Вторжение в частную жизнь - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/16
• Следующая

В конце ноября я был избит двумя неизвестными в подъезде собственного дома. Не знаю, связано ли это нападение с Короленко, но судя по тому, что у меня ничего не пропало, я заключаю, что да. Тем более что на следующий день он позвонил мне и напомнил про долг. В милицию я не заявил, потому что парней не запомнил. Два дня я находился дома, сославшись на простуду.

Короленко я пообещал вернуть половину суммы к десятому декабря, после продажи ветчины, сделку на поставку которой я заключил с одной югославской фирмой.

После этого я попытался найти Соловьева через нашего общего знакомого. Встретившись со мной, он вещал сведения, очень огорчившие и насторожившие меня. Якобы история, произошедшая со мной, не единична. Соловьев последние два года не занимался коммерческой деятельностью, обанкротившись после какой-то махинации. Он напрямую связан с одной из бандитских группировок и, пользуясь хорошим прикрытием, выкачивает у дебиторов, вроде меня, большие деньги. Что за группировка, мой приятель не знает, но кажется, южная. Более того, в начале года в Калининском районе выстрелом в голову был убит один из предпринимателей. И якобы он тоже одалживал деньги Соловьеву.

Происшедший вчера угон моей машины я связываю с еще одним напоминанием Короленко. Однако я не звонил ему и ничего не спрашивал.

Являясь фактически единственным звеном между Соловьевым и Короленко, я опасаюсь за свою жизнь и пишу данное заявление на случай покушения. Куракин Виктор Михайлович». Далее постскриптумом шли адреса и телефоны упомянутых лиц.

Я поднял глаза. Анна внимательно смотрела на меня. Это и понятно – я имею незаурядную внешность.

– Ну как?

– Здесь плохо готовят кофе. А с письмом? Обычная мошенническая история.

Этот способ действительно распространен среди бандитов.

– Но его могли убить из-за этого?

– Откуда я знаю? Смотря что это за Соловьев. Все возможно. Сумма хоть и небольшая, но достаточная, чтобы из-за нее расстреляли не только Куракина, но и, извиняюсь, всю вашу «Аркаду». Шутка.

– Вы обратили внимание, того тоже в голову.

– Обратил. Непонятно другое. Имея подобную, довольно серьезную проблему, Куракин не пытался ни с кем ею поделиться. Я так понимаю, что ни вы, ни кто-то другой из вашей фирмочки не были в курсе этой истории.

– Мне Витя ничего не говорил, это точно. Он мог сказать только Олегу. Они были довольно близки. И если бы вопрос встал очень остро, Вите пришлось бы брать из денег фирмы и посвящать Олега.

– Да уж куда острее. Судя по письму, он рассчитывал на сделку с ветчиной, значит, должен был рассказать все компаньону. Кстати, утром я забыл спросить его фамилию.

– Никольский.

– Вы показывали ему письмо?

– Нет, когда я обнаружила это в компьютере, Олега не было. Он туда, к Вите уехал. Похороны, родители, сами понимаете.

– Да. Значит, эту бумагу, кроме вас, никто не видел?

– Никто.

Я свернул распечатку и спрятал ее в свою хлопчатобумажную пропитку.

– Ну а еще?

– Разве этого недостаточно?

– Это не очень вяжется с историей об угоне.

Анечка чувственно пожала плечами. Как будто я предложил ей нечто соблазнительное. К примеру, конфетку «Чупа-Чупс».

– Я не знаю.

– А зачем Витя возил контракт в машине?

– Он часто возил документы. Наверное, по привычке, чтоб все время под рукой.

– Еще кофе хочешь?

Вот так коварно, незаметно, можно сказать, с подходцами переходим на «ты». После следующей партии вопросов можно будет перебраться в высшую лигу.

Зараза, вопросы кончаются. Да ладно, Я сюда не за этим приехал.

Анечка положительно кивнула в ответ, поэтому я быстренько принес два бокала с «Мускатом».

– Меня, кстати, зовут Кирилл.

– А меня – Аня.

Познакомились. В непринужденной такой атмосферке. Аня сняла «велюровый кошмар». Ничего у нее бантик.

– Такое ощущение, что вы раздеваете меня взглядом.

Это она мне. Человеку, умеющему сдерживать любые порывы и эмоции. Железному, можно сказать, Ларину.

– Я вас уже раздел.

И всем в голову лезут всякие непотребные мысли. Во работка у милиции! Романтика. Бар, музыка, девочки… Когда на улицах беспредел и разгул. Разгул и беспредел. «Только пули свистят по мозгам…» Гоните такие мысли прочь. Во-первых, рабочий день у меня закончился в восемнадцать тридцать, во-вторых, девочка сама напросилась, и в-третьих, такие вот «стрелочки» бывают не чаще одного раза в пять лет. Основная работа – это огурцы в колясках.

– А чем, Анна, мы занимались до секретарской стези?

– Я гидом была в турфирме. Немного знаю английский. Потом фирма закрылась, я попыталась найти что-нибудь со знанием языка. Долго не удавалось. К Вите я случайно попала. Его возле ТЮЗа задели. Я имею в виду его машину. Он не виноват был, я все видела. Когда ГАИ приехала, я подтвердила. Там так разобрались, без протокола. Ребята отстегнули на ремонт, извинились. Гаишникам тоже лишняя работа ни к чему. Витя меня подвез, познакомились. Он как раз секретаря искал. Предложил…

В ход пошло зеленое «Мальборо». Анечку вывеска не смутила. Ментол отбивает запах колбасы, витающий в бистро.

– Жалко Витю. Он хороший человек… Страшно.

Только тут я заметил, что она плачет.

Не, я действительно дурак. Циник и дурак. Кофе, «Мускат». Она же сразу поняла. Сволочи вы, мужики. Одно на уме. «Чупа-Чупс».

– Мне надо идти. Если я найду еще что-нибудь, позвоню.

Она затушила окурок о торец стола и бросила в угол.

– Тебя проводить?

– Как хотите.

Намек понят. Вы, товарищ Ларин вторгаетесь в личную жизнь. О чем вас никто не просит. Дойдем сами, несмотря на гололед и на уличную преступность. Аня открыла сумочку, достала изящное зеркальце, поднесла к глазам и платочком вытерла слезы.

– До свидания.

– До встречи.

Она одернула черное пальто, подхватила шляпку и пошла к дверям. Я повертел бокал с «Мускатом», рассматривая его деревянным взглядом, затем перелил содержимое внутрь самого себя и тоже поднялся.

Анечка уже остановила белый «Скорпио». Напрашиваться в попутчики я не стал, отправившись в противоположном направлении, к метро. Теперь в мою сторону головами никто не крутил. Соглядатаев и коварных шпионов тоже не было. Я никому не интересен. Даже где-то обидно. Когда ты никому не интересен, пора уходить со сцены. Закон конкуренции и рынка, о котором мы мечтаем и грезим. Хотя, может, это и к лучшему, что неинтересен. Вот Куракин был интересен, поэтому теперь в морге, а я вроде неинтересен, зато иду, отражаюсь в витринах. Во, симпатяга какой. Так что, куда ни глянь – кругом Эйнштейн со своей теорией. Но все-таки где-то там, в квадратном корне собственного «я», что-то гложет и пытается выскочить наружу. Хочется интереса. И понимается это не разумом и здравой личиной, а чем-то, что и назвать не знаешь как.

Нет, к черту эту заумную философию. Интересно – не интересно… Смело шагайте верной дорогой, не обращая внимания ни на какие трещины на асфальте! Вы нормальный человек. Как все.

Информацию о долгах-разборках покойного Куракина я слил в убойную группу. Поделился по-братски. Теперь у них появится рабочая версия, над которой они, возможно, и будут корпеть.

Я же работал над жуткой историей о краже пальто из гардероба и вспоминал вечерние глазки Анечки. Такие вечерние-вечерние. Такой невидящий взгляд. Сквозь тебя, в пустоту. Глазки, глазки. «Мне надо идти. Если я узнаю, то…»

Я скомкал испорченный лист и полез за новым. Лист, как оказалось, был последним, придется идти клянчить у соседа за стенкой. Нас тут трое.

Евгений снова был трезв. Он стоял в коридоре и что-то усиленно доказывал начальнику отдела. О, знакомые словечки… Вы, наверное, опять не то подумали. Никакого мата. Почти. Так, иногда, для связки. А словечки другие – «сводка», «информация», «выезжали».

Известный спор за право первой ночи. Кто первый должен передать информацию на телетайп о раскрытом преступлении – Главк или район? Завтра эту информацию прочитает высокое руководство и скажет: «Молодцы, ребята, отметим».

• Предыдущая
• 6/16
• Следующая