Алые перья стрел. Трилогия - Крапивин Владислав Петрович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/83
• Следующая

– Вполне возможно. Но в седьмой могу дать посадочный талон только через военного коменданта. Пусть этот майор к нему и сбегает во время остановки. Поезд стоит четырнадцать минут. А пока – только в общий.

Поезд пришел почти вовремя. Лешка с матерью пробились сквозь перронную толпу к седьмому вагону и стали ждать.

Но оттуда никто не выходил. Пожилая толстая проводница впустила двух саперных капитанов, солидно предъявивших проездные документы. Вслед за ними впрыгнула на подножку шустрая девица в пилотке, плащ-накидке и с вещмешком на одном плече. Она не предъявила никакого документа, и проводница молча загородила вход в тамбур своей мощной фигурой. Девушка ловко скользнула ей под руку, плащ-накидка с одного плеча свалилась, блеснул узкий серебряный погон с зеленым кантом, и проводница также молча убрала с прохода руку-шлагбаум. Только досадливо пожевала губами вслед резвой медичке.

Вокзальное радио угрожающе прохрипело, что до отправления пассажирского поезда Новосибирск – Москва остается пять минут, а никакой майор не показывался. Откуда Лешке было знать, что три часа тому назад, перед самым отправлением семейства Харламовых на вокзал в своем городке, их двухгодовалый отпрыск сглотнул пуговицу от папиного кителя, приняв ее за леденец. Об этом Лешка узнал значительно позже, а пока он ощутил теплую ладошку мамы.

– Пойдем, сынок, домой, – сказала она. – Не вышло с твоей поездкой. Пойдем в кассу, сдадим билет. Еще пять минут, кто-нибудь купит. Вон сколько народу…

Жизнь рушилась. Все летело в тартарары. И встреча с братом. И путешествие на Крайний Запад, как давно окрестил свою поездку Лешка. И последующие рассказы в классе о далеком пограничном городе на реке с удивительным названием Неман.

Пять минут – и совершится жуткая жизненная катастрофа. Из-за чепухи. Из-за того, видите ли, что какой-то майор не вышел из вагона. Можно такое допустить?

– Мам, я поеду, – тихо и серьезно сказал Лешка.

– Ну-ну, не дури, – только и ответила мать.

Ответила ласково и даже весело.

– Мама, я поеду! – громко и в отчаянии повторил он. – Митя же ждет.

Рявкнул локомотив. Могучая проводница седьмого вагона вытащила из-за пазухи желтый флажок. Лешка глянул на мать, на медленно повернувшиеся колеса вагона и швырнул в тамбур, прямо под толстые ноги проводницы в брезентовых сапогах, свой чемоданчик. Он наспех ткнулся носом в мамин подбородок и одним прыжком взлетел на площадку. При этом он здорово трахнулся головой в живот железнодорожной тетки.

Вагон двинулся быстрее.

– Ле-шень-ка! – закричала мама.

– Мам! Я доеду! Я тебе… телеграмму!..

Проводница глянула на Лешку, посмотрела на бегущую за вагоном мать и вдруг гулко захохотала:

– Этот – доедет! Этакий куды хошь доедет. Как он меня под пуп двинул! Мадам, не волнуйтесь, он доедет.

– Лешенька-а, бидончик забыл! – кричала мать.

Проводница спустилась на ступеньку ниже, подхватила из рук матери посудину и так и стояла на подножке – с флажком в одной и бидоном в другой руке, пока вагон не скрылся на повороте за длинным пакгаузом.

Лешка поехал.

– Ну, а где же тот бидон? С маслом то есть, – усмехнулся сержант, выслушав Лешкин рассказ.

– У тетки он и остался, – вздохнул Лешка.

– Это как?

– Она меня в седьмом вагоне до Москвы везла, в своем купе. Говорила, от контролеров прячет.

– У тебя же билет, чего тебя было прятать?

– Ну… не знаю. Попросила в благодарность какую-то оставить масло.

– Та-ак. Непорядочная она баба. Какой, говоришь, номер поезда? Ну-ну! Значит, так ты и прохарчился в дороге. А деньги? Ты же сказал, что триста рублей имелось.

– Так телеграммы же! – Лешка выдернул из штанов комок квитанций. – Я их маме из Свердловска, Казани, Москвы посылал. Еще Канаш какой-то, Вятские Поляны. – Лешка помолчал и вздохнул. – Здорово дорого стоят телеграммы.

– А чего сообщал-то матери?

– Ну – чего! «Еду хорошо. Уральские горы маленькие, Волга широкая, но не очень, в Москве видел двух дважды Героев, наверное, приехали на парад Победы, сам здоров, только потерял носовые платки».

– И все это телеграфом отстукивал? – сержант долго смеялся, и его пухлые щеки тряслись, как холодец.

Из Бологого Лешка уезжал с комфортом. Он был посажен, а вернее, положен в плацкартный вагон на среднюю полку, снабжен буханкой хлеба, десятком яиц и парой здоровенных соленых огурцов. Уже прощаясь с Лешкой, сержант сунул ему в кармашек куртки бумажный пакетик:

– Это тут… адрес мой. На всякий случай. Мало ли что… Брату передавай привет. А будешь матери писать, так уж… того: не шибко поминай меня лихом. Бывай здоров, парень.

Укладываясь спать, Лешка развернул пакетик. Химическим карандашом и не очень ровными буквами там действительно был записан адрес: «Отд. милиции ст. Бологое Окт. ж. д. С-нт Кононов Никанор Никанорович».

И еще там лежала красная тридцатирублевая бумажка. Лешка улыбнулся и крепко уснул на полке. Проспать он не боялся: поезд шел до конечной станции – заманчивого и уже близкого города Гродно.

Брата Лешка увидел еще из тамбура вагона. Посредине перрона стоял высокий блондин в безупречном офицерском кителе без погон, отутюженных галифе и начищенных до сияния тонких хромовых сапогах. В руке он держал армейскую защитную фуражку. Прохожие уважительно косились на три ряда орденских планок на груди молодого человека, а какой-то стриженый солдатик на всякий случай козырнул ему.

Это и был Дмитрий Вершинин. Быстрым шагом он догнал Лешкин вагон и подхватил брата на руки вместе с чемоданчиком. Через минуту они сидели в привокзальном скверике, и Лешка уплетал бутерброд со свиной тушенкой. Дмитрий извлек его из заднего кармана галифе.

– Дожевывай, и пойдем на телеграф, – сказал старший брат. – Мать бомбардирует телеграммами с того самого момента, когда ты лихо стартовал в свой межконтинентальный вояж. Диву даюсь, как она разрыв сердца не получила за эти дни. Нашелся на ее голову новоявленный Миклухо-Маклай.

Лешка поперхнулся тушенкой.

– Я же слал телеграммы с каждой станции, что еду нормально.

– Разумеется. Всемирно известный путешественник Вершинин снисходительно извещает родных и близких об этапах своего блистательного передвижения из Азии в Европу. Они полны признательности за его чуткость и пунктуальность. А также просят фундаментально выпороть путешественника по прибытии его в назначенную точку земного шара.

– Ненужные церемонии, – сказал Лешка.

Глаза брата смеялись, а его длинные сильные пальцы ласково теребили стриженую Лешкину макушку. Наконец Дмитрий сунул его голову себе под мышку и слегка хлопнул по тому самому месту. Тогда Лешка окончательно развеселился. Этот жест брата он помнил с младенческих времен и знал, что он свидетельствует об отличном настроении Мити.

Город Лешку обрадовал и удивил. Он был очень чистый и очень зеленый. На мостовой из квадратных, отполированных временем камней не было ни соринки. Паркетно блестел и плиточный тротуар. Сплошной аллеей уходили вдаль шеренги уже отцветающих каштанов. Такие деревья Лешка видел впервые и залюбовался их желто-белыми свечами.

Почти незаметно было разрушенных зданий, на которые он насмотрелся начиная от самой Москвы. Но вскоре Лешка понял почему: за пышной зеленью не видно было и самих домов. Только в конце улицы высоко в небо врезались несколько башен.

– А чего церкви… такие острые? – удивился Лешка.

– Гм… Такова уж архитектура католических храмов. Это костелы. Справа – называется Фарный, а вон тот – Бернардинский. Там сейчас женский монастырь.

– Чего?! – усомнился Лешка. – И монашки есть?

– Есть немного, – улыбнулся Дмитрий. – Надеюсь, скоро исчезнут.

– А куда они денутся?

– Наверно, в Ватикан отправятся, к папе римскому. Чего им здесь делать? А пока мой тебе совет – не закрывай рот, раз уж открыл. Потому что изумляться придется еще и еще. Во всяком случае, в первый день. Это тебе не наш сибирский городок.

• Предыдущая
• 14/83
• Следующая