В человеческих джунглях - Кин Дей - Страница 22

• Предыдущая
• 22/33
• Следующая

– Да.

– А что, он хороший адвокат?

– Лучший.

– Тем лучше. – Ольга вынула несколько писем из своей сумки. – Вот что пришло на твое имя сегодня утром. Георгу пришлось пойти за ними к ящику в конце дороги, пока я приготавливала тебе еду.

Латур посмотрел на содержимое трех конвертов. В первом он нашел напоминание о последнем взносе за телевизор. Во втором было аналогичное напоминание от фирмы, в которой он купил холодильник.

В третьем было объявление небольшого общества кредита, которое открылось во Френч Байу, Он боялся спросить у Ольги, сколько у нее осталось денег на текущие расходы. И еще новая проблема ждала решения... Может быть, ему удастся занять у Джона несколько сотен...

– А что ты думаешь об утреннем судебном заседании?

Ольга покачала головой.

– Это было отвратительно... В особенности тогда, когда этот человек читал про то, что эта девушка говорила про тебя, про твои действия.

– Я очень сожалею, что ты была вынуждена присутствовать в зале.

Ольга честно призналась:

– Мне стыдно было находиться там.

– Но это сделал не я. Верь мне, моя дорогая.

Лишенным выражения голосом Ольга произнесла:

– Это то, что ты мне сказал перед тем, как началось судебное разбирательство. Но если ты невиновен, почему они держат тебя здесь?

– Потому что нужно, чтобы суд разобрался во всем этом.

– В том, что ты убил этого старика и сделал то, о чем говорила эта девица?

– Да.

– Но ты не делал этого?

– Нет.

– Тогда, если мистер Шварт хороший адвокат, почему же он не встал и не заявил, что это сделал не ты?

Латур постарался разъяснить ей.

– Он это сделал. Это как раз означает выражение «считаю себя невиновным».

Ольга пристально посмотрела на него.

– Три слова, это не слишком-то много. Когда этот человек читал то, что написала эта девица, почему ты не встал и не закричал: «Это ложь, я невиновен. Я никогда не убивал этого человека, и я не насиловал его жену!»

– Потому что Джон считал, что это будет неуместно.

Ольга продолжала рассматривать его.

– У тебя нет ничего такого, чего бы ты мог стыдиться?

– Я клянусь тебе.

– И эти другие девушки, о которых много говорили в публике? Эти трое, которые также были изнасилованы, как и миссис Лакоста?

– Я абсолютно ничего не знаю о них.

– Ты не имел с ними сношения?

Латур потерял терпение.

– Ну, конечно же, нет! Ты что!

– Ты также клянешься в этом?

– Я клянусь тебе.

С простым славянским практичным умом, не стесняясь присутствия Ла Ронда, Ольга спросила:

– Тогда, если ты не ходил удовлетворять свои желания в другие места, почему ты не обладал мною чаще? Ты молод и ты силен. Я часто замечала, что ты сгораешь от желания, но когда я спрашивала тебя, не хочешь ли ты чего-нибудь перед сном, ты почти всегда отвечал мне отказом.

Латуру было очень неловко, что Ольга затрагивала такие интимные подробности их жизни перед Ла Рондом. Что он мог сказать на это? Что он слишком горд, чтобы воспользоваться предложением, данным против воли? Что каждый раз, когда он близок с ней, ему казалось, что она презирает его, потому что он считал, что потерял права на нее после того, как обманул ее с богатством?

Он ответил:

– Это трудно объяснить.

– Это, может быть, трудно для тебя.

Ольга говорила с отрешенным видом, не сводя с него глаз.

– Но не для меня. Я дала обещание. Я когда-нибудь отказывала тебе?

– Нет.

– Я вчера вечером отказывалась?

Будь проклят этот Ла Ронд, – подумал Латур. Его отношения с Ольгой? Его отношения с Ольгой были, может быть, основным вопросом их совместной жизни. Может быть, все будет хорошо, если он останется в живых.

– Нет, – тихо ответил он. – Нет, ты не отказывалась, и это было чудесно. Одна из самых замечательных минут, которые я когда-либо пережил.

Одно мгновение ему показалось, что Ольга заплачет, но она, плохо или хорошо, сумела взять себя в руки.

– Тогда почему ты мне этого не сказал? Почему ты не сказал мне, что любишь меня? Это было бы лишь началом. Мы могли бы продолжить это в течение долгих часов, как в начале нашего замужества. Почему ты покинул меня в два часа ночи, чтобы одеться? Георг сказал мне, что для этого может быть лишь одна причина.

– Оставь твоего брата вне этого.

– Это мой брат.

– Хорошо, так что же он сказал?

– Что ты меня не любишь. Что ты так же равнодушен в своих чувствах, как и с виду. Что я для тебя вроде домашней утвари, которой при случае пользуются, но что ты предпочитаешь любых других женщин.

Латур схватился за прутья решетки и с такой силой, что пальцы его побелели.

– Это неправда! Ты должна мне верить, любовь моя!

Эти слова странно прозвучали на губах Латура и он вдруг понял, что уже почти два года, даже в моменты самые интимные, он не употреблял нежных слов, что он не назвал свою жену, иначе, как Ольгой.

Ла Ронд посмотрел на часы.

– Вот и все. Визит окончен, миссис Латур.

Молодая светловолосая женщина больше не могла сдержаться. Ее синие глаза наполнились слезами. В голосе ее слышалось рыдание.

– Теперь ты называешь меня своей любовью. Теперь, когда нас разделяет решетка.

Потом, привычная к послушанию авторитетным лицам, она повернулась и последовала за Ла Рондом по коридору тюрьмы.

Не выпуская из рук решетку, Латур следил за ней взглядом до тех пор, пока не потерял ее из виду. Он заметил, что она немного хромала. Если Ольга говорила серьезно, а она всегда говорила то, что думала, он сам погубил два года своей жизни.

Действительно, он был еще более глуп, чем Джек Лакоста.

День приближался к вечеру, и тюрьма наполнилась. Ольга больше не приходила с обедом, и ему пришлось довольствоваться тюремной пищей, которую он с трудом проглотил, запивая жидким кофе.

Было почти восемь часов, и сверкающая ночь Дельты накинула свой черный влажный покров на тюрьму. Слабые лампочки, горящие в тюрьме всю ночь, были уже включены, когда Вил Даркос подошел к камере Латура и открыл дверь.

– К тебе пришел адвокат, Энди.

Человек закона извинился.

– Я очень огорчен, Энди, но сегодня был ужасный день. Кроме приготовления к твоей защите, я был еще занят восемью контрактами нефтяников. Каждые пять минут моя секретарша или один из моих блестящих помощников были вынуждены выталкивать какого-нибудь журналиста или репортера радио или телевидения, которые настаивали на получении информации от твоего адвоката.

– Ты хочешь сказать, любой информации?

– Хотя бы так. Хочешь, чтобы я говорил откровенно?

– Конечно.

Адвокат провел ладонью по складке своих безукоризненных брюк белого двухсотдолларового костюма и ответил:

– Дела у нас идут не блестяще. Люди начинают скапливаться по углам, барам и кабакам и говорить о том, что нужно самим свершить правосудие. Так как ты помощник шерифа и происходишь из одной из самых старых фамилий в стране, они подозревают, что с тобой могут произвести какую-то махинацию...

– Ты отлично знаешь, что это не так.

Шварт пожал плечами.

– Мы оба это знаем, но остальные? Не забывай, что в основе это все рабочие, которые не блещут образованностью. К тому же, должен сказать, интервью, почти насильно взятое с больничной койки у миссис Лакоста и переданное по радио, не улучшили дело.

– Что? Что сказала Рита?

Шварт закурил сигарету и предложил пачку Латуру.

– Чего она только не говорила. Естественно, что я не могу доказать это, но у меня твердая уверенность в том, что репортер, который ее интервьюировал, сунул ей под подушку пакет с деньгами для того, чтобы эта история, которую она рассказала, была достаточно скабрезна и изобиловала подробностями.

Латур прикурил сигарету от сигары адвоката. Шварт пожал плечами и продолжал:

– Проклятие заключается в том, что ее история, в большинстве деталей, является повторением того, что произошло с теми тремя изнасилованными девушками в течение последних двух лет. Что заставляет думать, что когда мы дойдем до судебного разбирательства, у нас на шее могут оказаться все эти четырех дела!

• Предыдущая
• 22/33
• Следующая