Целую, Ларин - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/13
• Следующая

Шеф появился как всегда неожиданно.

– Ты где утром был?

– Да вот тут такое дело…

– По ножевому «робот» можно сделать?

– Вряд ли, Степа примет не помнит.

– Все равно сделай. Сейчас эксперты в больницу ездят, Закажи.

Шеф вышел.

Я, конечно, закажу, был бы толк. Наши фотороботы как желуди – все на одно лицо, попробуй, по такому опознай кого.

Я сел за стол, достал материал по ножевому ранению, нашел домашний телефон Степы и набрал номер. Степа жил в одной квартире с матерью и отцом. Вот с кем-нибудь из них я и хотел переговорить.

Мать оказалась дома.

– Слушаю.

– Моя фамилия Ларин. Это из милиции. По поводу Степы.

– Да, да, я слушаю.

– Вы виделись с ним в больнице?

– Да, сегодня была.

– Вы, пожалуйста, не удивляйтесь моим вопросам – дело такое. Он вам случайно ее сказал, кто его порезал. Знаете, часто бывает, что милиции правду боятся сказать, а родным говорят.

– Да, понимаю… Он, вообще-то, скрытный парень, мы с отцом не очень-то с ним общаемся в последнее время. Нет, не говорил. Я его просила, если что знаешь, Степушка, скажи следствию-то. Сволочей этих поймать надо. Ты ж инвалидом остался. А он – ладно, ладно. Я толком-то и сама не знаю, что там в ларьке случилось.

– Понятненько. Еще вопросик. Накануне он никуда из дома не звонил? Может стрелочку забивал?

– Да он часто звонит. А тогда… Да, кажется, звонил. Я не знаю кому, но время назначал. Три часа. Я с кухни слышала. Еще удивилась. Он же в три в ларьке сидит. Но я не переспрашивала. И так у нас сейчас отношения натянутые, я в его дела даже и не лезу.

– Тургенев? «Отцы и дети»?

– Да, наверно.

– Хорошо, извините за беспокойство. Если я что-нибудь узнаю, то перезвоню.

Я повесил трубку. Кругом Тургенев. Переходный возраст, справимся сами. И не учите нас жить, товарищи предки. Мы уже большие, грамотные. А попадутся на чем-нибудь – ой, мамочки-папочки, выручайте, мы же ваши, кровные…

Когда я бываю в нашем ИВС, то постоянно вижу у входа женщин. В основном, матерей задержанных преступников. Они часами дежурят возле дверей ради того, чтобы хоть на мгновение увидеть свое чадо, которое привезут из тюрьмы в ИВС для каких-нибудь следственных действий. На дистанции в полметра, от машины до входа, единственное, что можно успеть, – так это крикнуть: «Сынок!» и махнуть рукой. Я, конечно, понимаю этих женщин. Дети есть дети, какими бы они ни были. Только не знаю, понимают ли это сами дети…

Но я заболтался. Пора в бой. На контакт. Займемся сращиванием правоохранительных органов с уголовно-преступ-ным элементом. Это сейчас очень модно и актуально. Вперед.

«Только здесь вы сможете полностью реализовать свои возможности! Компания „Альянс“, – гласил рассматриваемый мною рекламный плакат. Все бы ничего, но висел плакат на стене общественного туалета, поэтому возникала неясность, где именно возможно реализовать свои возможности – в туалете или в „Альянсе“. А туалет располагался рядом с рынком, прямо за оградой. Тут же, за оградой, валялись ящики, на которых восседали я и коза-ностра Снегирев.

Музыкальный фон для нашей беседы создавала Алена Апина, одна моя хорошая знакомая. Шучу. Бодрые гимны про Леху и «девок, у которых было» доносились из рыночной шашлычной. Сращивание с бандитскими структурами проходило с трудом и куда медленнее, чем я бы хотел.

– Паша, я же не прошу тебя нелегально переправить машину автоматов через Ирако-Иранскую границу. Для тебя и твоих головорезов мою просьбу выполнить раз плюнуть. А мне неделю возиться придется, и все равно так ничего и не узнаю.

– Почему?

– Как почему? Ну, ты даешь! Кто я такой? Представитель карающих органов, и абсолютно неизвестно, к чему я задаю такие вопросы. А поэтому лучше промолчать или сказать: «Не знаю». А кто такой ты? Представитель… хм, не будем уточнять. Поэтому, если ты или твои ребятки зададут тот же вопрос, тебе ответят без всяких там промедлений и, притом, искренне. Потому что тоже не знают, что у вас на уме. Логика ясна?

Паша пожал плечами.

– Да я не о том. Зачем вам это надо?

– Мне, Паша, это не надо. Мне, честно говоря, уже ничего не надо. Информация у вас верная, мне дня три, от силы четыре, осталось. Не до смерти, разумеется, а до светлого мига прощания с рабоче-крестьянской. А вот тебе это надо. Потому что вы хоть ребята и резвые, но лишних заморочек не хотите. Ни с местными властями, ни с заезжими бандитами. Почему хозяева тех ограбленных саратовцами ларьков в ментуру не обращались? Да потому, что вы им не разрешили, если это можно так назвать. Но почему? Раз – грабеж, два – грабеж, потом – ножевое, а следом – убийство. Кое-кому это уже начинает надоедать. Местным властям тем же. А раз так, рыночек и ларечки вокруг надлежит немедленно прикрыть во избежание подобных безобразий. Ну, или как минимум усилить милицейскую охрану, что для вас тоже нежелательно. Тяжелее будет реализовывать свои возможности и удовлетворять потребности. Плакатик для чего написали? Чтобы его читали. Вот и врубайся потихоньку в смысл написанного.

Паша ничего не ответил, а лишь продолжал ковырять землю носиком своего итальянского ботинка. Затем он наконец снял свои темные-темные очки и произнес:

– Хорошо, давайте… Я попробую. Если что – позвоню.

– Я жду звонка сегодня. Вечером. – Я протянул Снегиреву фотографию.

Он сунул се в нагрудный карман черного пиджака и пошел обратно на рынок. Нет, что ни говори, а черный цвет мне не нравится. Мрачный какой-то.

Так. Будем считать, что заключили договор о творческом сотрудничестве. Остается ждать результатов. Но на тот случай, если вы не догадались – я отдал Паше фотографию Юрия Сергеевича, вернее, ее ксерокопию, которую я снял с «несгибайки», изъятой в долг в паспортном столе нашего отделения. Юрий Сергеевич имеет честь жить и работать на территории именно нашего отделения, чем должен втайне гордиться. А Пашины вышибалы, я думаю, быстренько сыщут, кто еще из ларечников продавал ему золото.

В отделении, как ни странно, по мне не скучали. Потому что всем было не до меня. Все были заняты делами. Большими и маленькими, серьезными и не очень, уголовными и административными. Женька Филиппов вместе с командой из РУОП занимался освобождением заложника, точнее, заложницы.

Освобождение прошло удачно, потому как никакого похищения собственно и не было. Какая-то крошка, поругавшись с предками, попросила своего мальчика объявить им по телефону, что она похищена террористами и необходимо внести за нее выкуп в энную сумму. Но предки оказались умнее – они не стали класть трубку на рычаг, а с телефона соседей, через АТС, вычислили номер звонившего. Потом, ясное дело, пришли к нам. Женечка, дежуривший сегодня, на всякий случай позвонил в РУОП, а уже РУОП в свою очередь – вернее, их ударный механизм, СОБР – при задержании своротил террористу-затейнику челюсть. И правильно. Нечего шутки шутить, могли бы и на тот свет без сопроводи-ловки отправить.

Я, прослушав эту террористическую историю, вышел из дежурки.

– Ларин! – остановил меня окрик в коридоре.

– А, Игорек, привет! Ну и видуха у тебя, прямо солдат-коммандо. Ты тоже по заложнице приехал?

– Ага. Что ты такой замученный? Проблемы?

– Да, ерунда. Увольняюсь. По собственному.

– Что так?

– Надоело. Зайдешь ко мне? Время есть?

– Можно.

– Ты и спишь в бронежилете? – спросил я, когда мы зашли в мой кабинет. – Жена как, не возмущается?

– А я развелся. Ну, если точнее… Сама ушла. Я, пожалуй, сниму это железо. Жарковато у тебя.

– Валяй.

Игорь с треском стал отдирать липучки бронежилета. Я знал Игоря по милицейским курсам, которые мы вместе кончали. Потом я попал в отделение, а он – в РУОП. Иногда наши пути пересекались, как сегодня, например.

– Что новенького в отечественной оргпреступности? – поинтересовался я.

– В отечественной оргпреступности наблюдается усиление группировок, основанных по территориально-национальному признаку. Чеченцы, дагестанцы, татары. Есть оперативная информация, что в ближайшее время появится группировка народов Крайнего севера. В качестве оружия преимущественно используют помповые гарпуны.

• Предыдущая
• 7/13
• Следующая