Трудно быть мачо - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/49
- Следующая
– Есть один вариант, – уклончиво ответил он, – не пропадем.
– Надо к Диме съездить… К нему пускают?
– В ИВС можно отвезти вещи, продукты, но поговорить не дадут.
– Дурачок… Что он натворил… Как там Игорь с Колей, не знаешь?
Речь шла о раненых продавцах.
– Нормально, – соврал Вячеслав Андреевич, – ожоги не глубокие.
– Слава Богу… Что ему будет?
– От восьми до двадцати… Покушение на убийство.
– Он меня хотел убить, да? Он ведь предупреждал…
– Вот за это и получит. Можно всегда договориться по-людски. Не переживай, малыш. Ты ни в чем не виновата. Сотни людей разводятся… Думаешь, лучше мучится всю жизнь? Только потому, что есть штамп в паспорте и чувство жалости к номинальному супругу?
– Наверное, нет.
– Вот именно.
Юля сняла перчатки, выключила воду.
– Надо все равно к нему съездить.
– Съезди…
– И адвоката найти.
«Хоть трех, – подумал про себя Чернаков, – адвокат ему теперь нужен только передачки носить».
Около полуночи ему на мобильник позвонила Ирина. Голос был спокоен.
– У вас есть где жить?
– Нет… Пока нет.
– Завтра Вера улетает в Египет. На три недели. Новый год встречать. Просит присмотреть за квартирой.
Вера была лучшей подругой Чернаковской жены.
– Можете пока пожить у нее. Я договорюсь.
– Спасибо… Я прикину.
Чернаков лег на диване, Юля на кровати за шкафом. Так предложил он. Она не возражала. На другой квартире они, конечно же, легли бы вместе.
Но заснуть, несмотря на чертовскую усталость, он опять не смог.
«И чем ты лучше того мужика, зарезавшего мужа своей любовницы?»
Глупости! Ты никого не убивал и не резал, никого не трогал. Ты не строил интриг и козней. Как вышло, так вышло…
И что, теперь все сломать? Освободить муженька, который возьмет и на самом деле взорвет Юлю. Или застрелит. Или еще что-нибудь придумает… Нет уж, пусть лучше сидит. От греха подальше.
Но…
Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Дима никого не взрывал, и ты знаешь об этом. Только ты знаешь. Диме никто не поверит. Тебе могут.
Но это же бред! Вытаскивать из ямы своего соперника, вместо того, чтобы добить или спокойно подождать, пока добьют другие. Просто не вмешиваться. И никто, никто тебя не осудит.
Но…
Банально, но факт – на чужом горе счастья не построишь. Если, конечно, ты нормальный человек… А не только считаешь себя таковым.
А как Юля отреагирует, если Диму выпустят? Женщины, в большинстве своем непредсказуемы. Вон та же Ирина. Хоть бы ради приличия истерику закатила. Или на худой конец упрекнула. А она жилье предлагает. Так и Юля. Увидит супруга на свободе, и опять жалость взыграет. Снова раздумья начнутся. Извини, Слава, я тебя люблю, но Диму не брошу. Фотографию то со стены не убрала. И портрет карандашный.
Вячеславу Андреевичу же обратной дороги нет, он уже чемоданчик забрал. И с чем он в итоге останется?
Да, в жизни есть не только треугольники, но развилки. Налево пойти не можешь, а направо – страшно. Вот и выбирай. (Помощь зала, звонок другу, пятьдесят на пятьдесят. Не прокатит. Здесь игра не на деньги, хотя от миллиона не отказался бы).
Чернаков поднялся с дивана, сходил в прихожую, достал из пальто сигареты. Сел на кухне, закурил.
За стенкой ругались соседи. Видимо, муж с женой. Видимо, научные работники. Кажется, речь шла о теории Дарвина. («Сам ты обезьяна!») Никто не хотел уступать. В ход пошли мат и посуда. Угрозы уйти к маме… Хорошо им.
Что, что делать?…
Может, для начала напиться? А когда полегчает – принять единственно правильное решение.
Честный семьянин Лутошин рожал на компьютере секретный план оперативно-розыскных мероприятий по очередному разбойному нападению на владелицу машины. Вернее, он просто вставлял в старый план новую фамилию потерпевшей. Компьютерные технологии позволяли сделать это быстро и грамотно, что заметно облегчало работу.
Когда-то сотрудники использовали технический процесс не по назначению, иногда целыми днями убивая монстров на экране или раскладывая пасьянсы. Бдительному руководству пришлось ввести должность инженера, в чью обязанность входило еженедельно стирать все игры со служебных компьютеров. Но инженеру ставили пузырь и спокойно рубились дальше. Правда, вскоре игрушки приелись.
Чернаков прервал Романа Романовича на начальственном слове «СОГЛАСЕН». В Главк он прошел без пропуска, постовой на вахте узнал его в лицо и пропустил, не спрашивая документов.
– Ба! Гражданин начальник! – Лутошин по привычке свернул картинку на мониторе, – проходи! Ждем с нетерпением.
Чернаков снял пальто и пристроил на рогатую стойку. Час назад он позвонил бывшему коллеге и пообещал привезти спонсорскую помощь и рассказать о новогодних скидках.
– Завсегда готовы принять, – ответил Роман Романович, – приезжайте.
Вячеслав Андреевич достал из пакета пару бутылок армянского коньяка, пакет сока, лимончик и несколько крупных мандаринов. В ответ Лутошин поставил на стол две мензурки с изображением раздевавшихся девушек. В сервизе было шесть мензурок, на первой девушка в шубке, на последней – в чем мамка родила. На остальных – промежуточные стадии обнажения. Бесплатный стриптиз в довесок к алкоголю. Очень удобно. Made in China.
– А народ где?
– Народ в полях! Страда. Одному мне не до страданий.
Распечатали коньяк, разлили, сдвинули.
– С наступающим!
Выпили.
– Короче, – Чернаков поставил мензурку, – говорят, ты по нашему взрыву трудишься.
– Не хотел, но подсунули… Да не повезло тебе, Слава с любовницей. Не мог, что ли со спокойным мужем найти?
– Какой был. Как он, в расколе?
– Пока нет… Но с ним я еще не работал. А комитетчики, сам знаешь, в шпионских играх сильны, а колоть не мастера… Ничего, к вечеру «поплывет». Постараюсь.
– Ты не очень старайся…
– Почему?
Чернаков рассказал почему. По возможности доходчиво.
– Давай, наливай, – чуть помолчав, предложил Лутошин.
– Мне хватит. Я сока. За рулем.
Роман Романович поднял «девушку без шубки».
– За взаимопонимание…
Выпив и закусив мандарином, еще немного помолчал, потом посмотрел в глаза бывшему начальнику.
– То есть ты хочешь сказать, что это «глухарь»?
– Пока «глухарь».
– Не сова, не утка, а именно «глухарь», да? Ха-ха-ха!..
Коньяк уже начал оказывать свое тлетворное влияние на мозг старшего оперуполномоченного.
– Ну, допустим, в семь часов он был в отключке. А в пол восьмого? – посмеявшись, спросил он.
– Думаю, там же. Ты можешь протрезветь за пол часа? Или даже за час. И не просто протрезветь, а еще и сесть за руль, доехать до магазина и установить заряд.
– Если очень надо, протрезвею. И что характерно – трезвел! Хочешь, проведем следственный эксперимент. Но за твой счет. Ради правды готов. Хоть сейчас.
Не дожидаясь ответа, Роман Романович в третий раз наполнил «девушку»
армянским напитком.
– Будь здоров… Ну, хорошо, хорошо… Пусть это не он. Предположим с большой натяжкой. И кому нужен такой маскарад?
Чернаков объяснил.
– Не слишком ли мудрено, Слава? Вот ты бы сам года полтора назад в такое поверил?
«Да, наверное, не поверил бы… Потому что смотрел бы на ситуацию с несколько иной позиции…»
– Какая разница? Я сейчас верю.
– Ладно, – Лутошин поднялся, уронив стул, – мне то все равно, ты знаешь. Как начальство скажет, так и сделаю. Посиди пока.
Роман Романович исчез из кабинета.
«Лукавишь, Рома, лукавишь. Не все равно, совсем не все. Это ж раскрывать придется, план сочинять, справки собирать… И, главное, зачем? Ежели в камере сидит реальный подозреваемый, который к вечеру напишет чистосердечное признание. Не напишет? Напишет, напишет. Уговорят, уломают. А если и не напишет – не беда. Улик хватит, чтобы по „непризнанке“ упаковать. Больше получит. Поэтому и к начальству без меня побежал…»
- Предыдущая
- 38/49
- Следующая