотил гвоздики в прежние гнезда. Картина с глазастым пнем аккуратно закрыла тайник. В тайнике сейчас хранился ранец с запечатанной бутылкой. А тетрадка с поэмой «Мик» была у Станислава Львовича. Симка и Мик вклеили в нее рисунки, Станислав Львович сделал твердую корочку, обтянул ее похожей на кожу бумагой – получилась книжка. «Пусть пока постоит у меня на полке, буду иногда перечитывать»… – попросил дед внука и Симку.
Теперь как быть с этой книжкой? Разодрать ее? Картинки – Мику, листы – Симке?.. Да не все ли равно! При чем тут книжка, если разодрано все на свете…
Симка посидел под картиной на корточках, помассировал ушибленную ступню.
– Мама, я погуляю…
– Куда это ты? К Мику, что ли? Поздно уже.
Поздно или нет – это как посмотреть. Восемь часов. Августовское солнце в этот час только прячется за крыши, небо темнеет не сразу.
– Я недалеко. Просто так. Подышать…
Мама знала, что Симка в таких делах не врет.
– Обуйся. И надень что-нибудь, зябко под вечер…
Симка не стал спорить. Сдернул с крайнего крючка на вешалке «ленинградский» пиджачок. Этим летом Симка очень редко надевал его – и жарко, и тесноватый стал, малость жмет под мышками. Но сейчас ничего, наделся ловко, как прежде. Будто Симка снова собрался на набережную к баркентинам. Эх, если бы… Если бы все вернуть к тем дням…
«Ты опять стал пиджачок на тросточках », – заметил Который Всегда Рядом . Немного льстиво, словно зачем-то хотел подлизаться к Симке. Симка не ответил. Привычно махнул с лестницы, толкнул ногами дверь…
Нет, на улице не было зябко. Но влага после дневного ливня все еще держалась в воздухе. И по-прежнему сильно пахло тополями. Солнце пряталось за домами, но из середины неба шел желтый свет. Там горело большое кучевое облако. Оно было ярко-медное, все пропитанное вечерними лучами, похожее на округлую гору, которая откололась от какой-то планеты. От одной из разноцветных планет, которые вращались во вселенной Симки и Мика.
- Предыдущая
- 65/72
- Следующая
