Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/72
• Следующая

– А говоришь, что боязливый…

– Не, я собак не боюсь. Я подошел, сел рядом, даже обнял его… Наверно, как Мик павиана… А он мне стал щеку лизать… Я с тех пор к нему все время приходил. Сидел и рассказывал что-нибудь, а он слушал… и вздыхал почему-то…

– А сторож тебя не гонял?

– Нет. Наоборот, говорил: ты приходи почаще, а то ему скучно одному на цепи…

– А потом?

– Потом я к лагерю привык, конечно, а к Пирату все равно бегал каждый день. А когда пришлось уезжать… он завыл даже, потому что понял, что я пришел прощаться. А я… тоже чуть не завыл…

Мик замолчал и стал дышать ровно, и Симка решил, что он засыпает. И самого его стала окутывать дремливость, в которой шевелились уже черные листья и лианы с проблесками луны… И вдруг Мик сказал:

– У вас дом такой же, как у нас. Живой. Кряхтит во сне от старости…

– Ага, он такой… – И Симке вдруг подумалось, что Мику, наверно, страшновато в этом хотя и в «таком же», но все же не в своем доме, в этих сумерках, которые разделяются на секунды отчетливыми ходиками.

Симка встал и придвинул раскладушку вместе с Миком вплотную к дивану. Мик не удивился и ничего не сказал. Только задышал громче, благодарно так.

Помолчали. Погудел на реке буксир, дохнуло в окно тополиным ветерком.

– Симка…

– Что, Мик?

– А давай покажем эту сказку деду… Или нельзя?

– Конечно, покажем!

Тетрадь с «Миком» несли они, словно тайное донесение через границу, секретный документ. Симка специально надел под ковбойку майку, засунул тетрадь под нее, прямо к голому животу, а ковбойку завязал на животе узлом – для надежности. Мик шел рядом и покачивал в руках красный мяч – будто это была старинная круглая граната, которую можно взорвать, если нападут враги.

Никто не нападал. Но все же к Заовражной улице Симка и Мик снова пошли руслом Туреньки и ее притока – словно скрывая следы.

На середине пути тревожиться надоело. Мик начал дурачиться: бросал далеко вперед мяч и ждал, когда течение принесет его к ногам. Симка похлопывал снятыми башмаками по коленям и мурлыкал:

Мик спросил:

– Это что за песня?

Симка поперхнулся – он был уверен, что поет про себя. Делать нечего, он признался, что напевал песенку «про моржу», и удивился, что Мик ее не знает. Мик захотел узнать.

Симка, сперва запинаясь от неловкости, начал декламировать строчки. А потом осмелел и вторую половину песенки (ту, что придумал во время заплыва) уже пропел. Мик, закидывая голову, рассыпчато смеялся. Последний куплет спели еще раз, уже вдвоем:

Дед в этот день был тоже весел и бодр. Он даже казался моложе, чем вчера – подтянутый такой, в белой рубашке под пиджаком, побритый. Словно заранее ждал чего-то хорошего. Мурлыкал под нос и совсем не кашлял.

– Дед, мы тебе принесли… кое-что… – загадочно произнес Мик. И оглянулся на Симку. Тот, задрав подол, выволок мятые листы.

– Вот…

– Что это? – Станислав Львович почесал согнутым мизинцем бровь.

– Гумилев… – пробормотал Симка и почему-то сильно заробел. – Поэма «Мик»… Мы подумали: может быть, вам интересно…

– Ничего себе, «может быть»! Я эту вещь раньше никогда не читал!.. Но откуда она у вас?

– От Норы Аркадьевны, – вздохнул Симка. – Она прислала… в последнем письме.

– Понятно… – Станислав Львович осторожно взял тетрадь в ладони (покачал даже, будто пробуя на вес).

– Но это только почитать, а не насовсем… – виновато сказал Симка.

– Разумеется, разумеется…

– Дед, ты смотри никому ни слова… – строго, словно маленького, предупредил Мик.

Станислав Львович глянул на внука сверху вниз.

– Это ты мне говоришь? – От такого тона и взгляда Симка уменьшился бы в два раза. Но Мик только хихикнул.

– Симка, пошли! Там, наверно, уже высохло…

Закрученная на бревне фанера и правда высохла. Долго вытаскивали кусачками гвозди. Мик при этом чертыхался сквозь зубы, а Симка пыхтел. Снятый фанерный лист слегка развернулся, но было понятно, что при новом скручивании он не окажет сопротивления.

Мик приволок из сарая длинную рейку. Надо было прибить к ней кромки фанеры – сшить трубу. Делали это снова на бревне. Труба сшилась охотно и быстро (Мик умел работать молотком, Симка даже позавидовал). Но тут до обоих работников дошло: чтобы стянуть готовую трубу с бревна, сначала необходимо снять бревно с козел.

Поднатужились. Но, как и вчера, силенок оказалось маловато.

Звать деда Мик не хотел: во-первых, он читает, не следует его отвлекать, а во-вторых, вредно же ему ворочать тяжести…

К счастью, появилась на дворе Алёна. Она была девица крепкая, втроем сняли бревно и поставили торчком. Затем, перебирая руками, стали поднимать трубу – выше, выше и наконец уронили в траву (а заодно и бревно – чуть не на Алёну). Мик с удовольствием постукал по гулкой трубе кулаком.

– Что это вы такое смастерили? – заинтересовалась Алёна.

– Орудие, – сказал Мик.

– Вот мама даст тебе «орудие». Во что штаны превратил за одни сутки…

Штаны, вчера утром сверкавшие белизной, сегодня были серыми и пятнистыми. Как и положено настоящей парусине, побывавшей в штормах.

Мик сказал, что не в штанах счастье. Алёна сказала, что он дурень, и ушла. Она была спокойная и добрая. А Мик в этот момент запоздало сообразил:

– Ох, надо было раньше догадаться! Ведь внутри телескопная труба должна быть черная, чтобы лишний свет не отражался! Я читал…

Симка вспомнил, что и сам читал про это в «Занимательной оптике». Огорчился:

– Теперь то что? Не расклепывать же обратно…

– Можно выкрасить и так. Просунуться туда с кистью…

– А чем красить-то?

– У нас есть банка черной краски. Называется «печной лак». Сохнет очень быстро!

Мик был человек дела. Тут же притащил из сарая жестяную, с черными подтеками банку и кусок мешковины. Тряпку намотал на палку.

– Вот! Будем макать и мазать!

– Мик, давай разденемся, – мудро предложил Симка. – Если перемажемся сами, как-нибудь отмоемся. А штаны и рубахи фиг отстираешь от этого лака.

Они остались в трусиках и принялись за работу. Хватило ума начать не с края, с середины. Мик обмакнул самодельную кисть в банку, вытянул ее вперед, как шпагу, съежил узкие плечи и ринулся в трубу, словно в глотку удава. Симка слышал, как он там возит мешковиной с краской по фанере и поет:

Несколько раз он все же выбирался «наружу», чтобы погрузить в банку «мазилку». И хотя он вылезал задом наперед, можно было подумать, будто он проделал свой путь через покрашенную часть трубы.

Симка всякий раз говорил:

– Давай теперь я…

– Подожди! Ты будешь с другого конца.

Наконец настала Симкина очередь. И он сразу понял, что такая работа – не сахар (и подивился мужеству Мика). Фанера стискивала со всех сторон, локти нельзя было согнуть, палка с пропитанным краской тампоном не слушалась. К тому же печной лак отвратительно вонял. Если бы не стыд перед Миком, Симка плюнул бы на это дело. Но он не плюнул. Как и Мик, раком выбирался из трубы, обмакивал тряпку и нырял снова в черную пасть…

К счастью для Симки краска кончилась и работы на его долю досталось меньше, чем Мику.

Решили, что сгодится и так. Тем более что краски все равно больше не было. Поглядели друг на друга. Мик захихикал, а Симка с грустной ноткой сказал:

• Предыдущая
• 51/72
• Следующая