Серебристое дерево с поющим котом - Крапивин Владислав Петрович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/38
• Следующая

Маркони, который к вечеру одолел любовную тоску, де­ловито спросил:

– Пим-Копытыч, можно будет у тебя тут раскинуть один агрегат? На лужайке – пусковую площадку, а в под­вале – пульт. На дворе неудобно, ходят, мешают… Пони­маешь, нужна эта машина, чтобы Антошку запустить об­ратно домой…

– А чего ж! – обрадовался Пим-Копытыч. – Работай­те! Мне веселее будет, когда компания!

– Электропитание-то есть?

– Как же, как же! Имеется в подвале щиток… А ты, Антоша, значит, у нас тут на каникулах?

– Вроде… – вздохнул Антошка.

– Хорошее дело, на матушке Земле есть что посмот­реть. Хотя, конечно, уже не то, что прежде… Пека, а как насчёт котёночка-то, а? Не нашли?

– Ищем! – отозвался Пека с ненастоящей бодро­стью. Уки виновато запереглядывались. Про котёнка для Пим-Копытыча они среди последних событий совсем за­были.

– Надо ведь не первого попавшего, а чтобы посимпа­тичнее,—сказал Андрюша.

– Да мне хоть какого, лишь бы от меня никуда…

С пустыря отправились гурьбой в институт Маркони. И там, на глазах у всех, не сбрасывая одежду, Антошка в один миг превратился в Капа. Тихо нырнул в бочку с одной стороны, а с другой вылетел искрящейся капелькой. Только лампочки мигнули на “Проныре”.

Затем, ради опыта и тренировки, он опять появился из преобразователя мальчишкой. Прежним Антошкой. Только не было уже на колене засохшей ссадины, а шишка на лбу стала почти незаметной.

– Реставрация биосистемы, – сказал Маркони. – Программа держит стабильность заданных параметров…

Тут все обратили внимание, что на майке нет уже сле­дов помидорного сока, а надпись под рисунком теперь не “FORD” а “Руссобалтъ”, И старенькие пыльные шорты из серых стали голубыми.

– Шмотки в программу не вложены, – разъяснил Маркони. – Тут, видимо, дело Антошкиной фантазии… Ладно, мотайте спать.

Антошка снова превратился в Капа и устроился в банке, на искусственной паутине из капроновой лески. Включен­ный “Сверчок” пропищал:

– Ой, какой я маленький… Спокойной ночи.

Все разноголосо пожелали спокойной ночи Капу, а Варя спросила:

– Почему бы ему не ночевать в виде мальчика? При­выкал бы…

– Не всё сразу, – буркнул Маркони. – Перегрузки – дело опасное… Ну, шагайте…

Сам он остался спать здесь, ни раскладушке. Он всегда охранял Капа.

Утром собрались на дворе у Маркони. Бодрый, умытый Антошка (в голубой майке с белым корабликом) ревниво спросил у Сени:

– А где Никита?

– Слава Богу, это сокровище дома. Бабушка приехала.

– Жалко, – огорчился Антошка.

– Если хочешь, зайдём ко мне, увидишь эту радость. Только позже, а то он ещё дрыхнет.

– А сейчас куда?

– К Егору Николаевичу. Вчера ведь договорились, – напомнил Матвей.

– Я на велосипеде! Можно?

Конечно, ему сказали, что можно.

Егор Николаевич оказался дома, потому что был в от­пуске. Он встретил компанию на своём дворе и не очень удивился гостям. Кое-кого знал он и раньше: Маркони по­могал ему налаживать “Алика”, Матвей и Маша иногда за­бредали попросить интересную книгу из домашней библио­теки. Пеку Егор Николаевич прошлой осенью вытащил из дыры в заборе, где тот застрял при попытке проникнуть в профессорский сад. А про знакомство с вице-президентом и говорить нечего.

И всё же профессор Телега был слегка обескуражен многочисленностью компании.

– Какая неожиданность!.. Весьма, весьма рад… Мама, придётся ставить самовар, чайником тут не обойтись!

Егор Николаевич жил в старом родительском доме с ма­мой Ольгой Никифоровной. Имелась раньше у профессора и жена, да что-то, видать, не получилось у них в жизни. И детей у него не было. Может, поэтому на чужих ребя­тишек профессор смотрел с улыбчивой печалью и скрытой завистью.

После взаимных приветствий Варя взяла за плечи сму­щённого Антошку и поставила перед профессором.

– Егор Николаевич, угадайте, кто это?

– М-м… Я, право, не помню. Мы когда-то встречались?

– Встречались, встречались! – запрыгали все. Даже солидный Матвей и воспитанный Олик. Только Маркони улыбался сдержанно.

Егор Николаевич пригляделся. Мальчик был совершен­но незнакомый. Тощенький пацаненок лет десяти, в кото­ром угадывается что-то птичье. Этакий чибисенок.

– Н-нет… Виноват, конечно, однако.,.

– А вы угадайте! – сказала Варя.

– Но ведь гадать я буду до бесконечности. Вариантов неограниченное множество…

– Этот вариант за пределами всякой неограниченно­сти, – объяснил Сеня солидно, хотя и весело.

– Тем более, тем более…

Сеня с торжеством сообщил:

– Это – Кап!

– Что?.. Кто?.. Ах, Кап! Ну да, понимаю… То есть в каком смысле?

– В самом-самом смысле! – Сеня оглянулся на Мар­кони, который скромно потупился. – Вот он сделал преоб­разователь. Была капелька – стал мальчик.

– Ах, вот что! – развеселился профессор. – Вы ре­шили меня разыграть! Ценю, ценю юмор.

Тогда незнакомый мальчик взял Егора Николаевича за рукав и потянул в сторону. Профессор послушался. Отошли шагов на пять. Мальчик встал на цыпочки, пригнул Егора Николаевича за плечо и что-то зашептал ему в ухо…

Что он шептал, ребята никогда не узнали. Видимо, что-то известное только двоим – профессору и Капу. Может быть, Антошка напомнил разговоры, которые профессор и капелька-инопланетянин вели в первые дни знакомства.

Лицо профессора стало растерянным и неулыбчивым. Он выпрямился, поскреб подбородок. Антошка стоял рядом и колупал сандалией траву.

– Не может быть… – выговорил Егор Николаевич. – То есть, конечно, да… Но я не поверю, пока не увижу сам… Нет, я знаю о необычных талантах Марика, я сам не раз убеждался, но чтобы такое…

Егора Николаевича шумной толпой повели в институт Маркони. И там, на чердаке, прорезанном солнечными лу­чами, профессор Телега стал свидетелем чуда. А точнее – ещё одного достижения человеческой науки.

– Непостижимо, – бормотал он, держась за длинный подбородок и покачиваясь…

Впрочем, скоро профессор успокоился. Ведь сам он тоже работал в той области науки, которая граничила с чудесами.

Егор Николаевич нерешительно погладил Антошку по спутанным волосам и напомнил всем, что Ольга Никифоровна поставила самовар.

Пошли обратно.

По дороге Пека вспомнил:

– Егор Николаевич! В заговоре против кулексов неточ­ность! Пим-Копытыч вчера сказал. Надо не “шиш на мыло, кукуруза”, а “шиш на мышь, гипотенуза”…

– Не может быть! Я проверял на компьютере по семи лингвошифрам… Коллега Пим-Копытыч очень эрудирован­ный специалист, но в этом случае… Не знаю, не знаю…

– Нет, Егор Николаевич, правда, – поддержал Пеку Сеня. – Мы вчера по-новому заклинание прочитали, и ни один кулекс не сунулся. – Он попрыгал на правой ноге, а левой повертел в воздухе. – Видите, ни одного нового укуса…

– Поразительно. Передайте коллеге Пим-Копытычу мои поздравления.

Потом в прохладной деревянной комнате пили чай со вся­кими вареньями, которые выставила Ольга Никифоровна. Это была седенькая, но бодрая старушка. Она ничего не знала про Антошкино “инопланетянство”, но, кажется, что-то чувство­вала. С особым вниманием следила, чтобы “мальчик кушал как следует, а то вон какой, все косточки торчат”. Антошка с вареньем и пирожками управлялся без смущения, но сде­лался задумчивым. Кто знает, может, вспомнил своих ипу-ннани и ипу-ддули. Он сидел рядом с Егором Николаевичем, и тот пару раз опять незаметно погладил его по голове.

Вдруг в соседней комнате раздался шум и звон. Ольга Никифоровна всплеснула руками:

– Ох, это Муркино потомство резвится, опять разбили что-то!

Варя обрадовалась:

– У Мурки котята?

– Трое! Не знаем, куда девать.

– Нам! Нам! Нам!– закричали Уки. Сразу вспомнили о Пим-Копытыче.

Котята были полутора месяцев от роду. Серые, полоса­тые, резвые и в меру упитанные. Варя выбрала себе кошеч­ку с белым пятном на груди. Уки взяли кота-мальчишку с чёрным, будто в тушь обмакнутым кончиком хвоста. Тре­тий котёнок остался пока с Муркой.

• Предыдущая
• 13/38
• Следующая