Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 37
- Предыдущая
- 37/72
- Следующая
На следующее утро Симка опять пошел в школу в фуражке. В классе сразу подошел к Кочану. Внутри у Симки, подавляя боязливость, звенели жажда справедливости и боевой азарт.
– Принес значок?!
– А вот не хочешь? – Кочан согнутой у живота рукой показал мерзкую фигуру.
Симка размахнулся. Кочан успел первым, дал ему по уху. После такого удара любой нормальный человек схватился бы за голову и заревел. Но Симка уже знал главное правило, необходимое для победы, – нельзя поддаваться боли. И не поддался. И они опять покатились по полу, и сперва Кочан оказался сверху, но получил ногой в нос, откатился, и Симка снова уселся на него. Вцепился.
– Отдавай значок, подлюга… – И опять слова, перед которыми «подлюга» все равно что «мой милый». Хорошо, что мама не слышит…
Кочан выл. Изо рта у него несло табаком и жареными семечками подсолнуха.
Их опять растащили. Симка пообещал, что, если к концу уроков значка не будет, он Кочана пришибет окончательно.
Кочан, видимо, дрогнул. Сила у него, конечно, была, но что она против того, кто в справедливой ярости не боится никаких ударов! К тому же, среди четвертых классов пошел слух, что «этот спятивший Зуёк метелит Кочана, как хочет», и многие собрались после уроков смотреть новый бой. Союзников у Кочана явно поубавилось.
Мохтин подошел к Симке, улыбаясь, как ни в чем не бывало.
– Здорово ты его уделал…
– Заткнись, предательская шкура, – сказал Симка. В нем опять звенело: «Говорят, я простая девчонка из далекого предместья Мадрида…» Песенка была вовсе не боевая (и сам он, конечно, был не девчонка), но нехитрые слова и мотив почему-то поддерживали в Симке злое упрямство.
А Кочан на последний урок не пришел. Ладно! Симка подкараулил его на школьном дворе, у дощатой уборной.
– Принес значок?
– Иди ты на… – сказал Кочан очень неуверенно.
На этот раз их растащил физрук Валерий Григорьевич. Симку отнес в сторону за воротник одной рукой, а Кочана крепко взял за плечо.
– Ты, Кочетков, это самое… офонарел? Никого не нашел покрупнее, чтобы силу показывать?
– Чё «Кочетков»?! Чё «Кочетков»?! – опять завыл тот. – Он сам кидается! Укушенный какой-то! Я его трогал? Сам лезет первый! Все скажут!
Прихлебатели еще не все покинули Кочана, несколько голосов подтвердили, что «да, Зуёк первый». И тут возникла завуч Агния Борисовна – похожая на крепостную башню в черном крепдешиновом платье и всегда уверенная в своей правоте. Пожелала узнать, что случилось.
Кочан снова заскулил, что виноват не он, а этот «бешеный дурак». И, мало того, он сказал «честное пионерское» и даже поднял в салюте грязные растопыренные пальцы, хотя был без галстука.
– Он мой значок взял! – возвысил Симка голос в защиту справедливости. – Пусть отдаст!
– Какой еще значок?
– Он отобрал! Я принес, а он…
– Что ты кричишь, как на базаре? Незачем носить в школу посторонние предметы. Не знаешь школьных правил?
Школьные правила для завуча, как известно, выше всего.
– Мой значок правилам не мешал. А он залез в карман и…
– Не кричи, я сказала! Разве кулаками решают такие вопросы? Почему не обратился к учительнице?
– Толку то! – вырвалось у Симки, еще не остывшего от боя.
– Что-о?! Где твой дневник?
Тут же кто-то приволок Симкин портфель. Агния Борисовна вытряхнула из него на траву все, что было, взяла дневник и толстой авторучкой (которая всегда была при ней) размашисто начертала про безобразную драку и грубость. И вкатала в конце страницы: «Поведение за неделю – 2».
Надо сказать, что в ту пору даже четверка за поведение была страшной оценкой. А двойка – это вообще немыслимо. Симка обомлел. Но лишь на миг. Ярость продолжала клокотать в нем. Что же это такое? Значит, никакой правды больше нет на свете?! Он рванул из дневника исписанный красными чернилами лист, скомкал, швырнул в траву (уже задним числом ужаснувшись своему поступку)…
Как он оказался в кабинете директора, Симка не помнил. То есть помнил, но смутно. Сперва завуч тащила его за руку, потом в коридоре рявкнула «стой здесь», скрылась за директорской дверью, и Симка слышал через эту дверь ее приглушенные слова: «Совсем распоясались!.. Настоящий бандит!.. Отпетый хам!..» Затем она появилась вновь и рванула Симку за плечо – в кабинет.
Худой и лысый директор Иван Юрьевич сдвинул на лоб очки (блестящие и круглые, как у Норы Аркадьевны). Видимо, немало озадачился, увидев не отпетого бандита и хама, а щуплого четвероклассника в костюмчике европейского фасона и с зареванным лицом.
– Д-да… Это он и есть?
– Представьте себе!
– Д-да… – опять сказал директор. – А где тот, второй… участник конфликта? Будьте добры, доставьте и его.
Завуч недовольно выдвинулась из кабинета.
– Ну, так что случилось-то… Серафим Стеклов? – Иван Юрьевич откинулся к спинке стула. – Только без слез.
– А я уже не могу без слез, – не стесняясь, выдал в ответ Симка. – Потому что довели. Сперва Кочан, а потом…
– Как довели-то? Чем?
Симка всхлипывая, но все же понятно изложил и про фуражку, и как «доводили», и про значок….
– Ну, это понятно. А дневник-то зачем было рвать?
– А зачем… она тоже… Значит, в советской стране никакой справедливости нет?!
– Гм… Будем считать, что пока еще есть. Только… – Он хотел, наверно, сказать: «Только драться все равно не следует». Но тут завуч ввела Кочана.
Директор спросил без предисловий:
– Зачем взял значок у Стеклова?
– А чё! Он сам сперва дал, а потом…
– Не ври. Сегодня после шести ко мне с отцом. А значок немедленно верни.
– У меня нету. Я его… Его у меня…
– Чтобы завтра же принес. А с отцом сегодня, к половине седьмого.
– А мне с мамой, да? – сказал Симка с печалью, но и с легким вызовом. Он понимал, что трюк с дневником ему не простят.
– М-м… да. Но только как-нибудь позже, нельзя всё сразу… Ступайте оба… И не вздумайте больше!
В класс они шли по разным сторонам коридора. Но у двери Симка сказал:
– Завтра не принесешь, глотку перегрызу, гнида… – (Ох, Сима-Сима, слышала бы тебя тетя Нора, которую даже слова «ага» и «чё» заставляли морщиться.)
Кочан плюнул ему под ноги, но как-то неуверенно. И юркнул в класс. А Симка сперва пошел в туалет и умылся…
Маме он ничего не сказал. Когда вызовут, тогда и узнает, а зачем ей расстраиваться раньше срока. Но маму не вызывали. Ни через день, ни через два, ни через неделю. Симка успокоился.
А Кочан значок принес. На следующее утро, как и велел директор.
– На!.. – и кинул Симке под ноги.
Симка не стал изображать слишком гордого, нагнулся и поднял. Только все же сказал при этом:
– Если бы разбил, я бы тебе морду своротил налево…
Кочан не ответил. Его лицо было припухшим, а движения осторожными. Клим Негов, когда Симка сел за парту, доверительно придвинулся и прошептал:
– Папаша его знаешь как лупит? Не ремнем, а резиновой скакалкой. Это в тыщу раз больнее. Не пробовал?
– Сам пробуй, если охота, – буркнул Симка, которому было стыдно слушать про такое. Он даже невесомые подзатыльники получал от мамы не чаще раза в год.
…А про всю эту историю со значком и драками мама все равно узнала. На родительском собрании в конце первой четверти. Пелагея Петровна (которой в общем-то было все равно перед пенсией и которая не помнила, кто прав, а кто виноват) сказала, что вот Стеклов устраивал безобразные драки и чуть не заработал пониженную оценку по поведению за четверть.
Вернувшись, мама взялась за Симку, и пришлось все рассказать. Мама только головой покачивала, а брат Игорь, который приехал в короткий отпуск, усадил Симку рядом на кровать.
– Конечно, ты молодец, что прочистил мозги этому подонку…
Симка вдруг вспомнил Нору Аркадьевну и хмыкнул:
– Это были адекватные меры.
– Ну да… Только вот что. Бывает, что человек, почуял силу и сперва тратит ее на войну за справедливость, а потом начинает применять для своей выгоды. Потому что видит: все его боятся, отпору не дадут…
- Предыдущая
- 37/72
- Следующая
