Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/72
• Следующая

Мик оказался прав с мячом несчастья больше не случилось. Но другое несчастье было такое, что недавняя беда забылась в один миг.

Пьяная гадина Треножкин разломал телескоп.

Алёна потом рассказывала, как это случилось. Она все видела из раскрытого окна мезонина.

Треножкин вернулся откуда-то на мотоцикле, вволок его в калитку. Протащил через двор и поставил почему-то недалеко от Микиного сарая. Был Треножкин то ли изрядно поддатый, то ли в «психованном» состоянии. Пнул свой несчастный трофейный BMW, выругался, конечно, и зачем-то посмотрел вверх – словно просил у неба защиты от своей неприкаянной жизни. И взгляд Треножкина упал на телескоп…

После уже, через несколько дней, когда дед Мика «взял этого скота за жабры» и выяснял подробности, оказалось вот что: Треножкину почудилось, будто «эта бандура» накрыта клеенкой, которой он, Треножкин, в недавние времена укрывал в своем сарайчике с дырявой крышей мотоцикл. Недавно клеенка у него потерялась, и сегодня вдруг осенило Треножкина, что «интеллигентский недобиток и его дружок стырили чехол для своих сопливых игр» (раньше ему, идиоту, это в голову не приходило, хотя он видел клеенку накануне!).

Он притащил из сарайчика багор.

Он дотянулся до крыши, зацепил клеенку и дернул. А она была прижата по краям кирпичами. И один кирпич слетел и брякнул Треножкина по темени («Чуть не убил, падла!»), а потом ударил по бензобаку.

Этого Треножкин вынести не мог! Он любил капризный BMW больше, чем всех своих жен (прошлых и нынешнюю). В нем воспылала справедливая ярость. Багром он зацепил чугунную подставку, сдернул телескоп с крыши и растоптал трубу, изрыгая мат и всякие обещания. А оторвавшуюся линзу забросил на поленницу.

Разгром был учинен за несколько секунд. И когда Алёна с тяжелым половником вылетела на двор, телескоп уже погиб. Вместо трубы лежало среди облетевших одуванчиков плоское фанерное корыто с дырами от подкованных сапог. А линза косо торчала на двухметровой высоте, наклонно застряв между поленьями.

Треножкин не выдержал гневного напора «конопатой психопатки» и укрылся в доме. Оттуда он грозил Алёне вместе со своей супругой (в трудные минуты Треножкины забывали распри и объединялись против общего врага). Алёна сперва колотила половником в дверь, потом отбросила его, отошла и заплакала над бывшим телескопом.

В этот момент и появились Мик и Симка.

Алёна, всхлипывая, рассказала, как случилась беда.

Во время рассказа Мик стремительно бледнел. Щеки сделались такими белыми, что даже загар куда-то пропал, а на коже выступили редкие веснушки, которых раньше Симка не видел.

Мик нагнулся, поднял половинку кирпича и взвесил в руке.

«Мик, не надо», – хотел сказать Симка и… тоже поднял кирпич, тоже взвесил.

Мик пошел к двери Треножкиных, и Симка пошел рядом. Они поднялись на крыльцо. Мик ударил кирпичом в дощатую дверь.

– Открывай, гадина! Фашист! Пьяница засраная! – голос у него был удивительно тонким и сверлящим воздух.

Симка тоже колотил кирпичом, только молча.

За дверью было тихо по-мертвому.

Мик сбежал с крыльца, встал напротив окна Треножкиных. Он был похож на кузнечика, который от гнева и обиды обрел небывалую силу. За стеклом смутно белели два лица. Мик размахнулся.

И Симка хотел размахнуться. Но увидел, как запястье Мика перехватили узловатые пальцы. Это возник за спиной у мальчишек вернувшийся из табачной лавки Станислав Львович.

– Спокойно, ребята…

Мик уронил кирпич. Симка выпустил свой.

Держа ребят за руки, Станислав Львович пошел с ними к двери Треножкина. Отпустил Симку и Мика, ударил в дверь ногой. Сказал негромко, но с пружинным звоном:

– Открой, Треножкин. Хуже будет. Ты меня знаешь.

– Ну, чё?! Чё?!.. – С плачущей рожей, в перекошенной рубахе навыпуск Треножкин возник на пороге. – Они мне, паразиты, кирпичом по бензобаку! Во, глядите, там вмятина!

Никто не успел удивиться такой чудовищной брехне. Машинально глянули на мотоцикл. У Симки навсегда отпечаталась в памяти эта картина.

Двор был разделен на две части – широкую, яркую от солнца, и узкую, укрытую резкой неровной тенью поленницы. Посреди солнечного пространства желтела фанера изуродованной трубы телескопа. Над ней все еще плакала Алёна. Грязно-синий BMW стоял у границы тени.

Он стоял всего секунду, после того, как на него взглянули.

В следующую секунду на месте бензобака возник огненный шар.

Горячий удар бухнул по всему двору. Алёна упала. Мик и Симка прижались к деду. Треножкин что-то завопил (с матом, конечно) и… не двинулся.

Проворней всех оказалась жена Треножкина. И глупее. Она рванулась к углу дома: там стояла бочка с дождевой водой, и в ней плавало ведро.

– Не смей, дура! – завопил Треножкин.

Было поздно. Его супруга выхлестнула из ведра в оранжевое пламя целый поток.

Известно, что гасить горящие мотоциклы водой – все равно что подбрасывать динамит. Огонь взвыл, взметнулся, каким-то образом дотянулся до поленницы, занялись дрова…

…Симка потом с гордостью вспоминал, что он и Мик вели себя героически. Они взлетели на поленницу и, обжигая ноги, пинками сбрасывали с нее горящие дрова – надо было спасать линзу. Но спасти ее они не сумели. Когда наконец Мик березовой жердью дотянулся до линзы и столкнул вниз, почти половина ее была оплавлена и обуглена.

Симка и Мик сиганули сверху в одуванчики. Потирая ноги, сели на корточки над изуродованным объективом телескопа. Станислав Львович багром растаскивал по траве тлеющие поленья, ругал внука и его «такого же безголового» друга и грозил выпороть за чрезмерную лихость.

Треножкин во время пожара пытался сбить с мотоцикла огонь клеенкой, но не сумел и теперь ненатурально рыдал над горячими и дымными останками. Материл жену, которая слабо отругивалась с крыльца. Алёна исчезла. Потом выяснилось, что в первые же секунды после взрыва она кинулась звонить пожарным. Но будка с телефоном-автоматом была у черта на куличках, рядом с продуктовым магазином в конце Заовражной улицы. А где была пожарная часть, это сразу и не расскажешь…

Станислав Львович остановился над Миком и Симкой.

– Огнеборцы чертовы… Сильно подпалились?

Мик пробурчал, не оглядываясь:

– Да ни фига. Чуть-чуть припекло только…

– Все равно выдеру, – с облегчением пообещал дед.

– Потом, – угрюмо отозвался Мик. – Дай нам погоревать… Этот дурак вон как воет, а нам нельзя, что ли?

Все оглянулись на подвывавшего Треножкина.

– Все-таки есть Бог на свете, – сказал Станислав Львович. – Учит иногда мерзавцев…

Появилась Алёна. И поняла, что звонила зря…

Симка и Мик отнесли оплавленную линзу к гамаку, сели там. В искореженной пластмассовой емкости еще оставалось немного воды. Они лили ее друг другу на ладони и смывали с ног сажу и остатки боли от мимолетных касаний пламени.

Приехала наконец красная машина (путь-то был по ухабистым улицам, по шаткому мосту через лог). Бравые ребята в брезентовых штанах и со шлангом наперевес ворвались в калитку. Тушить было нечего. Пожарные занялись протоколом. Треножкин в ответ на их вопросы визгливо кричал, что ничего не знает и ни в чем не виноват. А Симке и Мику на все это было наплевать. Они в отдалении грустили над погибшей линзой.

Наконец Симка мужественно сказал:

– Ладно, найдем новую. И сделаем новую трубу.

– Конечно… – кивнул Мик.

Но оба понимали, что новую линзу найти удастся едва ли. Да и возня со вторым телескопом не принесет прежней радости.

К тому же Симку скребла грустная догадка, что, может быть, здесь вмешалась судьба. Отомстила за то, что Симка не назвал телескоп, как задумывал раньше – «С+С». Он помнил про этот свой план, однако не решился сказать о нем Мику. Неловко было. Да и тогда уж надо было бы давать название «С+С+М». А согласился бы Мик? Он ведь эту «С» даже не видел никогда…

Симка сходил к месту пожара и принес оттуда забытый Миком красный мяч и дюралевую трубку окуляра.

Мик схватил мяч обрадованно и виновато (надо же, чуть не забыл друга!). А Симка выковырял из трубки Сонино стеклышко, подышал на него. Вытер бывший окуляр о протертый вельвет на колене, спрятал в карман. И снова погладил покореженную огнем линзу – по уцелевшему боку.

• Предыдущая
• 58/72
• Следующая